Все в порядке, могло быть и хуже

«Все нормально. Могло быть и хуже, » — говорил себе Антон, взбираясь на эшафот инквизиторских подмостков. Его рукам не требовались кандалы, а шее — ошейника-ленты, но ему уже не верили: отныне он не был Светлым. Антон убил без каких-либо последствий того темного паренька в подземке, и того горе-охранника на смотровой площадке Останкинской телебашни. Впал в порок, «поиграл без правил», и его сила сменила окрас. «Могло быть и хуже» — он смотрел на закаменевшее лицо Пресветлого Гесера, потерявшего отныне ученика и одного, не самого хорошего, не самого сильного, но и «не преданного» уже Свету, дозорного. Линии Судьбы изменились радикальным образом, и уже не будет напарника у Ольги, не будет суженного Светланы, не будет будущего у друга-товарища рубахи-парня Семена и интеллигентного Ильи. Городецкий знал твердо, что все, что мог, он сделал. Он лишь дрался за свою жизнь, а потом спасал мальчика Егора, снова угодившего в ловушку Сумрака, и ощущал себя как никогда свободным. Но потом его ждала неминуемая расплата: нарушение Договора, убийство двух темных, без санкции, без взаимозачета. И санкции на убийство «своих же» мог теперь дать лишь один человек. Завулон. Но Гесер вцепился в него клещами, и предпочел видеть своего бывшего ученика мертвым, нежели чем на Темной стороне. «Все могло быть хуже» — понимал Антон. По крайней мере, ему не вывернули душу и память, улики строились на косвенных доказательствах, а что до вечного противостояния сил… Свою роль он уже отыграл. -Ошибаешься, Антош, — негромко сказал комично печальный Завулон. И обратился к представителям серых хламид. — Мы уже доказали, что поступок Городецкого не попадает под юрисдикцию Светлой стороны. Принимая во внимание исключительный случай, предлагаю наложение совместно с Инквизицией ментальной защиты. Я дам клятву, что не стану пытаться ее снимать. Взамен снимаю претензии о нарушении Равновесия касательно восстановления в правах Великой Волшебницы Ольги, и инициации потенциальной Волшебницы Вне Категорий Светланы. Темное вернулось к Темному. Остальное- внутренние разборки. -Ошибаюсь, — прошептал Антон, неверующе смотря на главу Дневного Дозора. Завулон лишь продлил его агонию. *** -Свобода, — говорил Завулон, — есть множество мнений и правд. И каждый выбирает для себя. Правда светлых, по крайней мере, поначалу, однобока, зато у нас расцветает множеством оттенков. Антон одаривает его неприязненным взглядом. Ему досталась роль обезьянки-секретаря. Доступа к документам под грифом «Секретно» у него нет, а остальная информация бесполезна. Самые важные новости обсуждаются в кабинете за закрытыми дверями, а иногда и на глубинных слоях Сумрака. Антон их не слышит, и не может вести даже подпольную борьбу. Антон пленник. Он живет в штабе, в одной из квартир для сотрудников, его неделю не выпускали на улицу, а теперь вокруг него соглядатаем носится восторженный, как щенок, Константин. Тот слишком рад, слишком счастлив видеть его здесь, а в Городецком осталось слишком много света, чтобы его оттолкнуть. Да уже и не хочется этого делать, если честно. Слишком мало людей, Иных, рады его здесь видеть. Костя — единственный. Его пытается втянуть в соревнование за внимание Всетемнейшего ведьма Алиса. Глядит на него злобно, когда узнает, что по утрам он опять был принудительно приглашен Завулоном на чашечку кофе, больше напоминающее собеседование у безумного шляпника, и самодовольно оглядывается по вечерам, когда, виляя бедрами, цокает каблучками на шпильках, направляясь в его кабинет. О Свет и Тьма, она же девочка! Антону становится противно и дурно каждый раз, и каждый раз он вспоминает, что для древнего мага Завулона, все они — дети. На него приходят смотреть как на неведомую диковинку все, кому не лень. А праздное любопытство Темным присуще. Пальцы покалывает от еле сдерживаемой силы, но проклинать Антон не привык. -Это уже даже не смешно, — чеканит Городецкий в ответ на реплику. — Этот фарс не подходит даже для речи предвыборной кампании… в сельсовет. Завулон мягко смеется и глядит на него с любопытством. А потом накрывает его пальцы своими. Антон с шипением отдергивает руку, бесстрастным быть уже просто не выходит.  — Твоя реакция, Антош, не наскучит мне еще пару десятков лет. Городецкий смотрит на него с интересом. Он не может обманываться тем, что все, что было сделано — из-за скуки. Но не сопротивляется, и задает ожидаемый вопрос:  — А потом, ты отпустишь? Завулон качает головой. — А потом, я найду тебе применение. *** Антону предлагают начать обучение. Он поступает неразумно — сначала отказывается, мотивируя это тем, что общие заклинания уже знает, потом принимает, ведомый любопытством, а после того, как ему на практике предлагают забрать негативную эмоцию, напитаться ей, бросает. Он начинает ментально уставать: от постоянного напряжения, неловкости, отсутствия уюта. Становится еще более раздражительным. Готовым на отчаянные меры. Поэтому, стоя под пристальным взором охранников у входа, он, с Костиным телефоном в отчаянно дрожащих руках, слушает длинные гудки. -Да? — слышит он ее голос. Есть только один человек, которому он сейчас в состоянии позвонить. Он так долго боялся это сделать — тот разговор в ресторане наводил на Антона совсем невеселые мысли. Она еще слишком идеалистка, а он уже ощущает себя стариком, хотя и знает, что это ощущение обманчиво. -Света, это я. Она молчит. Достаточно долго, чтобы Городецкий уже успел успокоиться. Сдавленный вдох звучит продолжением. -Как, -пауза, — ты? -Нормально. — Городецкий ненадолго замолкает. — Знаешь, все не так страшно. Я… не дозорный. *** Редкие разговоры со Светланой проходили напряженно, и были похожи на холодный, но свежий до рези воздух. Им было неловко, им было больно, но Антон не мог отказаться, а Светлана ощущала себя обязанной. Городецкий все же понимал, что пора прекращать. -Завулон, — он решительно вошел в кабинет, зная, что тот там один. — Я ухожу. Мне плевать на твои планы относительно меня, но, помнится, ты говорил о свободе. Мой выбор таков, что я не желаю иметь с тобой ничего общего. Темный спокойно оторвался от бумаг и поднял на него усталый взгляд. — Городецкий, такая твоя свобода выбора может закончится для тебя плачевно. Ты и сам понимаешь. Ты либо дозорный, и находишься под моей, — он, замолчав, пристально посмотрел на Антона, — опекой, либо простой маг третьей-второй ступени, сильно ограниченный в силах и использовании Сумрака, не оперативник, подчиняющийся Договору, и имеющий много врагов. Антон сцепил зубы и сжал руки в кулаки. — Что ж, полагаю, разберусь с ними сам. Завулон насмешливо на него посмотрел. — За все надо платить, Городецкий. И за свое спасение в том числе. Я хочу, чтобы платой была твоя работа в Дозоре. Подумай, это будет даже интересно, твое взаимодействие с другой стороной. Скорее всего, оно будет даже приятным для тебя. -Спасение от всего, инициированного тобой! — в сердцах воскликнул Антон. И осекся, натолкнувшись на тяжелый и злой взгляд. У него еще остался некий инстинкт самосохранения, чтобы понять, что он ходит по краю. -Что ты, Городецкий, разве так можно. Причиной тому, что происходит сейчас, послужил только ты. И знаешь, — он неожиданно улыбнулся, — я нахожу в этом свое удовольствие. Антону оставалось лишь в бессилии прикрыть глаза.