Ледяной

Знаешь, сейчас, когда на улице так холодно и идет снег хочется, чтобы рядом был любимый человек, чашка кофе, хорошая книга и немного Баха или Вивальди. И, что бы люди не говорили, зима – это прекраснейшее из всего, что может быть. Хоть это далеко и не первый снег за зимнюю пору, но он кажется белее, чем обычно. Сегодня особенный день… Сегодня год с того момента, как прежнего меня не стало. Я помню этот день в прошлом году, он был наполнен грустью. Десятая чашка кофе уже не помогала забыться, текст ложился на бумагу рваными, неровными строчками, он обрывался, срывался на крик и болезненный стон. Бумага рвалась под моими пальцами, взметалась к потолку порывами леденящего ветра, безнадежно кидалась в пол, вылетала на улицу, ложилась на белоснежный снег, пачкая его чернилами. Она молила о пощаде, скулила. Снежинки кружили по пространству комнаты, задевая скулы и пальцы, обдавая их холодным дыханием зимы, обжигая самые кончики и оголенные ключицы. Они ложились на волосы и плечи, будто пытаясь обнять и утешить, пытаясь холодом заглушить боль, клокочущую внутри, крик, так и не сорвавшийся с губ. Они окружали меня, покрывая снежной, но тут же тающей коркой искусанные в кровь губы, болезненно-бледные щеки, тонкие запястья с синими нитями вен. Тогда я был готов отдать себя зиме, окунуться в вечный холод и никого не подпустить к себе до конца… Но… ты вернулся. Закрыл окна, собрал порванные листы бумаги, накинул мне плащ на плечи. Ты что-то говорил. Но не кричал, хотя я провинился. Твой тихий, спокойный, убаюкивающий голос усыплял меня, закрывал мои веки, приятно обволакивал непривычным моей душе теплом. Я засыпал. А ты все говорил и говорил, я пытался уловить нить твоего монолога, но был не в силах, слышал лишь обрывки фраз, отдельные буквы, нежелающие складываться в слова в моём усталом подсознании. Ты гладил меня по голове, мягко обняв за плечи и припав губами к моему виску, что-то шептал едва слышно, а я лишь старался не уснуть, не отключиться. Сознание путалось, меня шатало и трясло, казалось, что я лечу в бездну. Ты удерживал меня, смотрел непонимающим, немного испуганным взглядом. Но я не смог, я не смог удержаться на грани и провалился в темный, мрачный сон. Там была лишь пустота, сгущающийся мрак, за который, как мне казалось, можно было зацепиться, чтобы не упасть. И я зацепился. Что есть сил, я карабкался вверх к тусклому свету. За мной гналась бездна, постепенно поглощая мрак, оставляя за собой лишь темный вакуум, в котором ничего нет. Изрезав пальцы в кровь мраком, я, наконец, смог выбраться из ямы. Бездна, поднявшись к краям ямы, истерично усмехнулась и опала вниз с громким шлепком, как от рыбы, которую небрежно бросили на стол. Некоторое время я лежал и смотрел в серое небо без проблеска солнечного луча, а потом… Потом меня вздернуло ввысь, и я вновь оказался в промерзшей из-за меня комнате. На столе были аккуратно сложены порванные листы бумаги, шторы и окна были закрыты, по комнате медленно расползалось тепло. Я лежал рядом с камином, укутанный в твое пальто. Открыв глаза, я долго не мог понять, что случилось со мной. Я долго размышлял и даже не заметил, как ты сел рядом и пристально всматриваясь с мои черты, спросил, все ли в порядке. Я ответил да. Прости, но я соврал тебе… Я изменился… Пусть мои черты остались все теми же, что были раньше, внутри меня произошли метаморфозы, которые под тщательнейшим анализом принимаются за зачатки сумасшествия. Знаешь, я не знаю, что делать. Проще ли сойти с ума? Только в крайнем случае, когда ты оставишь меня, я познаю весь вкус шизофрении… Но, знаешь… Если это возможно, я хотел бы сойти с ума рядом с тобой, вместе с тобой. Хотя это маловероятно. Но надежда умирает последней, ведь так?..