late

       кихён провоцирует открыто ― её пальцы пахнут никотином после всех старых обещаний не курить, а чжухон пытается не злиться, но этой субботой всё ломается окончательно. он слышит заезжанные слова о глупой боли ― в сердце бьющемся, в усталой спине и шее, в душе, которая сейчас пропитана дымом как и легкие. ли читает в глазах напротив отчаяние, тогда как рыжеволосая девушка говорит лишь:        ― все дороги ведут к тебе. ты как рим.        её голос старается не дрожать. в кармане же серого пальто пустая пластинка идеально белых таблеток, не потому что так меньше болит, а потому что с ними не так страшно. страшно жить. она скидывает со своих плеч верхнюю одежду и в обуви идет по чужому коридору сразу в спальню, игнорируя тяжелый вздох чжухона.        ― может, ты обьяснишь хоть что-нибудь?        ― я не могу.        у ли во рту горькое послевкусие, как если бы этот момент происходил уже в миллионный раз, но сегодня что-то по-настоящему новое. девушка, бросая непонятный взгляд на подстилку любимого чжухона пуделя, садится на край кровати мягкой и начинает снимать с себя обувь. эту верхнюю плотную чёрную кофту, оставаясь в прохладной для её души тоже чёрной футболке.        ли скрещивает руки на груди, наблюдая. его нервы совсем не железные, и он явно не хотел этой встречи спустя красивый год после громкой разлуки.        ― почему ты приходишь ко мне, а не к кому-нибудь своему парню? или у тебя девушка, ки?        ― у меня никого, ты же знаешь, ― отвечает тихо, руки нервно покоятся на бёдрах, будто бы девушка уже не помнит, что хотела сделать. ― извини меня.        ― за что?        ― за всё.        а затем она встаёт будто бы меняясь во взгляде ― ладони вперед, толкает грубо в крепкие плечи, прекрасная зная, что чжухон ненавидит резкое ― агрессивное ― покушение на своё личное пространство. ли рефлекторно хватает её за тонкие кисти рук, не отпуская ― лишь вскрикивая громко:        ― да какого чёрта, кихён?! мало того, что ты заваливаешься ко мне домой в час ночи, так ещё начинаешь творить что-то такое.        пальцы ли всё еще обхватывают кисти рук девушки, тогда как её сердце стучит в своем бешенном ритме ― ей хочется закатить истерику, зареветь во весь голос, вытирать тыльной стороной ладони горькие слёзы, но совсем не может, не умеет. ю кихён ― сгусток драмы внутри, который выпустить наружу так сложно. и очень страшно ― совестно.        ― я жалею, что ушла, ― говорит всё тем же голосом, будто не своим, и дёргает руками несильно. не даёт чжухону расслабиться. тому парню, в которого была влюблена вне зависимости от цвета глаз, волос и его дурацкой фигуры. в того, у которого громкий заразный смех и необъятное сердце, где место хватает даже музыке ― рэпу. в того, который любил её и искренне старался не делать ошибки. только лишь одна ― он полюбил кихён в ответ.        она поджимает губы и смотрит ему в прищуренные глаза, но не уверенно, как могла бы, а опустошенно ― уже даже без надежды на что-то, на помощь, на возвращение отношений ― хоть дружбы. она сама уже не знает, что хочет ― просто быть рядом и чувствовать на своих руках чужие.        чжухон же злится ― это так естественно, так ожидаемо, что девушка, кажется, даже улыбается внутри на серьезный взгляд и нахмуренные брови. она явно видит внутри парня борьбу. ли решает, как будет лучше поступить ― то ли со стороны нравственности, со стороны кихён или вовсе своей ― с обидой и старой болью на душе от прошлого. он не рад. совсем.        ― ты ушла, именно. ты сломала всё хорошее, что мы строили. ты говорила, что выше любви, что я слишком глуп и делаю больно. ты уверяла, что так будет лучше тебе. а после этого, вот сейчас, заявляешься с внутренними грозами. нужна ли ты мне, кихён?        ― нет.        она знает ответ на этот ужасный вопрос и на многие другие, правда. но совсем не понимает, что делать ей ― и как бы хорошо было лишиться воли, мыслей и того сгустка внутри неё, что скрывается за плотным дымом сигарет. как бы хорошо было избавиться от своего характера и отдать себя любому человеку, чтобы всё воздалось по делам.        в уголках её потемневших глаз несколько маленьких капелек слёз. чжухон вздыхает тяжело и, взмахнув головой, отогнав что-то противное ― липкое ― спрашивает лишь:        ― что ты от меня хочешь сейчас?        ― если честно, то, чтобы ты убил меня.        кихён вдруг улыбается, чувствует, как ли возмущенно отпускает её руки и хочет, кажется, выгнать из дома, лишь бы не слышать этот очередной бред. девушка смотрит в глаза, бормоча непонятно:        ― пожалуйста, хон-и. мне так плохо, я уже устала быть тем, кем я постепенно становлюсь. умоляю тебя. уничтожь во мне все живое ― ты, пока этого не сделало другое. я знаю, ты не понимаешь, какую чепуху я говорю, но услышь меня сейчас! пожалуйста!        ― нет.        отвечает больно, а кихён лишь на колени падает, обнимая ноги чжухона и лбом касаясь его бедра. не может больше смотреть. не может больше быть. не может больше жить.        ― мне нужна помощь, чжухон... ― шепчет губами искуссанными.        ― мне тоже нужна была, ки, ― голос ли твёрдый, уверенный. кажется, злой. ― но ты ушла. я же стал сильнее. поэтому справишься и ты, понимаешь, милая?        девушка задыхается в боли ужасной и не отвечает ему, лишь сжимая ладонями ткань домашних штанов. эта месть ― обида ― со вкусом металла. крови. таблеток ― транквилизаторов. кихён делает шумный вдох теплого воздуха и поднимается на ноги дрожащие. ей кажется, что ли её только что так больно ударил ― этой своей тяжелой рукой и взглядом спокойным.        к чёрту.        она одевается слишком тихо ― идет в коридор. парень следует за ней, забыв уже про время или другие понятия мира, ― смотрит на серое пальто и отрешённый ― убитый ― взгляд кихён. та облизывает губы сухие, сжимая в кармане пачку сигарет, так чжухоном ненавистную.        ― это замкнутый круг боли, мой хон-и. и как же жаль, что ничего не меняется в жизни.        она касается его щеки пальцами ледяными и выходит из дома уже теперь чужого, час ночи. даже после того, как любовь проходит, она делает слишком сильную боль им.