Сон

Иногда Изабелле снится — или мечтается? — как она садится в такси, одна, в собольем манто, в любимом черном обтягивающем платье с элегантной брошью, с гудящими от усталости ногами, с всё ещё кривящимися в улыбке губами. И лишь когда, шофер задает вопрос, она приходит в себя от мыслей о покупке нового чайного сервиза – из Китая, естественно, глиняный, и по возможности тело золотистого цвета, чтобы подходило к новым обоям в её гостиной, она вздрагивает и приходит в себя, чувствует, как под манто сводит холодом, ознобом, судорогой плечи, неверяще смотрит в зеркало и встречает там такой знакомый взгляд слишком темных глаз. Ларри усмехается — И куда прикажете, мэм? — тон насмешливый, как раньше, когда он, ещё ребёнок подбивал Изабеллу, тогда лишь лучшую подругу, на очередную шалость. И она тонет, захлебывается в темном потоке воспоминаний и желаний. Его руки, его проклятые руки в черных перчатках шофера расслабленно лежат на руле, и ей хочется сорвать ткань, убрать преграду и вновь увидеть его тонкие, сильные пальцы в золотистых волосках. Ей хочется сбежать из такси. Ей хочется сбежать с ним. В ту юность, которую она могла выбрать, если бы была смелей. — Кстати, самые известные чайники из Китая – исинские, — как ни в чем не бывало говорит Ларри. – И после обжига они бывают разного цвета, так что думаю, ты сможешь подобрать нужный оттенок. Он всё такой же — может удивить неожиданным фактом, но никогда не расскажет, что у него на уме. Или она просто никогда не могла понять его. Не могла понять, что движет им, почему деньги и карьера не являются для него чем-то важным. Иногда Изабелла говорила себе, что он просто сошёл с ума, слишком много читал. В такие моменты в голове всегда звучал чуть насмешливый голос мистера Моэма — Какая же вы лгунья, Изабелла. И каждый раз она злится на глупого писателя, который, казалось, знал и понял Ларри за несколько встреч, а ей не удалось за всю жизнь. Изабелла знает, что она сохранила прекрасную фигуру, её лицо не тронуто морщинами, а до сих пор редкие седые волосы умело скрывает краска, но она не может помнить о том, сколько ей лет. Её дочери уже взрослые, давно замужем за правильными мужьями – солидными карьеристами, скоро Изабелла станет бабушкой и будет следить за воспитанием внуков — их тоже надо отвези в Париж. Она знает, что не будет домашней бабушкой — у плиты, с руками в муке и растрепанными волосами под чепчиком. Зато её внуки получат великолепное образование, отличное воспитание и с детства будут принадлежать самому изысканному обществу. Будут ли её внуки счастливы? Будут ли любить её? Эти вопросы больше подходят Ларри. Она снова смотрит в его глаза и чувствует почти тоже острое желание, как в тот вечер, когда всё-таки пожалела его, не смогла обмануть. Если Изабелла о чем-то и жалеет то, о том выборе. Ей надо было впустить Ларри в дом, в свою постель. Чтобы сейчас, на пороге старости, у неё могли быть воспоминания, а не фантазии о том, как его пальцы касаются её кожи, о его взгляде, затуманенном страстью или нежностью. — Ты счастлив? — задает она вечно мучающий её вопрос. — Каждый из нас получил, что хотел, — Ларри привычно уходит от ответа. — Но как тут не вспомнить Уайльда. Она морщится, это не ответ, но когда она поднимает глаза, Ларри уже нет. Ушёл. Ускользнул. Как и всегда. И Изабелла едет одна по темной дороге. В роскошной машине, окруженная пряным запахом изысканных духов, в модной одежде…