woe to the world

Солнце горит над миром. Солнце сжигает мир. Данзо нервно курит, сжимает пальцы на перилах и пытается не кричать. Его мир идет трещинами от улыбок Кагами и разбивается на тайан, осыпая осколками цветы в руках невесты. Когда-то, будучи подростком, с поехавшей от гормонов крышей, он думал, что Кагами похож на солнце. Сияет улыбками, греет руками, прижимается ближе и так тепло-тепло. Но Кагами не солнце, а черная дыра – затянет, не выбраться. Завлечет кошачьей походкой, хитрым прищуром глаз – поди разбери, что там прячется на дне, какие чудовища скрывает чернильное море. Данзо помнит… Помнит этих чудовищ за шальным блеском похоти под веками, странно-ласковых, переливающих чешуей и урчащих(?) от очередного приятного прикосновения. Помнит, как изгибалось тренированное тело в его руках, то ли большим котом, то ли голодной анакондой вокруг жертвы. Помнит – пытается помнить – все до последний детали, хоть и жалеет, что не Учиха, шаринган бы очень пригодился. …И не может простить. Глупый-глупый Кагами извиняется, пряча глаза. Кажется, пытается что-то объяснить, но у Шимуры в одно мгновение отключается слух. Он не слышит. Не хочет слышать. Не хочет знать. Но знает. Потому что Кагами – глупый. Потому что не переносит алкоголя. Потому что думает не тем, чем надо. Потому что несмотря на все обещания, сказанные иступленным шепотом в темноте, все равно заглядывался на фигуристых девчонок. Ничего удивительного в том, что совокупность этих «потому что» на одном из фестивалей вылилась в округлый живот через пару месяцев. И, конечно, Данзо знал, чем все это обернется. Мир бьется в истерике, захлебывается слезами, кричит и воет. Данзо закрывает глаза и желает, чтобы все это закончилось. Но рука Тобирамы-сенсея тяжелая, а взгляд хмурый. Он кривит губы, то ли жалостливо, то ли презрительного, а потом выплевывает: -Учиха. Чего ты ожидал? Глаза Сенджу алые, всегда были алыми, но именно сейчас Шимура видит там тот самый бордовый оттенок, говорящий намного больше, чем слова. И вспоминается отчего-то другой Учиха, другие алые глаза, а после пустые глазницы. Сенсей поглаживает рефлекторно рукоять меча, чуть задевая пальцем острие, и говорит задумчиво и устало: -Если больно, то нужно избавиться от источника боли, - его взгляд устремлён куда-то далеко и видит перед собой другой горизонт, другое время. – Только хватит ли тебе сил на это, а, Данзо? Шимура молчит. У его боли вьются волосы, между бровей появляется складка и скоро родится сын. Шимура не дает ответ на вопрос долгие-долгие месяцы, только отмечает короткими засечками на предплечье кунаем дни до рождения Шисуи. (Данзо первый узнал, как Кагами решает назвать ребенка.) А потом Тобирама-сенсей погибает, Хирузен становится Хокаге, а он «неожиданно» возглавляет АНБУ. Также вполне ожидаемо новый глава клана Учиха – солнечный Кагами в чернильных разводах под кожей. Все они отличные ученики своего учителя. И он, Данзо, знает ответ на давний вопрос. «В конце концов, Вам, Учитель хватило сил. Вы избавились от своей боли. Я же не позволю другим ощутить её." Солнце горит и сжигает мир. Данзо довольно щурится и готовится сжечь Учих.