Черти. Шоколад. Фотографии

Черти в её глазах подводят черту безумию. Нет, ни разу не хочется нарекать её именем буран, сносящий остатки и без того прохудившейся крыши. Смерч по имени Максин Колфилд несёт на бежевых крыльях твою смерть, такую же кипельно-чёрную, как и душа, что душит обрывками той самой временной петли, ставшей удавкой. Макс. Колфилд. А желания называть так персональное цунами всё ещё не возникло. Но когда тебя хоть кто-нибудь спрашивал? Безволие и безумие – единственное, что тебе принадлежит по-настоящему, без каких-либо «но». А ещё её черти… нет, конечно, они не принадлежат, но ведь можно притвориться, правда? Если человек между спасением города и заточением тебя в плену своей заботы выбирает второе, то, наверное, на иллюзии ты действительно имеешь право… Хотя она же не человек – ураган. Ты помнишь, как и причину, по которой щемящие шумы в сердце не дают уснуть на сырых простынях третьесортного придорожного мотеля. Нет, причина даже не Колфилд, свернувшаяся в клубок и тихо сопящая на расстоянии дыхания - всего лишь дополнительная хорда, наименьшая угроза поганой полужизни или привлекательной недогибели – зависит от того, с какого ракурса посмотреть. О ракурсах ты знаешь всё, не так ли? Разделяющее вас дыхание отдаёт шоколадом, половину плитки которого ты без зазрения совести стянул, пока несносная девчонка принимала душ, и корицей, от коей тебя воротит. Сквозь сон она говорит что-то о собаках, которым вредно есть так много пресловутого шоколада, потому что от высокого содержания сахара в крови они умрут и не успеют осмотреть весь мир… Ты и хотел бы рассмеяться от всей абсурдности происходящего, но… не смог… Почти против воли обвил руку вокруг тонкой талии той, что слишком чётко для спящей несла сию околесицу, и нахмурил лоб, себе же назло узнавая в бредовых словах лаконичное изложение огрызка собственной истории. Ёбаный пёс, приманенный костью в виде обещания облететь этот самый мир по дуге, а в конце сорваться в отвесное пике… последнее, конечно, озвучено не было, но твоих инстинктов хватает, чтобы это понять. В твоём случае собака не означает верность, ни в коем разе, только погоня за костью и желание продлить агонию ещё на пару сотен фотографий, сделанных на архаичный полароид, и несколько десятков её шоколадок, которыми ты с собой поделишься. Или… это и есть Оно, слово, начинающееся на «Вер» и оканчивающееся на «ность»? Безусловно, не ей, безволию, что наверняка твоё, безумию, родному и уютному, как корица, от которой тошнит. Преданность черте, по которой бродишь наощупь, в любой момент рискуя перешагнуть за. Привязанность к чертям, которые сейчас безмятежно спят… Может, стоит взять, наконец, пример с окаянных? Чувствуешь, как веки тяжелеют (но им всё равно далеко до сердца, обременённого блядской хордой). Плывёшь, пока не тонешь. А в вялом мозгу вертится последняя на сегодня воспалённая мысль: До часа X осталось Y фотографий, Z шоколадок и N чертей…