Способный ученик

      Палец, оканчивающийся ледяным шипом, оставляет на коже узкую царапину, в которую тут же вмораживается мерцающий голубоватый лёд. Таким же цветом вспыхивают искры в глазах Джека Фроста. Он сосредоточенно, как ребёнок, первый раз взявший в руки акварель, — даже прикусив губу от усердия, — вычерчивает на груди Кромешника причудливо изогнутые линии. Одну за другой, как основу для снежных цветов, какие мороз рисует на стёклах.       Дух темноты, закрыв глаза, дышит неглубоко и ровно: мерно приподнимаются выступающие рёбра. У него высокий болевой порог.       Кто хватался зимой за железные качели — тот поймёт, почему он даже не пытается вырваться. Джек поступил просто: припечатал его голой спиной к железной стенке старого гаража, охлаждённой если не до абсолютного нуля, то до чего-то, очень на него похожего. Чтобы освободиться, нужно содрать с себя кожу. У него высокий болевой порог — но всё-таки не настолько. А на случай, если он решит, что об этом можно забыть, руки по локоть закованы в ледяные кандалы. Так, что если и удастся оторвать тело от стены — только повиснешь на руках, выворачивая себе суставы.       Тонкий надрез проходит по горлу, завитком ложится на щёку, рассекает губу. Мелкие штрихи дополняют переплетение линий, ветвятся причудливыми фракталами. Может быть, когда закончится свободное место на коже, это прекратится? Впрочем, вспоминая морозные узоры на окнах, — кажется, это может тянуться бесконечно.       — Красивый, — Джек беззаботно смеётся, упираясь ладонями ему в грудь.       Кромешник приоткрывает глаза. Во взгляде — тщательно выстроенное безразличие. Он усмехается, чувствуя, как надрезанную губу обжигает болью:       — Сожалею, что не могу сказать тебе того же.       Джек отступает на шаг; с любопытством смотрит на него, наклонив голову к плечу. А потом резко бьёт концом посоха в солнечное сплетение, и в первый раз за несколько часов Кромешник кричит. Кажется, что деревяшка пробила тело насквозь, хотя на самом деле — только прижгла кожу печатью арктического холода.       Когда ему удаётся выровнять дыхание, Кромешник спрашивает — хоть это и бесполезно:       — Джек, почему? Я же предлагал тебе… — помощь, партнёрство, дружбу? Уже не важно. Не важно даже, было ли это правдой.       На лице мальчишки — невинная детская улыбка. Дети гораздо более жестоки, чем взрослые.       — Ты ведь планировал то же самое: завоевать доверие и использовать. Чтобы я не остался с Хранителями.       — Ты ошибаешься.       Впрочем, объяснять тоже бесполезно.       Кромешник думает о том, как он мог настолько просчитаться: ведь Джек Фрост безумен, как февральская метель. Ещё — о том, скоро ли ледяному духу надоест.       Надежда на то, что тройка уцелевших Хранителей решит вмешаться — чересчур глупая и пустая.