В унисон

В душевые Алек почти вываливается из коридора, запнувшись за порог. Он насквозь мокрый от пота, своей и чужой крови, одежда вымазана зловонным черным ихором. Сердце колотится в горле, зашкаливающий адреналин не дает напряжению схлынуть. Дикая смесь счастья и ужаса захлестывает его с головой — он все еще там, среди грохота первой в жизни настоящей битвы. Алек прижимается к холодной стене затылком и спиной, пытается дышать медленно, чтобы успокоиться. Пальцы гудят от упругой резкости натянутой тетивы, залеченные иратце раны и ссадины до сих пор ноют, срастающееся ребро тянет затухающей, уходящей болью. А еще он до звона в ушах возбужден. Алек проходит вперед, морщится, дотягиваясь до застежек куртки, и избавляется от нее, а после, стиснув зубы, и от футболки. Руна бесстрашия такая яркая, словно Джейс только-только вывел ее у него на плече. Дверь скрипит, и Алек оборачивается. Джейс выглядит почти нормально. Его выдают только движения — слишком нервные и скупые против обычно расслабленных — и почти закрывшая собой радужку чернота зрачков. Как ни старайся, все равно не отпустит сразу. Джейс приближается. Он заметно дрожит и никак не может совладать с собственными руками, и Алек шагает к нему. Он собирается всего лишь помочь, но они вдруг оказываются так близко, что можно почувствовать кожей чужое сорванное дыхание. Алек поднимает глаза, вздрагивает, увидев во взгляде Джейса отражение собственной отчаянной жажды — и начисто пропускает, как так получается, что через секунду они, вцепившись друг в друга, целуются жадно и жестко, словно все еще сражаются. Это мало похоже на объятия — они сталкиваются коленями, локтями, плечами, не оставляя между собой ни сантиметра свободного пространства, рывками вжимаются в чистом, неразбавленном желании, тискаются до темных пятен на коже. Алек забывает дышать, под зажмуренными веками мелькают цветные точки, и он отстраняется, хватая воздух саднящими губами, ничего не соображая. Яркий свет ламп под потолком дезориентирует, раздражает и обостряет ощущения настолько, что еще немного — и будет невыносимо. Все и так слишком сильно, слишком много, эмоции его и Джейса накладываются друг на друга и словно не удваиваются, а умножаются на сотню. Алеку кажется, он вырубится прямо сейчас или получит сердечный приступ. Теперь он понимает, почему такие связи запрещены Конклавом. Это похоже на прыжок с высоты — тем, что ничего уже не остановить. Джейс тянет его к себе, у него горячие, сухие губы и липкая кожа. У Алека стоит так, что он готов скулить. Дорвавшись, он вытряхивает Джейса из куртки, шарит ладонями по его груди, по твердым мышцам под тканью, не замечая, как сильно жжет руну бесстрашия. Сердце Джейса колотится в унисон с его собственным. Джейс подталкивает его к стене и прижимает к ней всем телом, снова целует и стонет так жарко и сладко, что Алека продирает дрожью вдоль позвоночника. Он вытаскивает майку Джейса из-за пояса джинсов, ныряет подрагивающими пальцами под нее и с нажимом проходится по литому рельефу его живота, нарочно надавливая, задевая изгибы рун короткими ногтями. Тот разрывает поцелуй и запрокидывает голову — Алек тут, видимо, не единственный, кому нужно отдышаться, чтобы не тронуться умом. Его шея влажно блестит, и Алеку хочется провести по ней языком, слизывая соль, но вместо этого он лихорадочно дергает пряжку ремня Джейса, тянет вниз язычок молнии — и расплывается в шальной улыбке, накрыв его ширинку ладонью, потому что там твердо и крепко. Он стаскивает ниже по его бедрам плотный деним вместе с тонким хлопком, высвобождая тяжело качнувшийся член и зависая взглядом на бьющейся паховой венке. Джейс кусает губы и толкается в неловко ласкающую его руку, расстегивает штаны на Алеке и запускает ладонь внутрь, под эластичную резинку, а другой цепляет его под затылок, заставляя наклониться, и целует опять. Выходит мокро и грязно. Алек бессильно стонет ему в рот, инстинктивно сползает по стене, компенсируя разницу в росте. Его захлестывают терпкий запах разгоряченной кожи и смазки, ощущение бархатистой кожи члена под пальцами и только сейчас доходящее до затуманенного разума понимание, что Джейс и в самом деле прикасается к нему. Они оба пьяны от адреналина и не способны растянуть удовольствие — в обжигающем изнеможении они ласкают друг друга быстро и жестко, сталкиваясь ладонями, не прекращая скользить губами по губам, когда целоваться уже не получается. Воздух будто густеет. Джейс упирается свободной рукой в стену над плечом Алека, словно ему трудно держаться на ногах. Он такой красивый сейчас — у Алека сизое марево перед глазами, а он все равно не может отвести взгляда от Джейса, постанывающего на каждом выдохе, от его алеющих пятнами скул, пухлых губ, ярких от поцелуев, мученически сведенных бровей. Колени подгибаются, в голове шумит, остаются только неровный, дерганный ритм и беспорядочные прикосновения. Алека бьет крупная дрожь, он чувствует, как близким спазмом скручивает живот, но Джейс кончает первым — выгибается, цепляясь за него, содрогается, пачкая его пальцы, и вжимается лбом ему в плечо. Его оргазм прокатывается по телу Алека душной волной, и его накрывает следом. Джейс обнимает его, целует под темной линией руны на шее, успокаивающе поглаживает, пока он не замирает. Через секунду все случается одновременно — эйфория сходит на нет, оставляя после себя только невероятную усталость и ноющую боль в каждой мышце, а руна бесстрашия выцветает почти без следа. На Алека обрушивается осознание, что сейчас произошло, но он слишком вымотан, чтобы ужаснуться. Джейс — который, похоже, тоже без сил — не отшатывается, не выглядит напуганным и лениво выцеловывает его ключицу. Он убаюкивающе-теплый, и единственное, чего теперь хочется Алеку — добраться до кровати и отключиться минимум на сутки. — Было круто, да? — улыбается ему Джейс, глядя из-под светлых ресниц. — Замолчи, — фыркает Алек. Было в тысячу раз лучше, чем он мог вообразить. Он чувствует биение сердца Джейса, размеренно замедляющееся до нормального в унисон с его собственным, слышит, что дышат они оба привычно синхронно, и расслабляется. Все в порядке, все по-прежнему. Джейс находит его ладонь своей и переплетает их пальцы.