Fitz And The Tantrums – HandClap
Студенческие пьянки всегда славились своим грандиозным размахом. А студенческие пьянки в честь начала летних каникул… ух, о них жители городка вспоминают с содроганием. Каждый год повзрослевшая часть населения прячет детей и закрывает двери на замки. И Лэнс не слишком возмущается, когда мама с невинной улыбкой выпроваживает его из дома, держа на руках младшего брата, закрывает с грохотом дверь у его носа и запирает её на пару замков. Он уже смирился с такой расстановкой приоритетов. Даже нашел возможность попасть в дом, кроме как через дверь. Отец гордится им и просит показать путь отступления от домашнего тирана и шестерых детей. А младший МакКлейн гордится тем, что самостоятельно учится жизни, так сказать, по ходу дела. Беззлобно вздыхает и, засунув руки в карманы любимой куртки, с улыбкой шагает заниматься делом. Каким? Клеить цыпочек, конечно! Кит вымученно терпит нотации нервничающего отца. Он знает. Он все знает про эти вечеринки. Он свою студенческую жизнь помнит фрагментами и то, не самыми трезвыми. Поэтому он читает сыну нотации из раза в раз, надеясь, что тот не будет влипать так же, как его отец когда-то. А Кит и не собирается, он идет просто со всеми, тянется за толпой, пытается в социализацию (по правде говоря, просто сидит с выпивкой в руках). Поэтому в очередной раз обещая, что все будет хорошо, младший Когане выпархивает за дверь и счастливо слушает щелчок замка. После чего поправляет прическу и, скрывая радость за угрюмым выражением лица, следует на звуки студенческой гулянки. Каждый раз каждый из них надеется на то, что другой не придет. И каждый раз случается обратное. Уже порядком подвыпив, в самый, так сказать, разгар вечеринки, случается то, чего Пидж на пьяную голову ожидает с нетерпением, буквально отсчитывая секунды до судьбоносной встречи. Ханк в стороне неловко топчется и тянется за бесплатной тарталеткой — ему понадобится больше сил, чтобы их растащить, поэтому, что очень логично, думает он, нужно заняться поеданием еды. И пока веселая Пидж хлопает в ладоши, а Ханк просто растворяется в еде, Широ мысленно делает ставки на то, что Лэнс смоется кадрить девушек раньше, чем теряющий ориентацию в пространстве Кит успеет ему вмазать. Коран принимает ставки от людей, которые не боятся выразить свои мысли вслух, организовывая прибыльный тотализатор. Такаши нервно рыщет по карманам джинс, а после швыряет помятые купюры Корану — «На Лэнса!» Аллура неодобрительно качает головой. «На Кита». Ставка принята! Кит Когане со злостью сжимает пластмассовый стаканчик руками: остатки алкогольного пойла от неожиданности взлетают брызгами и липко растекаются по перчаткам. Однако сейчас даже такое мало его волнует. Перед глазами, словно красная тряпка перед быком, мечется знакомый синий капюшон, а внутренняя бегущая строка сообщает о том, кто его обладатель. Вижу цель — не вижу препятствий. Лэнс МакКлейн затылком чувствует, как в нем прожигают дыру лазерно-фиолетовыми глазами, когда уже порядком пьяная красотка нежится в его чутких объятиях. Нет, ну вот серьезно, он не мог припереться чуть позже? Еще бы пара минут и Лэнс бы уже дал прекрасной даме то, к чему она так рьяно рвется, пытаясь расстегнуть его пояс, так что гребаный мудак его бы тут и не заметил. Ничего не остается, и шатен угрюмо отходит от девушки, без всякой надежды сладко шепча о том, чтобы она от него не сбегала. Два шага в сторону и краем глаза Лэнс замечает, как некий Рубен (что за имя-то такое?!) нагло ворует его добычу. Ей-богу, как гиена, нахально думается МакКлейну, подбирает объедки со стола. Но на этом мысли надолго не останавливаются, потому что на него надвигается тайфун, ураган… цунами? Ох, да плевать. Ох, как же не плевать! Кит буквально летит, как ужаленный пчелой в прекрасную часть своего заднего вида. Он пьян, неконтролируем и перед его глазами нет четких фигур, кроме вечно раздражающего его лица. Ухмыляющегося, смотрящего сверху вниз лица человека, который нахально лыбится на грозный взгляд Когане. — Давно не виделись, маллетоголовый, — сдержанно шипит Лэнс, делая шаг навстречу потенциальной угрозе. — Столько бы же не виделся, — путаясь в произношении предложения, Кит наконец-то выбрасывает помятый***
— Твою мать, вы просто издеваетесь! — Широ не прекращает ходить вокруг подравшихся парней и перечислять им все их недостатки. «Папочка» пылает праведным гневом. И от каждого взгляда побитые друг другом (и Широ) ребята слегка ёжатся — не их вина, что он проиграл деньги. Но вслух сказать никто не решается — им и так досталось. — Сейчас же избавьтесь от этого кровавого месива на ваших лицах. Последние слова, которые парни не имеют желания оспаривать, а потому покорно встают и дружно направляются в ванну на втором этаже коттеджа-вечеринки, ковыляя на все четыре ноги и оказывая друг другу поддержку. Поддержку ненавистью. Да, они все еще шипят друг на друга. — Ты слишком жесток, — со смехом обнимает парня Аллура. — Я заботлив, — гордо комментирует Широ, приобнимая подругу в ответ.***
Charli XCX – Dreamer (feat. Starrah and RAYE)
Ванна встречает их тусклым розовато-лиловым освещением, которое едва ли способно не_создавать романтическую атмосферу. И Кит судорожно выдыхает, когда Лэнс останавливается возле зеркала и осторожно облизывает верхнюю губу, слизывая дорожку крови, стекающую из заботливо разбитого носа. Это все выглядит слишком сексуально, когда следом за предыдущим действием МакКлейн снимает с себя заляпанную кровью футболку, швыряя её на дно ванны, и тут же обливая лицо водой. Кит напряженно следит за стекающими по смуглой коже каплями, которые будто в замедленной съемке катятся по острому подбородку, выразительному кадыку, скапливаются в углублении ярко-выраженных ключиц, движутся по худощавой груди, очерчивают пупок и пропадают за брюками, висящими буквально на торчащих тазобедренных косточках. Ох. Эти косточки. О-о-о-о-ох-х-х… Кит Когане страдал больной любовью к худощавым телам и в особенности торчащим тазобедренным косточкам. Здесь было два в одном и это убивало его еще сильнее. — Что, нравится? — нахальные слова Лэнса грубо врываются в такие ненавистные Киту мысли, и где-то глубоко в душе он благодарит его за это. — Ты мог бы и помягче бить, capullo*, — продолжает шипеть парень, стирая с подбородка кровь. Больно, чтоб его. — Прости, твоя нахальная рожа просто просила о том, чтобы ей хорошенько вмазали, — максимально беспристрастно говорит Когане, искренне надеясь, что в этом освещении и благодаря кровавым подтекам на лице покрасневших щек видно не будет. Ведь он пялился на Лэнса. О-о-о да-а, он пялился на Лэнса МакКлейна. Кит подходит к студенту ближе, становясь у бортика ванны и соприкасаясь тканью шершавой футболки с оголенным плечом — раковина была всего одна, а ждать, пока чистюля-Лэнс отмоется, не было ни сил, ни желания. Поэтому Когане набирает в ладони воду, тут же выливая себе её на лицо, наслаждаясь долгожданной прохладой: от кожи будто пар пошел, настолько она казалась ему разгоряченной. — Ты приревновал, детка? Брызги кровавой воды красивым фонтаном впечатываются в зеркало, когда Кит от неожиданности выплевывает ее. Вечность уходит на то, чтобы сообразить, что именно имел в виду Лэнс, пока тот откровенно наслаждается происходящим непониманием. Ему весело, и это бесит Когане еще сильнее. Однако даже не успев достойно ответить (Кит буквально только и успел, что повернуться к парню корпусом), его нагло толкают в плечи. Легко и непринужденно. И Кит поддается от неожиданности, не более того, неа. — Я говорю, что ты приревновал меня, niñо, — буквально таки ловя Когане за руки перед очень даже болючим падением, жарко выдыхает Лэнс, делая акцент на последнем слове. И, о боги, дышать снова стало нечем. Испанское слово ласкает слух, когда произносится с такой — вы не понимаете, тако-о-ой — интонацией. Жарко, пробираясь под кожу, поражая каждую клетку тела, сказанное на выдохе, так… так… так по-испански, черт возьми. Глубоко-синие прищуренные глаза, блестящие от алкоголя и еще неизвестно чего, дымкой витающего вокруг них, добавляют чертову нотку пикантности в их ситуацию. И Кит повторяет про себя — их ситуацию. Лэнс откровенно нагло наслаждается тем, в какой потерянности сейчас находится Когане. Он зол. Он пьян. Он неимоверно сильно ненавидит его. И, как забавно, бесконечно полностью в его власти. Как и всегда, замечает МакКлейн, растягивая губы в хищной улыбке и медленно опуская Кита на дно ванны. Потерянное лицо, приоткрытые губы, дрожащие ресницы и состояние опьянения, при котором он не может контролировать ситуацию. И если в прошлый раз наглым обозревателем был Кит, то в этот раз… Лэнс беззастенчиво пялится на недоумевающего, но совершенно безвольного парня. Лэнс любит эту ванную на втором этаже коттеджа-вечеринки. Здесь они меняются ролями. Пара телодвижений и пьяный Кит оказывается нагло усаженным на бедра полуголого парня. В тесной ванной. С тусклым розовато-лиловым освещением. Музыка врывается в приоткрытое окно. Их никто не прервет и никто не услышит. Черт, Киту нечем дышать. — Me apasionas*, — с наслаждением выдыхает Лэнс, касаясь холодными и мокрыми руками нагретой тканью футболки спины. Он чувствует дрожь и от этого в низ живота буквально стекаются все нервные окончания — Кит даже дрожит опьяняюще-возбуждающе. Разбитый нос и треснувшая губа уже не значат ровным счетом ничего, когда на своей щеке МакКлейн ощущает ткань перчатки. В нос тут же ударяет запах алкоголя, который, вероятно, был на них пролит. Сладкий запах бьет по обонянию, в то время как подрагивающий ни то от холода, ни то от возбуждения Кит плавно склоняет голову, утыкаясь губами в район ключиц. Лэнс усмехается: он знает, как парень падок на эту часть тела. — Ненавижу тебя, — шепчет Кит, кое-как ловя себя на краю сознания, с силой кусая обтянутую кожей ключичную косточку. Он ненавидит его так сильно, что не понимает, каким образом все их потасовки стекаются в то, что они делают сейчас: целуются взахлеб, оставляют на чужой коже беспорядочные укусы и засосы, срывают с губ стоны и глотают слова. Он хочет это прекратить, но не может. Он… — …в моей власти, — слова Лэнса слышно, будто через вату, приглушенно, но до омерзения хорошо и отчетливо. И Кит просто кивает головой, вновь соглашаясь. В который это уже раз? Да к черту это все, пускай будет, в очередной раз думает Когане, продолжая водить чувствительными кончиками пальцев по выпирающим тазобедренным косточкам, а губами исследуя чертову шею чертовго МакКлейна в чертов очередной раз. И память услужливо подкидывает похожие вечера в их жизни. Кажется, больше всего в этом доме страдала ванна. Интересно, чья она? Хотя неважно, сейчас важно было одно — поддаваться на неожиданно мягкие ласки Лэнса. Мягкие и осторожные, плавно переходящие в сексуально-возбуждающе-опьяняющие. Кит и так пьян, а от каждого прикосновения, электрическим разрядом проходящим по коже, кажется и вовсе теряет ощущение реальности. Чертов МакКлейн умел сделать так, чтобы он не мог думать ни о чем, кроме «их ситуации». Ситуации, в которой они вдвоем слишком поглощены друг другом. Ситуации, из которой они не выберутся, прекрасно осознавая это и продолжая скрывать от себя и других. Ситуации, которая принадлежит им двоим. Где Кит — марионетка, а Лэнс — умелый кукловод. И их обоих это устраивает.