Паллиатив

Вчера Лана призналась нам, что никогда не верила в своё существование, что мы — всего лишь плод воображения, а порезы на ее ногах оставляет сам Дьявол. «Нет, — сказали мы, глюки Ланы, — это оставил тебе Бог в прошлое воскресенье. Ты же помнишь, что он приходит только по воскресеньям?». Лана не помнила, но сквозь светлые джинсы просачивалась кровь и уже не важно, кто из нас оставил эти шрамы, — они были настоящими и ужасно болели. Лана сказала, что я больше всех похожа на Бога: только у него могут быть такие тонкие запястья. У Ланы всё было, кроме счастливого прошлого и реального настоящего. У Ланы были мы, у нас была Лана. А то, что один из нас Бог, а другой Дьявол, было известно всем, кроме неё. Мы умели лить воду, лить для количества и сверх меры, лить потому, что в жизни Ланы действительно не хватало океана, но не слишком глубокого — никто из нас не умел плавать, а некоторые не побрезговали бы возможностью утопиться в чужих слезах. Лана путает «одеть-надеть», Лана забывает, какой сезон года был вчера и не понимает, какой же сегодня, Лана путается в днях недели, числах, эпохах, Лана путается в себе, она даже иногда путает нас, не замечая этого. Лана боится снова стать маленькой и попасть под тяжелую руку отца, Лана боится стать взрослой и столкнуться с несправедливыми обвинениями и недопонимаем. Как-то Дьявол сказал, что завидует мне (как Богу) и сочувствует (как человеку). А я думаю, что все мы Лана. Бог во мне говорит, что я в комнате один и должен перестать звать призраков прошлого. И меня тоже нет. Есть только Бог. И его личный Дьявол.