Забытая..кукла!

Куклы, наши детские забытые игрушки, выброшенные или пылящиеся на дальних полках шкафов. Вырастая, мы забываем о своих старых друзьях, просто выбросив их из своей жизни. Куклы…они забавляли нас, когда нам было скучно и одиноко, утешали, когда мы плакали, защищали ночью, когда так темно и страшно. И чем же мы отплатили им? Засунули в дальний угол, отдали, а может и вовсе выкинули. Да, взрослея, люди забывают своих кукол, а вот забывают ли куклы своих хозяев? И на что способна брошенная кукла, помнящая своего владельца?? Холодная, жестокая и такая красивая кукла… *** — Зачем звал?— Том прислонился к дверному косяку, презрительно глядя на брата. — Хочу секса,— безразлично пожал плечами тот. — Ты становишься предсказуем, братишка,— ухмыльнулся Том, проходя в номер и закрывая дверь. — Нет, просто я тебя только поэтому и зову, но ведь ты и сам знаешь, верно, Томми? – Билл облизал пухлые губы, откинув голову назад. — Да, знаю,— бесцветно ответил он, обходя кресло, на котором сидел Билл. — Как ты хочешь сегодня? — Хм, Томми, а я ведь и совсем забыл, что у меня есть такая кукла, как ты…я хочу жестко, без лишних нежностей и ненужных прелюдий,— он улыбнулся, почувствовав обжигающее дыхание брата на своей шее. Том поцеловал его, оставляя на коже красный след, и резко дернул на себя, приглушая стон боли, накрывая его губы. — Ты этого хотел, мне продолжать?— шепнул Том ему на ухо. — Куклы не спрашивают, они выполняют то, что им сказали,— хрипло ответил Билл, тяжело дыша. — Хорошо,— Том начал медленно расстегивать его черную рубашку, проводя языком от пульсирующей жилки на шее до низа живота, заставляя Билла выгибаться дугой, руки блуждали по груди, спускаясь вниз, проникая под ремень джинс, лаская возбужденную плоть. — Черт, я же сказал, никаких прелюдий, ты что, не понял меня? – Том резко отстранился и потянул Билла на себя, заставляя встать. Они стояли лицом к лицу, пристально изучая до боли знакомые черты. Том смотрел в некогда любимые глаза и видел в них только похоть, его передернуло, и вот это он принимал за любовь, дурак! — Ну, что смотришь?— ухмылка искажает его красивое лицо. Том ничего и говоря, притягивает Билла к себе, впиваясь в эти мягкие губы, с которых в его адрес слетали только насмешки и оскорбления. Во рту появляется металлический привкус крови, но они продолжают свой поцелуй, кусая губы, сплетаясь языками, словно два лучших врага, срывая друг с друга одежду, стараясь причинить как можно больше стараний, так пытаясь избавиться от боли, терзавшей душу. Билл провел ногтями по спине брата, оставляя на ней красные линии, словно ставая свою монограмму украшающую вещи. Том в ответ припал к его шее, оставляя на нежной, бархатной коже лиловые отметины. Это напоминало агонию, персональный ад, который они создали, чтобы мучить друг друга. — Ну, давай же, я хочу!— Билл тянет брата за дреды, заставляя смотреть на себя, тот в ответ толкает его на кровать, ложась сверху. — Хочешь боли? Хорошо,— он быстро расстегивает застежку джинс и одним ловким движением снимает их, заставляя ткань трещать по швам. -Сделай так, как я хочу,— этот требовательный тон, не терпящий возражений, Билл всегда говорит так, он просто не умеет по-другому. Том хмыкает в ответ, он разводит стройные ноги брата и входит одним сильным, резким движением, вызывая стон, полный боли. Не давая Биллу передышки, он начинает движение, с трудом преодолевая сопротивление напряженных мышц. Каждый новый толчок уносит Тома в его мир, где когда-то давно жила любовь, потом разочарование и боль, затем боль и ненависть, на смену которым пришли безразличие и жажда мести за свою погубленную душу. Он ускоряет темп, Билл кричит в голос, исполосовал всю его спину, из новых ранок струиться теплая кровь, но Тому все равно, он продолжает врываться в это прекрасное тело, доставляя наслаждение и боль, грань между которыми настолько тонка, что невозможно определить, где заканчивается одно и начинается другое. — Том…— еще пара движений, и они кончают, одновременно…как всегда. Том выходит из расслабленного тела, и брезгливо морщась, стирает с себя их сперму. Он встает, надевает свои джинсы и подходит к окну, не сказав ни единого слова. — Ты моя кукла Томми, пусть давно забытая и не нужная, но все равно моя…— обнимая его за талию, шепчет Билл. — Да, ты прав. Знаешь, люди часто бросают своих кукол, но ты не учел, что куклы никогда не забывают своих хозяев, и за всю ту боль, которую им причинили, куклы мечтают отомстить…— в тусклом свете торшера мелькает лезвие ножа. — Тооом,— сдавленный стон срывается с его губ, Билл начинает медленно оседать в руках брата. Том осторожно опускает его на ковер, безразлично смотря, как алая кровь пачкает пушистый белый ковер. — Прощай, — он идет к двери, не оборачиваясь, не жалея, не любя. — Том…прошу…мне так холодно…останься,— мольба, последняя просьба человека, который боится умирать, умирать в одиночестве. — Я остался с тобой, если бы был твоим батом, я остался с тобой, если бы я любил тебя, я остался, если бы ты был дорог мне…но я всего лишь забытая кукла, холодная и жестокая, я не чувствую ничего, кроме пустоты. Ты выбросил меня, я отомстил тебе за это, мы в расчете…Прощай…— и Том уходит, оставляя Билла наедине со своим страхом, заставляя почувствовать то, что чувствовал он все эти годы, чувствовать себя никому не нужной, забытой куклой…