Копилка

Верно говорят, что в прекрасном должен быть изъян, подобно разным промежуткам между колонами Парфенона. Есть люди-оксюмороны, и они моя страсть, мои яблоки грехопадения, рождающие окрыленную ненавистью любовь. Совмещая в себе два начала, в одну чашу вливая живую и мертвую воду, делают отменный глинтвейн, который кровью Христа обжигает пересохшие губы. Я стать готов султаном, но не для того, чтобы концепция трех единств воплотилась в женах, впрочем, обманывать ни к чему, поэтому, признаю, и для этого тоже. Но все же скорее для того, чтобы продлить твой, мой, наш Великолепный век, который фальшиво бесконечный только в уже-не-узких рамках самобытности. Вне экрана век умирает, погибает и ты, мой единственный двоякий, умираешь вместе с ним, слезами омывая раны истощенного бойца. Это неправильно. Прекрасное не должно умирать: стоит Парфенон, живет метонимично Рентген и химерные готические соборы угрюмо смотрят на Париж. Так почему же ты уходишь вслед за веком? Ты совместил несовместимое, холод выковал в огне, но теперь, о непримиримый и на все согласный, объясни мне, сделай невозможное, что стало фабулой твоего бытия: почему ты, особенный, подобно крысе бежишь с корабля? Все единства рвет скрежет якоря. Судно не тонет, оно дальше плывет, но ты убежал. В чем сокрыт твой секрет, почему губы терзает скорбящей улыбки оскал? Не спеши. Можешь громко молчать. Я не в силе тебя призвать к ответу, ибо внутри меня все канонично. Мне сложно понять, смириться и отпустить. Султаном стать тоже не смогу — Османская Империя мне не по нутру, да и ты ведь откажешься взобраться на дверь, предпочтя глубину океана. Фильмы малому учат. Я бы сравнил тебя с айсбергом, но и от Титаника в тебе что-то есть. И мне трудно разгадать все твои параллельные прямые, потому что внутри тебя они пересекаются, но я упрямо вижу их раздельно, пытаясь обратить твою уникальность в норму. И терплю поражение, подобно веку, который проигрывает юному дарованию мироздания(и новый век уже поспел зеленым яблоком на дереве познания). Каждая моя фатальность — залог твоего скорбящего ликования. Внутри тебя Ад и Рай. И они, черт возьми, пересекаются, огромной кляксой оседая в виде души. Верно говорят, что в прекрасном должен быть изъян. В тебе он пестреет чернотой.