абсент и эмбиэнт

Сильный ветер смахивает снежинки с каштановых волос Чонина, растрепывая их окончательно. Ему не верится, что уже середина весны, а погода делает мимолетный рывок в сторону лета, но который раз неизменно сбрасывает параметры, оставляя деревья голыми и серыми стоять и трястись от холодных порывов. Точно так же Чонин трясся от гребаного холода, пытаясь согреться не по погоде надетой кожанкой. У него в мыслях крутятся воспоминания прошедшего на днях разговора с Бэкхеном. Тот говорил, что больше не хочет начинать никаких отношений пока не перестанет начинать их с совместных трипов. «Сначала вы греете себя воспоминаниями об эфемерных деталях первой вашей «настоящей» встречи, а потом уже отчаянно цепляетесь за них, потому что неизменно вернулись в те плоскости, в которых ваши души перестают соприкасаться»... - Не найдется зажигалка? – голос сзади не дал завершить круг словосочетаний. Чонин протягивает свой зиппер, мимолетом заглядывая в глаза незнакомца. Кажется, он уже видел этого парня здесь и не раз. В отличие от Чонина он одет в пуховик. На его шее висит фотоаппарат. - Ты фотограф? – поднимая брови, спрашивает Ким. - Не совсем. У меня просто есть зеркалка и Сухо попросил сегодня по-фоткать концерт, потому что их фотограф слился. Слушай, а сигарет не подкинешь? – парень поправляет свои светлые запутавшиеся волосы. Чонин протягивает ему две штуки – и у него самого остается две. Тот засовывает их в пустую пачку парламента, говоря очень добродушное «спасибо». - Если что, меня зовут Сэхун. Могу и тебя запечатлеть в объектив, - улыбается он. - Я сейчас буду играть на барабанах, - отвечает Чонин. - Так ты музыкант? О, это так круто. Я, конечно, не спец, но, думаю, ты будешь очень живописно выглядеть. - Я не совсем музыкант. Всего лишь умею попадать в ритм, а сегодня открытый микрофон, - смущенно отвечает Чонин. Когда они возвращаются, в помещении пахнет ароматическими палочками, а верхний свет выключен – в зале остались лишь флуоресцентные лампы и свет от декоративных вывесок и ламп над баром. Фоном – ломанный и тягучий эмбиент, над которым колдовал Кенсу. Сцена была наполовину закрыта – все еще шел апгрейд пространства. Чонин плюхается в чилл к своей компании, краем глаза следя за Сэхуном, возящимся с фотоаппаратом в вип-зоне. - Эй, тут алкоголь нельзя, - слишком громко возмущается Чанель, но его глаза уже блестят. Бэкхен шикает на него, продолжая подливать абсент в чашку из-под чая. Зеленая жидкость ядовито поблескивает в полумраке. Она быстро оказывается в руках Чонина и тот делает пару жгучих глотков. Абсент отдает запахом конопли. - То самое? – улыбаясь, тянет Чонин. Бэкхен в ответ лишь загадочно улыбается. Чанель обнюхивает протянутое ему содержимое; все же молча отпивает. Через пару минут Бэкхен толкает в бок Чонина, мол, come on, установка тебя ждет. Чонин, только встав, чувствует, как неадекватность слегка расползлась по конечностям, затуманив пространство. Все вокруг приобрело магический оттенок, и Чонин про себя думает о том, как он это все любит. За барабанами в таком маленьком пространстве не очень удобно, но тут без вариантов. Чонин медленно вступает, размазывая удары для настройки. Через время из колонок в зал начинает выливаться дарк-джаз, а Кенсу оккупирует микрофон с разорванными эхом предложениями, продолжая миксовать шелестящий фон, граничащий с космическим: - Вчера у меня случился сон. Там я видел море в рассветных лучах. Это была моя давняя зимняя мечта. Она воплотилась волнами моего разума… - по его лицу бегают тихие линии проектора и звук медленной скрипки. – А потом я кинул в воду что-то… атомную бомбу. Она снесла половину берега и оторвала кусок меня. Я шел по обугленной земле дальше как ни в чем ни бывало, пока не проснулся. Сейчас каждый примерил меня на себя. Возможно, ты видел такие сны или фантазии. Я не прошу прощения за вторжение в твое пространство. Ты был замечательным собеседником, мой невидимый друг. Чонин вошел в транс почти мгновенно. У него на глаза наворачивались слезы, и он сдерживался как мог. Он был не настолько пьян, чтобы очутиться в другом месте хотя бы на секунду, но он полюбил эти слова и полюбил палочки в своих руках. Ребята импровизировали еще около часа, а после пришел новый состав с новыми инструментами и новым настроением – не менее тягучим и глухим, пока весь зал не разошелся, и время ушло вместе с ними в новый день. В зале за столиком в центре остались лишь Сухо – администратор, Бэкхен, игравший на трубе, Сэхун, Кенсу и почти литр терпкого абсента, полнящего пространство намеками. Все молчали, но для каждого было очевидно, что думают они об одном и том же: о том, как хорошо прошел вечер и классно сейчас будет наслаждаться алкоголем. Чонин сразу взял поющую чашу, а Сэхун тихо постукивал по шаманскому бубну. Кенсу протянул микрофон для записи и скомпилировал очередной замечательный ломанный эмбиент для фона, который переливался по кругу с разной скоростью, то обволакивая, то заполняя пространство. - Здесь же раньше был гадюшный стрип-клуб, насколько я помню, - нарушает «тишину» Бэкхен. Он уже совсем пьян. - Ага, - отвечает Сухо. – Лавочку прикрыли, а атмосфера так и не выветрилась. - Но вы все же удачно наполняете пространство своим новым настроением, - говорит Бэкхен. – Ты там сможешь с хозяином поговорить? Хочу у вас бар арендовать. - Обсудим завтра, окей? Глаза Сэхуна и Сухо отражали черный свет, находящийся на полу, от того демонически светились – карие радужки стали сверхъестественно голубыми. Помещение все больше заполнялось запахом благовоний. Бэкхен спрашивает, можно ли здесь покурить и Сухо ведет его за сцену. Чонин и Сэхун присоединяются. Они преодолевают целый квест, врезаясь в невидимый стол. За шторами оказывается целый полузеркальный лабиринт, где можно разыграть театральную сцену хоть сейчас. Помещение – более чем странное. Оно захламлено разной атрибутикой, тянется лабиринтами и маленькими лестницами во все стороны, а стена из окон открывает очень классную панораму. Сэхун делает несколько фотографий. Пока они курят, Чонин замечает на себе его слишком загадочный взгляд. Они, вообще, стоят очень близко напротив друг друга в этом узком коридоре; почти касаются коленями. Ким отпускает не менее загадочный взгляд в сторону Сэхуна, пока Сухо рассказывает какую-то историю, чтобы все посмеялись и через пять минут уже не помнили, о чем он говорил. - Ты часто тут бываешь? – тихо спрашивает Сэхун, когда они уже в зале залипают в чилл-зоне на подушках у батареи. У него в руках полная чашка абсента. Чонин решил больше не пить, потому что понимал, что еще немного и вырубится от усталости. - Будто в первый раз, а ты? - Не помню, - смеется Сэхун. – Может быть, я уже здесь целую вечность нахожусь. Все вечера как продолжения друг друга. Чонин пристально разглядывает лицо Сэхуна. Он предлагает ему разведать получше обстановку за сценой. Сухо и Бэкхен о чем-то молчали, а, может, уже спали или медитировали внутри себя. Вдвоем они пробираются за шторы, резко оказываясь в другом мире, полном нуарного шарма. Там стоят стол и стул, стриптизные шесты, слегка покалеченное пианино. Сэхун пробегает пальцами по нему, и они идут дальше, сталкиваясь с отражениями своих теней. За сценой они видят всякий строй-материал, мебель; находят еще одну комнату. На столах – стулья и куча всякой карнавальной атрибутики. Чонин примеряет маску с большими перьями, а Сэхун просит его остаться вот так для фотографии. Окно сочится фонарным и лунным светом. Когда они возвращаются на сцену, Сэхун садится за пианино и начинает наигрывать мелодичную импровизацию в минорных тонах. Чонин устраивается на стуле у шеста, стараясь не думать, кто на нем вообще мог сидеть до него и погружается в отчаянный транс. В какой-то нескорый момент Чонин касается руки Сэхуна, они перемещаются в центр сцены и начинают обниматься, а Чонин говорит, что всегда хотел попробовать участвовать в пьесе. Между ними мелькает неадекватный поцелуй. - Ты уже это делаешь, - говорит Сэхун. Несмотря ни на что все становится слегка неловким: то ли в Чонине просыпается протест на сказанное Сэхуном, то ли он начинает трезветь и понимать, что целуется в слишком интимной обстановке с парнем, с которым знаком несколько часов. Он отталкивает мысли об абсурдности происходящего, лишь бы продолжать момент. За ним на столе что-то падает – там был стакан с, кажется, водой. Они тихо смеются и уходят снова в чилл-зону, устраиваясь друг напротив друга на каремате. Чонин долго думает, стоит ли ему сейчас обнять Сэхуна и насколько искренним будет жест. Он решает не портить чей-то сценарий, даже ощущая непонятное жжение в области груди. Его руки тянутся к упавшим на глаза Сэхуна прядям. Тот с не большей охотой обнимает его сам. В этот момент оба чувствуют, как что-то рухнуло – не между ними, а вокруг них. Они проваливаются в абстрактные сны, чтобы потом думать, что произошедшее не могло быть на самом деле.