Непонятное

Ее взгляд такой резкий и хлесткий, что ощущается почти как удар. Ацуши невольно втягивает голову в плечи и заранее смотрит как на опасного хищника. Она ощущает атмосферу враждебности, холодной ненависти вперемешку с озлобленным неприятием, и на пару мгновений такой коктейль ее оглушает. Не то, чтобы не привыкла к подобному - в приюте натерпеться довелось многого - но никогда не стремилась продлить собственные мучения. И вот теперь, когда, казалось бы, выкарабкалась и начала потихоньку взбираться вверх, словно пригретая теплыми весенними лучами… - Ты редкостная дура. Ацуши хмурится и невольно сжимает кулаки. Несмотря на заниженную самооценку, давать себя в обиду вот этой она не намерена. Ее задевает отношение, ассоциации, даже собственная реакция – завелась же в ответ. - Нашла меня, пристала, еще оскорбляешь… это как-то слишком, тебе не кажется? – чеканит она. - Я тебя вообще не знаю! Ее натянуто вежливый тон игнорируют. Похоже, вообще ни слова не расслышали – неприветливое лицо ни на миг не дрогнуло и выражение его не изменилось. Она все так же стоит, сложив на груди руки, и вызывающие белые кружева шейного платка падают на рукава ее плаща. - Даже не надейся. - На что?! – не выдерживает Ацуши, глядя в эти огромные пусто-черные глаза, совсем немного подведенные карандашом - на таком бледном лице обилие косметики смотрелось бы вызывающе. - Я вижу тебя насквозь, - буквально выплевывают ей в лицо презрительно-высокомерно, и получается так естественно, словно Акутагава всегда так говорит, - бедная девочка из провинции, натерпелась в прошлом, почти отчаялась, но теперь надеешься встать на ноги. Еще бы! Ведь тебя заметил вполне состоятельный, так еще и привлекательный мужчина. Более того, он как мокрого котенка, за шкирку вытащил тебя из грязи и великодушно дал вот это все. Акутагава презрительно тычет пальцем в новенькую блузку Ацуши, задевает черным ногтем нежную кожу, царапает ключицу. Эта девушка пугает, более того, вызывает неприятие, а от ее взгляда по коже бегут мурашки. Она жуткая, от нее надо держать подальше. Даже Куникида об этом говорил, показывая фото. Она опасна, с ней лучше не связываться. «Я бы с радостью», - мысленно ворчит Ацуши. А Акутагава продолжает, все так же сверля взглядом. - Как же не влюбиться в такого чудного добродетеля, способного стать последним якорем для бедной провинциальной дурочки? Об этом ведь мечтает каждая подобная тебе. А Дазай интересный, в чем-то романтичный, даже его флер уставшего от жизни суицидника кажется привлекательным. Еще бы, такого мужчину невольно хочется спасти, вытянуть из той лужи, в которой он сам себя запер. Я ведь попала в точку, согласись с этим. - Нет! Я ничего такого не... - бормочет Ацуши, невольно пятясь, но не в силах отвести взгляд от прожигающих льдом глаз. - Ничего не? - Я так никогда не думала! – отчаянно вскрикивает она. – Я ему просто благодарна и все! И не нужно додумывать за меня! - Да ну? - холодно насмехается она. - В самом деле? Мне вот только интересно, обманываешь ты только меня или же и себя тоже? Хочется расплакаться, настолько больно все это слушать. Ацуши резко отворачивается, когда понимает, что по щекам таки текут слезы. - Я не хочу с тобой говорить! - наконец не выдерживает она, отталкивая от себя эту холодную, страшную девушку, не желая ее больше видеть, отрицая и сам факт ее существования, и то, что она говорила. - Уходи, ты все это придумала! Сама ни на что не годная, сама идиотка! К ее удивлению, Акутагава не стала настаивать. Ее бледные губы искривила насмешка, а глаза наконец выдали живую эмоцию - победа. - Жалкий ни к чему не пригодный заморыш. Помойная кошка. Ты можешь быть интересна только для того, чтобы разложить тебя разок-два на диване и после выкинуть. Ох, ну, может быть, дать тебе напоследок вместе с пинком пару купюр, чтобы совесть не мучала. Хотя если речь идет о Дазае, о совести речи идти не может. Запомни это, пригодится. И тут Ацуши не выдерживает. Ее золотистые глаза гневно вспыхивают. Что бы ни говорила эта бестия, выслушивать подобные низости в отношении уважаемого ею человека она не была намерена. - Ты, видимо, совсем идиотка, если не знаешь, что люди могут меняться. Возможно, Дазай действительно повел с тобой однажды себя не очень хорошо, но это было в прошлом. Сейчас он другой человек. И то, что он помог мне, уже о многом говорит. - Например, о том, что у тебя его любимый четвертый размер. Ты специально не застегиваешь верхнюю пуговицу? Вот ведь дура… - Эй! – моментально смущается Ацуши, хватаясь руками за разъехавшиеся края блузки. – Просто ткань тут такая! Она очень скользкая, пуговицы потому расстегиваются! Сама не понимает, зачем, чего ради бросается в эти объяснения. Ей уже стыдно за них. - Я же говорю – дура, - разводит руками Акутагава. Бросает последний, полный презрения взгляд, и наконец покидает ее. В помещении тотчас становится словно бы просторнее, свободнее, можно выдохнуть и постараться забыть об этой ненормальной. Ацуши неловко мнется на своем месте. Визит Акутагавы разворошил ее мысли, заставил задуматься о том, о чем совершенно не хотелось, что она сама считала недопустимым, противоречащим ее принципам. Сомневаться так неприятно. Так не хотелось, но… Она и правда настолько жалкая, что готова была влюбиться? Нет… ну нет же, невозможно. Или все же? Ацуши опускается на стул и обхватывает себя руками. К горлу подступает вполне понятная обида. Девушка хлюпает носом. Она в смятении, смущена и раздосадована. Не понимает, но очень хочет понять. Теперь так уж точно. Эти мысли не дают ей покоя уже несколько дней. Ацуши становится замкнутой, неловко улыбается коллегам в агентстве, но, пока в себе окончательно не разберется, сторонится Дазая. А тот словно что-то видит, замечает, понимает. Он такой умный, проницательный, замечает даже мелочи. Не то, что она, не может даже в себе разобраться. - Дура, - повторяет Ацуши чужие слова. Тогда они задевали, а сейчас она готова с ними согласиться. Работать очень трудно. Взаимодействовать с Дазаем особенно, а без этого никуда, ведь она его подопечная. Откуда-то появляется лишняя нерасторопность, и то и дело из рук валится то ручка, то телефон, то кружка с чаем. Куникида ее уже отчитывал утром, до сих пор стыдно. Ацуши тяжело вздыхает и захлопывает папку, понимая, что из прочитанной только что страницы не помнит ничего. Так не годится. Надо что-то сделать. Она смотрит на Дазая. Он разговаривает с Куникидой, и тот передает ему бумаги. Ее наставник тяжко вздыхает, уже наверняка строя планы, как бы сбежать от необходимости заниматься скучной канцелярской работой, которую он ненавидит. Ну и что? Ацуши подпирает кулаком подбородок и задумывается, не отводя взгляда, не думая, как это выглядит со стороны. Ну да, верно, он привлекателен. У него лицо красивое. Он держится очень обаятельно, что ли. И в целом, в такого мужчину можно влюбиться. Она никогда этого не отрицала. Ацуши проверяет, плотно ли застегнута блузка. Утром она даже посильнее зашила петельку – теперь ничего не расстегивается. Теперь ее вообще трудно снять. Все безопасно. Потому Ацуши беззвучно вздыхает и идет на помощь. - Давайте, я сделаю, - предлагает она, любезно улыбаясь своему спасителю. Тот улыбается ей в ответ. Такой хороший, добрый, такой внимательный к мелочам, так легко ее понимает. Это она знала всегда. Это его хорошие стороны. - О, Ацу-чан, ты, как всегда, вовремя! – Дазай ласково треплет ладонью ее светлые волосы на макушке, и девушка невольно жмурится. – Можешь взять половину. Она с готовностью забирает бумаги, аккуратно складывает в пухлую стопку прежде, чем унести за свой стол. - Хочешь, в знак благодарности куплю тебе молочный коктейль? – внезапно предлагает Дазай. И голос у него такой теплый. Теперь она напрягается. Смотрит осторожно, с опаской, искоса. Ищет, высматривает подтекст. Нервно заправляет за ухо светлую длинную прядку волос. Проверяет пуговицу – на месте. Едва не рассыпает из-за этого бумаги. - Ацуши?.. - Все в порядке! – поспешно заверяет она. – Давайте вы лучше не угостите меня коктейлем, а ответите на один вопрос? - В качестве благодарности? Конечно, я только за! В конце концов, зарплата только через неделю! Он улыбается своей шутке, а выглядит так, словно улыбается именно ей. Или потешается над ней. Ацуши жмурится и едва заметно качает головой, вытряхивая из мыслей ненужные ассоциации. Она ведь так помешается на одном! - Так что тебя беспокоит, Ацу-чан? - Скажите, - тотчас начинает она, и голос ее звучит смущенно и торопливо, слова наскакивают одно на другое, - как узнать, что ты влюблен в кого-то? Ну или… что тебе кто-то нравится настолько, что ты готов в него влюбиться? Выговорив это, она так смущается, что не может смотреть в его лицо. Втягивает голову в плечи, пряча взгляд в бумагах, отрицая саму возможность того, что только что сказала. А что, если она и правда влюблена в Дазая? Если он сейчас только подтвердит ее подозрения? - О, Ацуши-чан наконец-то обратила на кого-то внимание? – тотчас подходит к ним Наоми, и на лице ее цветет самая елейная улыбка. – Кто же этот счастливчик? - Нет, мне просто интересно! Я ничего такого, правда… На нее смотрят теплые, полные понимания глаза. Верно, они ведь с братом в довольно своеобразных отношениях, и девушка эта должна уж точно знать толк в любви. - Когда ты кого-то полюбишь, все твои мысли будут лишь об этом человеке, - с готовностью делится опытом Наоми, – и тебе это понравится. Внутри все станет сжиматься от одного лишь взгляда на него. Сердце будет колотиться так часто, а в животе словно бабочки запорхают. А когда он поцелует тебя, твой мир перевернется. Звучало немного наивно и, пожалуй, глуповато. Несмотря на отсутствие романтического опыта, Ацуши могла это понять. Она вежливо кивнула сестре Джуничиро, отметив про себя, что Дазай уже благополучно смотался куда подальше, оставив на свою подопечную все же больше, чем половину бумаг, пока та внимательно слушала рассказ Наоми. Даже неудивительно, ведь это очень в его характере. «Ну да, - мысленно бурчит девушка, усаживаясь за стол, - и как в такого влюбиться можно было бы?» Да, благодарность, да, желание помогать, да, доверие и тепло. Но больше?.. Кажется, ответ уже есть. Она не смогла бы полностью и во всем довериться такому человеку, ведь он совершенно несерьезный. Кроме того, постоянно шутит о суициде и других девушках. Потому нет, невозможно, исключено. Эта грозная мафиози ошибалась. «Акутагава, это не я, это ты – дура», - мелькает мысль в голове, вызывая легкую радость, словно Ацуши удалось наконец ей отомстить за всю эту рассеянность и кучу ненужных мыслей в голове, мешающих работать. Со странной мрачной девушкой они сталкивались еще несколько раз на вроде бы совсем не похожих заданиях. Жуткая, но очень сильная, резкая, неотразимая, как отточенный кинжал, но холодная, ледяная, красивая – этого отрицать нельзя, но такая худая. «Вот почему она так много о моем четвертом размере говорила, у нее вряд ли больше второго, скорее всего, и вовсе единичка», - размышляет Ацуши, а потом смущенно отводит взгляд от и правда весьма плосковатой груди под пышным белым жабо. - Меня ты так и не послушала, да? – холодно говорит она, задирая голову и оказываясь таким образом еще выше. Смотрит сверху вниз на Ацуши, и лицо ее такое бледное и надменное. Демонстрирует свое превосходство, так отчаянно жаждет оказаться лучше, что это невольно трогает, задевает за живое. «Я застегиваю пуговицу», - чуть было не ляпнула Ацуши, но вовремя удержалась. Однако Акутагава слушает Дазая. И сейчас. Что бы он ни сказал – убираться, не мешать, отдать задание и не лезть – она шипит, сжимает кулаки, но подчиняется. Сохраняет достоинство, но слишком своими поступками открывается. А когда уходит, Дазай о ней тут же забывает. Она не нужна ему. И это задевает. Заставляет смотреть на него с укоризной. А раньше? Тогда иначе было? Почему ей трудно в это поверить? Почему она видит боль не только в настоящем? В сердце что-то остро екает. Нет, Ацуши не отказывается от своих убеждений – люди меняются, и между ними тоже могло быть все не так просто. Но наблюдать за происходящим ей неприятно. Что это? Женская солидарность? И невольно хочется обнять одинокую, жестокую, хоть и очень красивую девушку, она в один миг кажется такой хрупкой. Глупости… она сильная, раз все это пережила. Только немножко сломалась, но явно стала еще сильнее. Ведь так все обычно происходит? Когда они в очередной раз случайно сталкиваются в кафе во время обеда, Ацуши даже не удивляется. Тихонько вздыхает и уже готовится к очередным нападкам со стороны этой доставучей стервозы. А она внезапно очень тихая. Сидит за столиком вместе со своей помощницей, пьет кофе из изящной маленькой чашечки, серьезная и насупленная. И тогда взгляд ее ловят, перехватывают и не отпускают. Ацуши невольно вздрагивает. - Ну и что ты уставилась? – говорит Акутагава, чуть склонив голову набок, и лицо ее кажется усталым. – Радуйся, что я не намерена тебя сейчас трогать. Поживи пока. Это удивляет настолько, что Ацуши невольно теряется. И замечает некоторые детали, которым раньше не уделяла внимание. Помощница Акутагавы, блондинка по имени Хигучи, настроена враждебно, смотрит так, словно готова сейчас же достать автомат и всадить десяток пуль. А вот ее семпай – нет. Да и вся ее неприязнь изначально носила какой-то совершенно иной окрас. Что-то более личное, болезненное, как задетая не до конца зажитая рана на теле. Ацуши ощущает комок в горле. Она со вздохом ставит на столик чашку с какао и с тоской смотрит на недоеденный кекс. Но ей сейчас уже никакая еда в горло не полезет. И девушка покидает кафе, предварительно шепнув официанту, чтобы записал на ее счет еще и кофе-гляссе с самым вкусным пирожным, которые нужно подать воооон той девушке с мрачным лицом. Глупый, непонятный даже ей самой поступок. Но с внезапным желанием поддержать ее ничего поделать не удалось. Да и не хотелось. «Интересно, мы могли бы стать друзьями? У меня нормальных подруг никогда и не было…» Ацуши думает об этом уже не в первый раз. И тут же сама качает головой. Нет. Они слишком разные, какая дружба? Такое даже с богатой фантазией не представить. Возникает желание поговорить с Дазаем об Акутагаве, но его приходится оперативно унять. Что за глупости! Это не ее дело, незачем туда лезть. И у них ведь все давно кончено, не так ли? «Почему меня это волнует?» Уже секунду спустя ее занимает и дико смущает другой вопрос. «Почему мне так хочется, чтобы у них действительно все было кончено? Я что, действительно его?.. но ведь это исключено, я уже определилась…» Она приходит через несколько дней. В этот раз не Акутагава – сама Ацуши. До этого дня инициатором их общения, каким бы негативным оно ни было, всегда выступала эта девчонка из мафии. А Ацуши только бегала от нее, стараясь не сталкиваться лишний раз. Но это происходило снова и снова, и испытываемые ею эмоции менялись каждый раз. Неодобрение, возмущение, страх, любопытство, сочувствие, сопереживание, желание поддержать… Стоп. Дальше уже некуда, дальше ей хотелось узнать побольше. Наверное, поэтому она тут. Устала от сомнений, посеянных в голове, от вопросов, на которые пора получить ответы. Ацуши чувствовала, что может как-то изменить ситуацию, ведь она находится рядом с Дазаем, и ей хотелось что-то сделать. Не помирить их, не рассориться окончательно. Что-то другое, третье, пока ей неясное. Но вместе разобраться ведь проще. - Акутагава? В ее доме полный идеальный порядок и бардак одновременно. Мебели слишком мало, потому разбросанному быть толком и нечему, но вот пыли тут очень много. На столе целый слой. В раковине маленькие чайные чашечки. И окна грязные. - Зачем ты здесь? Хозяйка квартиры напряжена, недовольна, готова напасть, но в пушистом и бесформенном черном халате с белым поясом выглядит так уютно и по-домашнему, что напоминает огромную панду. - Я… не знаю, - честно отвечает Ацуши. - Даже так. Все-таки ты еще можешь удивить. Становится дико стыдно за эти слова, за свой визит, за маленькие пирожные в руках, купленные по дороге в ближайшей кондитерской. Какой надо быть идиоткой, чтобы посчитать, что она захочет пить чай с ней! - В прошлый раз, кстати, пирожное было отвратительным. - А?! Все же она догадалась… Ацуши чувствует, как начинают пылать щеки. - Ты так пыталась меня задобрить? - Нет! – возмущается она. - Просто ты выглядела так устало, что мне хотелось помочь тебе! Поднять настроение! Но я не знаю, что ты любишь, потому выбрала свое любимое пирожное. - И зачем? Ты мне не друг. - Это и не обязательно! И хоть ты часто говоришь мне гадости, мы ведь и не враги! - Теперь я могу решить, что таким образом ты ко мне приставала. - Что?! Ничего подобного! Это ты мне постоянно про мою грудь твердишь! - Один раз. Упомянула, что это любимый размер Дазая. Потому что так и есть. А потом уже о своем четвертом размере вспоминала ты сама. Нашла чем хвастать… - Нет! – Ацуши невольно сжимает руки на груди, будто пытается ее спрятать, а щеки горят все ощутимее. Тогда она и понимает, что ее дразнят. Видит по легкому интересу в черных глазах, по чуть склоненной набок голове, по совсем немного приподнятым уголкам губ. От осознания этого почему-то становится спокойнее и как-то теплее на душе. Самую малость. С таким монстром рядом и не расслабишься. - И вообще, в этот раз я принесла другие пирожные, - все-таки выговаривает Ацуши, протягивая, показывая прозрачную пластиковую упаковку. Акутагава безразлично смотрит на подношение и отворачивается. - Ну ладно. Проходи, раз пришла. Я сделаю чай. - Да! Чувство неудобства потихоньку, постепенно, но уступает, растворяется. Ацуши старается быть непринужденной. Сама ведь пришла, сделала первый шаг. Глупо теперь метаться и переживать. Пирожные она выкладывает на найденное на кухне блюдце. И уже через пару минут девушки сидят за низким чайным столиком, дожидаясь, пока поспеет заварка. Ацуши неудобно и совсем по-кошачьи комкает пальцами ткань юбки на коленях. - Ты хотела поговорить о Дазае? Почему-то передергивает от звука его имени из ее уст. Момент опасный и неприятный, он совершенно не нравится Ацуши, и она опускает голову, лишь на миг сталкиваясь с вроде бы безразличным взглядом. - Да. И о нем тоже. Ты его любишь, ведь так? – внезапно вырывается само по себе. За вопрос жутко неудобно. Это же личное, с чего бы ей вообще отвечать! На нее смотрят с любопытством. - Уже давно нет. - Нет? - Мне повторять тебе одно и то же? Еще более странно то, что дальше Ацуши срывается. - Я не думаю, что это правда! Я видела, как ты на него смотришь. И нет, он мне не нравится! Ты была не права! Ну, я имею в виду, как мужчина. Нет такого! Не думай, что я уведу у тебя его! Если ты хочешь, я вообще поговорю с ним о тебе! И вдруг осекается. Понимает, что нет, не сделает этого. Что знает Дазая уже достаточно, чтобы не желать этой паре снова сойтись. Дазай хороший человек, но только на расстоянии. Он сносно относится лишь к тем, кто не стоит с ним рядом слишком близко. И кого, пожалуй, он может использовать. Особенно это касается девушек. Она не хочет, чтобы Акутагава любила такого человека. Не хочет ужасно, до чертиков. Это просто неправильно. Этого не должно быть, она же такая красивая, чувствительная, хоть это сразу и не заметно… - Почему ты плачешь? - А? Ацуши с удивлением замечает, что по щеке течет слеза, и шумно хлюпает носом. Затем смущенно вытирает ненужную влагу. - Я не… Она замирает, когда холодные бледные пальцы касается ее щеки, стирают слезы. Смотрит широко распахнутыми глазами и чувствует, как часто-часто колотится сердце в груди. - Я этого не хочу, - все же признается Ацуши, решив быть честной до конца. Так странно, но ее, кажется, поняли. - Если тебе все еще интересно, то я его уважаю, - говорит Акутагава, глядя прямиком ей в глаза, - он многому полезному меня научил, пока был членом мафии. Но меня жутко бесит, что он продолжает подбирать наивных девчонок вроде тебя и портить их. Тащить в постель и выбрасывать сломанными куклами. Я считаю это отвратительным. - Но я же не сплю с ним, - тихо выговаривает Ацуши, не в силах отвести взгляд. Момент слишком важный и интимный, и такой хрупкий, он может разбиться в любую минуту, и хочется успеть побольше, чтобы не пожалеть потом, - мне и никогда не хотелось. Он просто мой наставник, вот и все. И я не влюблена в него! Даже не думай о таком, это глупости! Честно! Ее глаза смеются. - Я же говорю – дура. - Хватит оскорблять меня! Ацуши замирает, утопая в усмешке, слишком близкой, слишком личной, видит в ней теплую нежность и не верит в нее. - Точно дура. Она задерживает взгляд на мягких губах Акутагавы. Они бледные и самую малость тронуты прозрачным блеском. Мысли контролировать все сложнее. Красивая… она такая красивая. Мир опасно кренится. Целиком, полностью, ведь назад дороги не будет. Она же девушка! А потом мир рассыпается на осколки, когда эти губы все же касаются ее губ. Когда накрывают их, такие аккуратные, нежные, мягкие, и Ацуши невольно подается вперед, хватается за ее узкие плечи, и чувствует, как в рот ей скользит настойчивый язык. Не сопротивляется, неумело отвечает, боясь даже дышать. Зачем?! Почему ее целует Акутагава?! Она же любит… нет, не любит, это уже неактуально, они поговорили… но она же… она! И вообще, враг вроде бы как… И почему Ацуши не сопротивляется, а напротив, жмется плотнее, став удивительно чувствительной... Сердце колотится где-то в ушах, а по телу проходит теплая, будоражащая волна. И девушка растворяется в этой жадной, но нежной мягкости, отдаваясь поцелую. Происходящее настолько удивительно, ошеломительно, но вместе с тем и правильно, одуряюще хорошо, и многое сразу становится по своим местам и кажется таким очевидным, что впору обвинить себя в непозволительной глупости. Не так уж и неправа была Наоми. Просто на тот момент она понимала больше, чем Ацуши. Мир перевернулся, это так. И она еще не знает, что с этим делать. Но они ведь разберутся? Вместе наверняка все получится! Но это потом. В этом, новом мире, рядом с мрачной девушкой, которая ее целует, которую она удивительно хорошо чувствует, ей наконец-то уютно, приятно и легко.