Мир, которого нет

В американской армии шутки по умолчанию делятся на допустимые и недопустимые. На этот раз ты перегибаешь палку. Винить тебя в этом трудно: вторую неделю взвод занимается патрулированием города. За эти две недели вас дважды перебрасывают с места на место. Безо всякого предупреждения. Взвод Браво измотан. Вы перестаете адекватно реагировать на происходящее. Надо отдать должное старшему твоего отделения: он заставляет вас спать, пресекает любые возникающие между вами конфликты. Но этого недостаточно. Вечером, когда вы возвращаетесь, сразу после того, как Док отдает родителям тяжелораненой девочки медикаменты, а Нейт Фик пишет записку с просьбой пропустить гражданскую машину через посты, ты слетаешь с катушек. Это в теории все гладко. Морпех должен контролировать себя. Вас учат сдерживать рвотные позывы при обыске мертвых тел, учат оказывать первую помощь товарищам, учат сосредотачиваться на миссии, преодолевая боль, лишения и тупость командования. Для всего этого давно разработаны уставы, положения и предписания. А вот что делать, если тебе хочется сорваться всякий раз, когда Брэд Колберт – старший в твоем отделении – слишком близко наклоняется к лейтенанту, командующему взводом, к которому ты приписан? Или когда этот самый лейтенант смотрит на Брэда Колберта, приоткрыв губы, будто предлагает себя? Нет, ты не гомик, ты пялишь девок, смеешься над пошлыми шутками, дрочишь на порно-журналы с сисястыми моделями. Но это горькое ощущение потери не уходит, оно подтачивает тебя изнутри, заставляя стискивать зубы и язвить. Если задуматься, ты и к лейтенанту относишься сносно: еще бы залепил свое дуло да подальше отвалил от хамви, в котором сидит твой сержант, так цены бы ему не было. Вот ты и высказываешь все это вслух Брэду Колберту. При всех высказываешь. А что: спите вповалку, ссыте в ряд, душ принимаете, когда выдастся возможность, - яйца к заднице – чтобы побыстрее, потому что время – деньги, а дядюшка Сэм чертовски не любит переплачивать. Высказываешь, что тебя, Рэя Персона, не устраивает такой вот расклад, что если, блять, Брэд Колберт и дальше собирается крутить шашни с лейтенантом, то пусть ему лейтенант и машину водит, и рацию чинит, и отсасывает на привале. Про отсос ты говоришь для красного словца, но Брэд почему-то теряет свое хваленое самообладание и вытаскивает тебя на улицу, подальше от любопытных глаз. Его голос звучит холодно и отстраненно: «Считайте, что я этого не слышал, капрал Персон. Ни при каких обстоятельствах больше не обсуждайте старших по званию и их действия, в противном случае, я вынужден буду доложить о ситуации лейтенанту Фику.» И тебя разом отпускают и энергетики, и адреналин, и желание найти приключений на свою тощую задницу. Ты отпихиваешь Колберта в сторону и уходишь зализывать раны. Ты забираешься на крышу по остаткам пожарной лестницы и усаживаешься на самом краю, глядя в темноту под своими ногами. Ты много думаешь и приходишь к мысли, что твоя жизнь – дерьмо, и, верно, тебе и вправду лучше было бы не родиться. Так тебе не раз говорила еще твоя мать – мудрая женщина! – в этот раз ты полностью с ней согласен. Вот тут за твоей спиной появляется он. С виду точь-в-точь Док Брайан, только вот черта с два он поднимался по той же лестнице, что и ты. Да и что он вообще забыл на этой гребаной крыше. - Что, взгрели тебя? – спрашивает Док, а ты продолжаешь пялиться на него и молчишь. Потом киваешь. Док подсаживается к тебе. От него пахнет медикаментами и почему-то шалфеем. Вы некоторое время сидите молча, а потом ты говоришь вслух: - Лучше бы я не родился. Док смотрит на тебя, участливо и немного насмешливо, а потом отвечает в тон: - Это просто устроить. Вот, твое желание исполнилось. Ты не родился. Ты глупо хихикаешь и поднимаешься на ноги. Шутка кажется тебе донельзя забавной. - Слушай, Док, я не знаю, что ты куришь, но в следующий раз отсыпь и мне. Потом ты разворачиваешься и уходишь. Туда, откуда пришел Док. Надо же, там, оказывается, была лестница. А ты ее и не заметил. Внизу все как всегда. Куча грязных усталых морпехов готовится ко сну. Ты ищешь в толпе высокую фигуру Брэда, потому что ваши спальные мешки рядом, но не находишь. Док идет следом, будто боится оставаться наедине со своим косяком и глюками. - Его здесь нет, - говорит он тебе. - Поссать вышел? Ты идешь сквозь толпу. Если Брэда нет в здании, значит, он окопался под хамви. И твой спальный мешок, небось, с собой прихватил, жидовская морда. Но твоего хамви тоже нет. Вот это уже странно. Ты точно помнишь, где оставил его сегодня вечером. - Ищешь свой хамви? - зачем-то спрашивает Док. – Он лежит под мостом в двухстах милях отсюда. Впрочем, наверно, уже нет. В этой стране мало что задерживается на одном месте подолгу. Ты вспоминаешь, как рота снабжения бросила в пустыне грузовик, в котором был ваш паек, и хрипло смеешься. - А что за идиот сидел за рулем? - Какая разница, - пожимает плечами Док. – Это был не ты, Рэй Персон. Тут до тебя начинает доходить. - А Брэд? Док молчит. - Где Брэд, черт тебя дери! – кричишь ты, тряся его за плечи. И вот вы уже не в Ираке. Вы в чьем-то доме. Обыкновенный, на первый взгляд, дом. Чистенькая светлая гостиная, фотографии в рамках. Много фотографий на стенах и на камине. Вот Брэд. В парадной форме. Вот он с Нейтом. Вот Брэд в профиль. Он внимательно слушает седенькую женщину в элегантной шляпе. Вот Нейт с книгой в каком-то большом магазине. А вот эта фотография тебе знакома, ее сделал ваш с Брэдом друг, давно, еще до Афганистана. Ты точно помнишь, что подлез под руку Брэду, а фотограф в этот момент нажал на кнопку - и получилось, будто Брэд держит под мышкой твою голову. Но теперь на этой фотографии нет тебя. - Какого черта? – спрашиваешь ты. - Брэд на кухне, – отвечает тебе Док. К этому моменту ты окончательно убеждаешься, что задрых на крыше, и тебе снится сон. Иначе как объяснить, что ты безошибочно ориентируешься в чужом доме. Брэд действительно сидит на кухне. Перед ним – несколько листов бумаги, на которых он сосредоточенно делает пометки карандашом. Ты останавливаешься на пороге, опираешься на косяк и смотришь. А Брэд не замечает тебя, и тебе начинает казаться, будто бы ты вообще не существуешь. Тебе впервые становится страшно. Внезапно мертвую тишину взрывает высокая, отрывистая трель телефона. Брэд невольно вздрагивает и поднимает голову. Лицо у него усталое, правый глаз закрыт повязкой, и уголок рта с правой стороны как-то неестественно опущен. Брэд медлит, словно боится ответить на звонок, но потом пересиливает себя. Ты слышишь только половину разговора. - Да, Натаниэль. - Я понимаю, Натаниэль. - Нет, не обижаюсь. Я знаю, как это важно для тебя. - Отпразднуем потом, когда ты вернешься. - Счастливого пути. Брэд говорит ровным спокойным голосом. Ты знаешь, так он ведет себя, только если взбешен или растерян. Так и есть. Положив телефон на стол, Брэд идет к кухонному шкафу и достает стакан и бутылку. Поразмыслив, он отставляет стакан в сторону и, запрокидывая бутылку, пьет виски прямо из горла, морщась и вытирая рот тыльной стороной ладони. - Что, черт возьми, происходит? – спрашиваешь ты у Дока. - Это еще не все, смотри, - отвечает тебе он. Брэд вырывает из блокнота лист, берет ручку и некоторое время сидит совершенно неподвижно. Потом откладывает ручку в сторону и выходит из кухни. Ты идешь следом. Брэд открывает дверь в гараж и щелкает выключателем. Теперь он точно знает, что делать. Он должен был сделать это намного раньше, еще когда перевернулся хамви. Случилось так, что за рулем в тот день был Уолт. Он и Гарза погибли на месте. Тромбли отделался ссадинами и легким испугом. Брэду повезло меньше остальных – для него тот день закончился ранением в голову, стоившим ему одного глаза. Брэд не сдался тогда. Он научился жить заново. Даже на работу устроился. В школу. Преподавал ученикам старших классов историю. Нейт сперва навещал его в госпитале, потом они встретились пару раз в кафе уже после его отставки, затем новоиспеченный писатель Фик пригласил его на презентацию собственной книги. За презентацией последовал банкет, и как-то так случайно вышло, что они проснулись с Нейтом в одной постели. И вот теперь он, Брэд Колберт, стоит в гараже и озирается в поисках садового шланга. А ты, Рэй Персон, стоишь чуть поодаль и наблюдаешь за ним. Ты уверен, Брэд решил заняться ремонтом машины, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Проходит еще пять минут, прежде чем ты понимаешь, что это не так. Посттравматический синдром – коварная штука. У одних он проявляется сразу же по возвращении на базу, другие проживают всю жизнь в счастливом неведении и узнают о нем только в старости, но в одном ты можешь быть уверен: те, кого ты убил там, защищаясь или нападая, рано или поздно придут за тобой и предъявят тебе свой счет. Брэд слишком поздно осознает это. Осознает, что его мир перевернулся вместе с хамви. «Мистер Колберт», это один из его учеников, темноволосый худощавый парнишка, «Вы воевали, вы отдали долг стране в Ираке, вы были ранены. Но что изменилось?» Вопрос застает Колберта врасплох, и он не находит, что ответить. За первым вопросом следуют другие. Эти вопросы задает себе сам Брэд. За вопросами приходят сны. - Я ни черта не понимаю: я всегда говорил ему, Брэд, какой бы ни была жизнь, все лучше, чем лежать в могиле. Червяки и два метра земли над головой – это ж пиздец как скучно. - Ты не говорил этого Брэду. Ты не родился, Рэй Персон. Брэд никому не рассказывает о том, что с ним происходит. Он не хочет тревожить Нейта, потому что тот занят подготовкой к выборам. Он молчит, все больше замыкаясь в себе. Есть люди, которые ломаются, но после этого становятся только крепче на излом. Брэд вылеплен из другого теста. Для него важно иметь точку опоры. Такой точкой была для него армия, потом Нейт Фик, потом работа. Когда все это исчезает, ему становится не за что держаться. Он как-то незаметно начинает называть Нейта Натаниэлем, вернее, Натаниэль Фик сам перестает откликаться на привычное короткое «Нейт». Они не ссорятся и не выясняют отношения. Просто Нейт все больше отдаляется. Ты знаешь, как это бывает. Долгий укоряющий взгляд, сухо поджатые губы, но ты не понимаешь, что ты сделал неправильно. Эта «неправильность» никуда не исчезает, она продолжает разъедать ваши отношения, продолжает разъедать тебя. Ты не находишь себе места, мучаешься сомнениями, загоняешь сам себя в угол – и вот ты уже в гараже в машине с включенным двигателем и заведенным в салон шлангом. А ведь этого можно было избежать. Нейту нужно было просто наорать на Колберта в тот же день. Конечно, ссоры – не панацея, но они помогают заметить, что с вами что-то не так до того, как это «что-то» превратится во «все не так». Это как боль. Боль – настоящий друг морпеха. Она подсказывает, когда надо остановиться. Если глушить боль анальгетиками, ты сам не заметишь, как сдуешься. Но Брэд даже не глушит боль - он пестует ее в себе, расковыривая рану все глубже. Мало-помалу Колберту начинает казаться, что Нейт использует его. Он достает его как старую куклу из сундука, чтобы публика видела: они все еще вместе, и он – Натаниэль Фик – все еще верен своему партнеру. Это еще одна популистская уловка, и Брэд понимает это. Вначале – служба в армии, потом – трогательная забота о раненом друге, это ведь так нравится женской половине электората, теперь – игра в отношения на публику. Брэд задает себе вопрос: куда делся тот молодой лейтенант с обветренными губами и искренней, по-детски наивной, заботой об их взводе. - И как давно они вместе? – спрашиваешь ты. - Порядочно, - пожимает плечами Док. Ты молчишь. Тихо урчит двигатель. Лицо Брэда за стеклом кажется таким далеким и таким устало спокойным. Вот эти морщинки на лбу ты помнишь. Он так смешно хмурился, когда вы с ним переругивались. А этот шрам появился позже. И эта морщинка в углу рта – она его и только его, не твоя. Это не из-за тебя она у него появилась. Все эти морщинки не из-за тебя. - Ну Фик-то, по крайней мере, получил, что хотел? Док дергает плечом. - Нейт вернулся спустя неделю. Он звонил Брэду из аэропорта, но тот не отвечал. Нейт решил, что Брэд уехал на побережье развеяться. А потом он догадался зайти в гараж. Ну, в общем, поднялась шумиха - и Нейт Фик проиграл выборы. - Ну что же, я рад, что этот сукин сын тоже ничего не поимел с этого. Док улыбается. - Персон, знаешь ли: иногда выбор состоит в том, чтобы выбрать между плохим и очень плохим. Тот, кто пришел к власти, был не лучше Фика. - Все политики – порядочные говнюки… Док никак не комментирует эту фразу. Он подходит к пульту управления гаражной дверью и нажимает на кнопку. Ворота медленно ползут вверх. - И вот к чему это привело. За воротами снег. Он грязный, с какими-то непонятными хлопьями. И хвоя на елях рыжая, с проплешинами. Вокруг не видно ни души. Только серый уродливый пейзаж. - Это что? - То, как выглядит мир без тебя, Джошуа Рэймонд Персон. Ты мотаешь головой. Слишком много произошло за сегодняшний день. Слишком много, чтобы ты успел осознать это до конца. - Ты сейчас попросишь меня дать тебе пять минут. Чтобы переубедить Брэда. Чтобы сказать ему: «Старина, не делай глупостей. Я принес тебе пива, садись, обмозгуем.» Верно? – продолжает Док Брайан, пытаясь поймать твой взгляд. Ты судорожно сглатываешь. - Типа того. - И ты знаешь, что я откажу. Ты отводишь взгляд. - У тебя была целая жизнь, чтобы все изменить, но ты выбрал никогда не рождаться. Ты поворачиваешься к Доку спиной. - Ну да, я дурак набитый, доволен? Я признал это. Что дальше? А в ответ тишина. Ты стоишь и молчишь. И Док молчит. Ты слышишь его дыхание. - Ну и что ты забыл на этой крыше? Ты оборачиваешься на голос. Позади тебя стоит Брэд, мать его, Колберт и смотрит. - Э… да мы тут с Доком… - ты начинаешь озираться по сторонам, но Дока нет, как будто сквозь землю провалился. – Он мимо тебя не проходил? А то я что-то замечтался. - Когда я решил тебя поискать, он был внизу. Брэд садится рядом с тобой, спускает ноги с края крыши и смотрит вдаль. - Рэй, с тобой все в порядке? - Типа того. - Я персики принес. Будешь? – в руках у Брэда открытая жестяная банка. Внутри нее в сладком, водянистом сиропе плавают кусочки персика. Эти персики напоминают тебе о доме. Ты с готовностью открываешь рот. Выражение лица у тебя в этот момент до того комичное, что Брэд не выдерживает. Он смеется и засовывает кусок персика тебе в рот. Пальцы у него липкие и покрыты сиропом. Ты ловишь их губами и облизываешь. И тебе наплевать, что подумает Брэд, потому что Брэд Колберт все всегда понимает неправильно. Сидя внизу, на перевернутом деревянном ящике, Док Брайан ухмыляется в усы и что-то помечает в блокноте. До новой пары крыльев ему остается еще шесть подопечных, но он всерьез полагает, что за такое изящное решение крылья ему могли бы дать авансом. До конца тура остается еще тридцать дней.