Точка невозврата

Ничто и никогда не было простым. Ни детский дом, ни способ выделиться, ни борьба за гражданские права — вся эта жизнь была непростой. И первый митинг был не простым. — Мирное, блять, шествие, — скрипит зубами ОМОНовец в каске, выворачивая Разумовскому руки и скручивая его, заваливая на землю. — Сидели бы, суки, на жопе ровно, пока всех не перестреляли. — Согласно Конституции, у меня есть право на свободу перемещения! И на мирную акцию протеста! — выкрикивает Разумовский, а голос его глушит крик толпы и собственный кашель, вызванный дымовой бомбой. — Скажите свое имя, — кашляет он громче и более хрипло, и, кажется, это уже от того веса, которым его давят сверху. — Тебе это с рук не сойдет! — Майор Сорокин, сука, — усмехается мужчина самодовольно, а лицо Разумовского царапается об асфальт — он кричит. — Сидите, бля, пидорасы, и не рыпайтесь. В РОВД его! Не успевает мужчина скомандовать, еще двое хватают Сергея под руки и волочат его в автозак. — Кому еще, крысы, мля?! — орет он и снова бьет митингующего дубинкой. Кажется, это школьник. Господь милосердный. В автозаке есть маленькое оконце, а на нем — железные прутья. Цивильность цветет и пахнет. В толпе, среди прочих, Олег Волков. Он идиот. Он просто гребанный идиот. — Олег, придурочный, сука! — орет ему Разумовский. Он рвет горло, а люди внутри транспорта кричат ему в поддержку. Или думают, что в поддержку. Волков один на пятерых ОМОНовцев. Он рычит как самый настоящий дикий зверь. Разбрасывает (или пытается) «ментов поганых» и не сдается, а народ кучками скапливается вокруг него. И это плохо, это, черт возьми, очень плохо. — Не агитируй их, Олег! Сука, да иди ты спокойно! Народ орет. Орет и Волков, которого успели повалить на землю люди в форме. Они бьют его ногами, бьют дубинками, а остальных людей расталкивают от него тараном. Это, кажется, не закончится. Их сажают в разные машины и увозят. Сергей не видит его еще долгих три года — Олега загребают по статье 318 УК РФ: применение насилия в отношении представителя власти. Тогда им было по двадцать лет, и сторонников — раз-два и обчелся. Но сейчас? Нет. Сегодня все будет иначе. Сегодня у них есть хоть какая-никакая власть. Они создали фонд по борьбе с коррупцией, они смогли открыть глаза на чертова премьер-министра России. Сергей выплевывает его имя как самый противный яд и морщится аккуратный нос, когда слышит от других, что эти воры хорошие и стабильные. Как же его все раздражает. Он точно сможет сегодня добиться того, о чем мечтал. Мечтал он, наверное, о светлом будущем с Олегом Волковым, который откинулся четыре года назад и на данный момент может похвастаться неплохой репутацией среди коллег. Но вот только одна проблема. Он стесняется прошлого. Этих трёх лет, которые провел в холодной московской тюрьме. Почему-то он до сих пор помнит ту скотину, которая заталкивала Сергея в автозак и потом явно смеялся с положения людей. Но на сегодняшний день о стыде можно забыть. Ведь Волкову предстоит вести трансляцию связанную с митингами по всей стране. Тысячи людей не догадываются, каково им сейчас. Олег пытается завязать галстук, но он не поддаётся и просил это занятие, Волков просто накидывать на плечи пиджак. Сегодня они готовы показать всему миру, что могут сделать многое и показать чертовыми ворам, что не все слепы и есть те, кто видит их мелкие делишки. Разумовский все утро как в тумане. Смотрит в телефон и постоянно закусывает губу. Похоже боится, что его детище будет разрушено властью, которая явно не собирается так просто сдаваться. СМИ молчат о том, что начнется через три часа по Московскому времени во Владивостоке. Революция? Все может быть. Хотя, много ли людей придут? Разумовский понимает, что народ боится показаться, ведь давят зарплатами, работой и даже пенсией. Учителя в некоторых школах так помешаны на президенте, что в какие-то моменты страшно за будущие поколения. Олег подносит к губам чашку с холодным чаем и морщится. Противный. Хотя, чего он еще ожидал от недопитого с вечера черного чая? Сергей так же молчит и что-то постоянно строчит. Сергей нервничал. Конечно же, он, черт возьми нервничал. — Серый, — Разумовский поднимает на него глаза, и все, что в них видит Олег — прямоту и строгость своих незыблемых убеждений. И короткое, едва заметное колебание. Олег вздыхает. Разумовский тоже человек. Далекий от людей, но вместе с тем такой человечный — Олег любит его таким, скрытым от линз зорких камер. — Если не справишься ты, — он кладет руку на плечо Сергею. Напряжен, чтоб его. — Не справится никто. — И что? — вздыхает сбивчато Сергей, кусая нижнюю губу. — Что, если мне не удастся? Вдруг я не тот, кто способен вообще что-то изменить? — Тогда мы придем в следующий раз, — смягчился Олег, и во взгляде его это отражается лучше всего. — Тогда, когда ты будешь готов. Ты поведешь нас, Серый. Разумовскому, наверное, было что сказать — ему всегда было. Тем не менее, все, что сделал Сергей, благодарно улыбнулся ему, коротко усмехнувшись. Олег притягивает его к себе, и лоб Серого тычется в плечо. Тоже напряжен, чертяра. — Спасибо, — негромко говорит Разумовский, и что-то внутри него правда становится уверенным в сегодняшнем успехе. — Обещаю не облажать. — Обещаю не сесть снова. Они негромко смеются. До выхода час. Пора выдвигаться.