Часть 1
25 марта 2017 г. в 22:19
Помнишь, кто вытащил меня силой на поле, несмотря на мое тяжелое положение, на мое состояние, на мой раздор с самим собой?
Конечно помнишь.
Помнишь, как мы пересеклись долгими взглядами впервые возле раздевалки команды академии Тейкоку?
А я помню.
Помнишь, как я, не оставаясь после чего в должниках, уговорил тебя вступить в Раймон, когда Тейкоку разгромил Зевс?
Помнишь.
Помнишь, наши отношения после этого?
Помнишь?
Помнишь, как здорово было, когда мы дружили? Вместе: ты, я и Эндо.
Помнишь.
Помнишь, как мы, поняв, что имеем за собой багаж и темы для разговора, разговаривали после тренировок?
Помнишь, да?
Да, помнишь.
Я тоже помню.
Эти посиделки до позднего вечера. Слонялись в округах; совсем не думали, куда идем: это было не важно.
«Сегодня повторим?», «Ты сегодня занят после тренировки?». Эти неловкие вопросы. Как вообще случилось так, что у нас – двух гордых и молчаливых дураков - хватило ума и смелости предложить это впервые?
Я вспомнил.
Мы не предлагали.
Это случилось впервые, когда мне нужно было дойти до ******, который был возле твоего дома.
Да, помню…
Я спросил дорогу у Эндо, а тот сказал, что ты живешь в той стороне.
Странно было сначала. Мы словно впервые тогда друг с другом вообще встретились. Скромно молчали. Аж смешно. Наверное, из непривычки. Это был первый раз нашего непринужденного общения наедине.
Помню.
«Добротный дом»(твой). Не мог подобрать других слов, увидев его. Тогда ты и рассказал мне больше о своей жизни, но, как назло, мы к тому времени уже добрались к нужному мне месту. Если бы не то «как назло», мы бы продолжили?
Не знаю.
Но мы продолжили.
На следующий день ты ждал меня после тренировки, молча, как ни в чем ни бывало. «Мне сегодня туда уже не надо». Промолчал. Я почувствовал твою неловкость и попытался исправить положение:«Может, возле школы походим?».
Господи, помню.
Затем, раза три еще спрашивали о желании прогуляться. В противном случае просто оповещали друг друга о причинах отказа. Отказ, если был, то только обоснованный семейными обстоятельствами или еще чем-то уважительным. Приятно было это осознавать.
Мы также больше не обсуждали вопросы о местах прогулок. Просто шли.
Шли.
Открывали друг другу души.
Я рассказывал о своих демонах, что не дают спать. А ты – о своих.
Мы строили свой мир, отдельный от других. О нем никто не знал, никто не слышал. Только мы о нем знали.
Ты помнишь?
Сколько там прошло, не помнишь?
Недели три.
Ты снял очки тогда.
Я помню…
Ты делал это каждый день дома – ничего необычного для тебя; просто снял очки. Я не знаю, почему, но тогда мне показалось, что ты открыл мне еще одну дверцу в своей душе; расширил наш мир. Мой пульс участился оттого, что парень, сука, снял свои очки. «Вот дурость», - думал я в ту ночь, лежа в кровати, - «Я больной».
Помню.
Мы видели слезы друг друга.
Я вспомнил мать и не сдержался. Ты обнял меня тогда, успокаивал своей теплотой. Так по-братски; так утешающе.
Помнишь?
Я также помню твои слезы в тот же вечер. Это был второй раз, когда я увидел твои большие, яркие, карие, отдающие красной, глаза. «Нас тогда разделили, и нам пришлось жить отдельно. Она же была совсем еще маленькой, понимаешь? Понимаешь, кем я себя чувствовал?! Как я, как идиот, цеплялся каждое утро и каждую ночь за гребанный журнал?!»
Я молчал: не знал, что сказать. Ненавидел себя тогда. Впервые ненавидел себя за молчание.
Я обнял тебя. Прижал к себе и почувствовал учащение твоего сердцебиения. От слез, думал я; ограждал от странных мыслей.
Ты так прижался ко мне.
Ты же помнишь?..
Мы так молча сидели, обнимая друг друга… я даже не знаю, сколько. Час? Двадцать минут? Меньше?
Ты расслабил объятья, и я понял, что надо бы отпустить тебя уже. Ты так старался незаметно стереть свои слезы, будто я их не видел.
Я понимаю.
«Спасибо тебе, Гоенджи». Удивился, смутился, умилился, а виду не подал (я).
Улыбнулся.
«Я ни с кем еще не чувствовал такой близости и открытости». Я тоже. Я тоже, Кидоу.
Снова. Лишь улыбнулся.
После того, как я это услышал, время до нашей следующей встречи тянулось неимоверно долго. Потому, что я ждал ее. Ждал так, как никогда. Потому что поклялся себе в следующий раз говорить. С трудом выдавливать из себя свои мысли. Но не молчать, нет. Не позволю снова не дать тебе услышать.
Мы встретились. И начали как в первый раз с молчания. Потому что расплакались в прошлый раз друг перед другом? Потому что так долго обнимали друг друга? Почему мы молчали?
Я не знаю, но я помню это молчание.
Дождь тогда спас наше молчание.
«Под мост!».
Стояли под ним и наблюдали за дождем. Ты нарушил вновь обвисшее молчание: «Я не знаю, что ты будешь думать про меня после вчерашнего, но…»
Помнишь, как не смог продолжить?
«Все хорошо; я даже рад, что мы сблизились».
Ты удивился.
Да я даже сам был удивлен тому, что выдавил, честно.
Ты приподнял тогда очки и натянул их на макушку.
Вот этот взгляд я запомнил, наверное, навсегда.
Что там было смешано? Сложно сказать. Ты улыбался, смотря на меня этим взглядом. Такой выразительный; полон смущением, благодарностью и, наверное, желанием сказать что-то большее.
Ты помнишь?
А помнишь, что было дальше?
Наш первый поцелуй, помнишь?
Конечно.
Я тоже помню.
Могу с уверенностью сказать, что это я запомнил навсегда. Мой поцелуй с лучшим другом. Такой непринужденный. Такой медленный. Такой, наверное, долгожданный. Душевный. Такой нежный. Я растаял перед тобой.
Ты помнишь?..
Помнишь, как параллельно приложил руку к моей шее.
Ты помнишь? Ты почувствовал тогда мурашки, что пробежались по телу от одного твоего прикосновения?
Я поклялся себе не молчать тогда. И я не промолчал. Я не промолчал о своих чувствах.
«Я тебя тоже», - ты так ухмыльнулся в ответ, словно это было очевидной вещью.
Я помню…