Засыпай

Леонард ненавидел спать с Джимом. Спать в прямом смысле слова. Делать с ним всё остальное ему, безусловно, нравилось. Но вот спать было невозможно. Он, казалось, весь состоял из бесчисленного множества локтей и коленок, и далеко не все синяки на теле Леонарда были от страсти. Джим не просто любил обниматься — во сне он буквально забирался на Леонарда, укрывая его на манер одеяла, а то и вовсе сворачиваясь на нём в клубочек. Вот уж кто точно не был принцессой на горошине, он бы выспался и в заполненной горохом ванне. До знакомства с Джимом Леонард был уверен, что, как врач, способен спать в любых условиях. Впрочем, до этого знакомства он о многом не подозревал. Леонард любил Джима, правда. Но даже как следует выпив, не мог назвать его хрупким или изящным. Да и посмотрел бы он на того, кто бы смог! Иногда Леонард думал, что глупо винить во всём Джима: тот заваливался спать в его кровать, ещё даже когда они были просто друзьями, без привилегий, так что Леонард был прекрасно осведомлён об этой привычке. Джим сперва смеялся над его ворчанием, а когда понял, что это серьёзно, — стал извиняться и обещать, что это в последний раз; но даже если Джим засыпал на своей кровати, Леонард всё равно просыпался посреди ночи от невозможности дышать и со знакомым весом на груди. Когда Джим стал капитаном Энтерпрайз, Леонард одновременно надеялся и боялся, что всё изменится. Зря. Джим заходил в каюту Леонарда, как в свою собственную, или, не обращая внимания на нарочитое ворчание, утаскивал к себе. С Джимом никогда не было холодно, причём, не только в буквальном смысле. Джим всегда мог его развеселить, с Джимом было хорошо пить, Джим любил и умел целоваться, Джим был единственным, кто мог круглосуточно выдерживать его ворчание, Джим мог затащить его в воду на незнакомой планете или уболтать на что-то новое. Но Леонард вспоминает лишь, как ночью сталкивал его с себя, а через пару часов вновь просыпался от упёршегося в диафрагму локтя. Бездыханное тело Джима лежит в медотсеке, и Леонард никак не может заснуть.