Порочный круг

Энакин Скайуокер, сколько он себя помнил, всегда хотел стать джедаем. Энакин собирался посмотреть на звезды сквозь окно в кабине «Нубиана», но его отправили в крохотный медицинский центр в конце корабля, где окон не было вообще. Передатчик раба дезактивировали перед отъездом из Мос-Эспа, но удалить его нашлось время, только когда корабль королевы Амидалы вошел в гиперпространство. Квай-Гон спал на своей койке — его вымотала схватка с ситхом на Татуине, — поэтому задача легла на плечи Оби-Вана. — Анестетик слабоват, так что может немного пощипать, — предупредил он, размазывая по голой спине Энакина зеленую жидкость. Кожу Энакина начало покалывать, а потом холодить. — Часто ты это делаешь? — поинтересовался Энакин, разглядывая ровные стены медотсека. Оби-Ван не ответил. Энакин все не мог понять, нравился он Оби-Вану или нет: лицо его становилось непроницаемым, когда он смотрел на мальчика. Что-то горячее впилось в кожу Энакина, он ойкнул и попытался вывернуться, но Оби-Ван сжал его плечо, заставляя терпеть. — Подожди немного. Нужно сначала найти. Энакин всхлипнул — ощущение было будто со спины сдирают кожу. Он уцепился за край стола, пытаясь сосредоточиться на прохладной поверхности. Внезапно боль ушла, а справа от Энакина что-то звякнуло. Он посмотрел в ту сторону: на поддоне лежал окровавленный кусочек металла. — Прошу прощения. Видимо, надо было больше анестетика. У Квай-Гона болевой порог выше, я не подумал, что ты младше. — Оби-Ван растер что-то по спине Энакина, а потом накрыл рану повязкой. Энакин бросил взгляд за спину. Оби-Ван вручил ему тунику все с таким же непонятным лицом. — Как-то непохоже, что тебе жаль, — заметил Энакин, надув губы. С мамой это всегда срабатывало. Оби-Ван пожал плечами. — Всегда пожалуйста. Он выкинул передатчик вместе с поддоном в мусоросборник. Потом помог Энакину слезть со стола и ушел, сопровождаемый лишь шелестом своей одежды. С точки зрения Энакина, статус джедая был даже привлекательней, чем статус Верховного канцлера Галактической Республики. У джедаев имелись могущество и престиж, которые он просто не знал с чем сравнить. Если ты становился джедаем — ты становился кем-то, а для маленького мальчика, выросшего в рабстве, это значило немало. В день тринадцатилетия Энакин получил разрешение зайти в комнату Оби-Вана, чтобы взять датапад со звездными картами. Энакин открыл не средний контейнер, как ему было сказано, а нижний. Там лежал прозрачный футляр. Энакин отражался в его крышке. Энакин вытащил футляр и уставился на хранившийся в нем световой меч. Выглядел он знакомо. На рукояти темнело пятно от крови. Меч Квай-Гона. Энакин откинул крышку и взял меч в руку: он оказался тяжелее меча Оби-Вана — и меча Энакина, — а еще был более гладкий. Поддавшись порыву вдохновения: что если сделать новый световой меч, скомбинировать дизайн Квай-Гона и собственный, — Энакин активировал его. Поднявшись, он выполнил восемнадцатое ката из Джем-Со. — Что здесь происходит? Энакин отключил меч и выронил его из рук. Во рту резко пересохло. Он сглотнул и развернулся лицом к Оби-Вану. — Я... я просто... Оби-Ван прошагал мимо него и поднял меч Квай-Гона, удерживая его так бережно, словно младенца. Лицо у него было каким-то странным. Когда он убирал меч в футляр, Энакин понял, что губы у Оби-Вана подрагивают точно как у его мамы, когда она начинала плакать. — Простите, — прошептал Энакин и коснулся плеча Оби-Вана. Какое-то время тот позволил его руке там лежать. Энакин чувствовал тепло кожи сквозь тунику, его пальцы прошлись по голой шее. Безупречно светлая, на ощупь она была такой же нежной, как и на вид. Энакина вдруг охватило желание продолжить гладить эту кожу, так что он совершенно забыл про меч. Оби-Ван повел плечом, сбрасывая руку Энакина, и встал. Он выдвинул средний контейнер, выудил оттуда датапад и не глядя сунул его Энакину. — Вот датапад, который ты хотел. В нижнем контейнере ничего для тебя нет. Энакин взял датапад и вернулся в свою комнату. На звездные карты он смотреть не стал. Вместо этого он весь оставшийся день черкал схемы мечей и обнаженные мужские фигуры. Жить с Оби-Ваном было непросто, но Энакину поначалу казалось, что все не так уж плохо. Оби-Ван его никогда не бил, не щипал за руки, не стоял у него над душой. Оби-Ван вообще практически не наказывал, хотя лекций и критики Энакин от него наслушался. В конце концов, эти придирки его и довели. Но даже это Энакин смог бы вынести, если бы Оби-Ван сказал ему — хотя бы раз, — что любит его больше, чем Квай-Гона. Энакин проснулся затемно, но звезд на небе Корусанта было не разглядеть: они терялись в огнях бесконечного леса небоскребов. Энакин до сих пор не мог сказать, было ли расположение звезд над Корусантом таким же, как над Татуином. А вот на Набу звезды было видно. Представляя, как здорово будет снова их порассматривать, Энакин принял душ и оделся. Он включил в комнате свет, чтобы начать собираться, и окно стало просто черным. Дверь отъехала в сторону: Оби-Ван, как обычно, не постучался. Он вообще, кажется, не понимал, что такое «личное пространство». — Уже встал? — спросил он из проема. На Оби-Ване были только пижамные штаны, поэтому Энакин старался смотреть строго на чемодан, в который он запихивал свои вещи. Обнаженность Оби-Вана всегда вызывала в нем неловкость — хотя бы потому, что в таких случаях ему было крайне трудно отвести взгляд. — Мне скоро заезжать за сенатором Амидалой, учитель. Мы рано вылетаем. — Понятно. Как рука? Энакин поднял дюрасталевую руку и продемонстрировал ее Оби-Вану. — Уже освоился с нейроинтерфейсом. Я же говорил, что быстро приспособлюсь. — Не сомневаюсь. — Оби-Ван продолжил стоять в дверях. — Ты ведь в курсе, что мы можем выделить другого джедая для сопровождения сенатора на Набу? Тебе необязательно ехать. Энакин замер. Он уставился на тунику в своих руках: его лучшая, предназначенная специально для торжественных случаев. Выглядела она черной, но под освещением на ней проявлялись синие блики. Именно в ней он собирался жениться на Падме — менее чем через четыре дня. — Я считаю, что сопроводить сенатора — мой долг, я же должен закончить миссию, — сказал Энакин. Голос его дрогнул. — Я могу поехать с тобой. — Нет! — Энакин резко развернулся. — Ну, то есть, это мне дали задание охранять сенатора Амидалу. Это моя миссия. Я должен сам. Оби-Ван прикрыл глаза, плечи его опустились. А когда он вновь посмотрел на ученика, глаза его стали серыми. Впервые после поцелуя с Падме Энакин почувствовал себя виноватым. Он вернулся к вещам и чемодану. — Постарайся не влезть в какую-нибудь новую миссию, пока ты там, — сказал Оби-Ван. — Сенат только что официально объявил войну. Скоро нас отправят на фронт. — Вернусь сразу как смогу, учитель. — И... Энакин. — Оби-Ван сделал несколько шагов внутрь. Энакин обернулся. Оби-Ван развел руки, привлекая тем самым внимание к своей белой коже. От штанов, сидящих низко на бедрах, вверх по голому животу шла узкая дорожка рыжеватых волос. — Не забывайся. Я знаю, как тебе нравится Падме, но ты джедай. Твое место здесь, со мной. — Да уж. По вашим словам можно подумать, что мы с вами женаты, учитель. — Энакин затруднялся сказать, когда Оби-Ван изменился, но сейчас почти казалось, что ему не все равно. Но этого было слишком мало, и уже было слишком поздно. Теперь у Энакина была Падме. Оби-Ван опустил руки. — Ты знаешь, о чем я. — Правда? — Энакин захлопнул чемодан, взял его и пошел на выход. По пути он слегка задел Оби-Вана. — Увидимся через пару недель, учитель. Он чувствовал, что Оби-Ван не сводил с него взгляд, пока не закрылась дверь. Для Энакина начало Войн клонов стало прекрасным временем. Джедаи наконец-то принялись оказывать людям столь необходимую помощь. Они сражались по всей галактике, заставляя сепаратистов отвечать за свое вероломство. Каждый раз, когда Энакин разбирался с боевым дроидом или каким-нибудь сепаратистским агентом, он знал, что поступает правильно. Сенат не мог этого понять. Они все пытались устроить до или после боя свои переговоры, тогда как Энакин знал, что единственный способ остановить развитие конфликта — это просто убить всех на их пути. Энакин предполагал, что в гаваррийском небе есть звезды, но видеть их он не мог. Вместо них он видел лишь тьму в тоннеле, по которому он пробирался с Оби-Ваном. Воздух пропах гниющей плотью, а под ногами хлюпал склизкий пол. Энакин старался думать о том, как выглядят звезды над этой планетой, похоже ли здешнее небо на небо на Татуином? Когда вся галактика раскрывалась перед ним и манила вперед, выше, еще чуть-чуть — и ты сможешь дотянуться до этих огней. Оби-Ван остановился. Его световой меч вспыхнул со знакомым шипящим звуком и осветил темный туннель, голубой свет выхватил очертания знакомого бородатого лица. Выражение его было мрачным, и когда Оби-Ван опустил меч к полу перед собой, взгляд Энакина тоже упал туда, куда он указывал. Желудок скрутило, а в горле поднялась желчь. Энакин подавил рвотный позыв, вызванный ее кислым привкусом: теперь ему казалось, что вонь даже усилилась. — Здесь одни мертвецы. И им уже несколько недель, — сказал Оби-Ван. — Дуку нам врал. Раздувшаяся плоть гаварриан кишела какими-то мелкими насекомыми. Энакин смотрел на мертвые тела, уходившие и дальше во тьму, чуть ли не вечность, пока Оби-Ван его не встряхнул. Если судить по тому, как часто джедаи прибегали к силовым методам, из них должны были выйти прекрасные солдаты. Но существовала разница между убийствами во время миссии и ведением войны, где убийство было изначальной целью. Джедаи никогда не намеревались убивать. Они так поступали, если в них упирались бластеры или если их шантажировали заложниками. Но сейчас Энакин убивал направо и налево. Он уже даже не задумывался об этом: обычное дело. Ни у кого уже не хватало времени об этом задуматься. На Нибессе XIV ночь не наступала никогда. Это была старая планета, на самом краю Скопления Линтари. Энакин не мог отличить свет здешнего солнца от света соседних звезд. Густое сияние шаровидного звездного скопления придавало всему на планете золотистый оттенок. Зеленые растения блестели под неугасимыми лучами, а вода походила на набуанское шампанское, которым Энакин с Падме увлекались во время медового месяца. Оби-Ван разделся и вошел в озеро. Кожа его покраснела и начала облезать, хотя Энакин видел, что он с самого прибытия на Нибесс XIV ежедневно мазался лосьоном, защищающим от ультрафиолета. Оби-Ван посмотрел на небо и вздохнул. — Кажется, я понимаю, почему на этой проклятой планете живут одни растения. Хорошо хоть вода помогает от ожогов, интересно, что у нее за состав. Энакин видел с берега, как Оби-Ван зачерпнул немного воды и полил ей плечи. Сам он тоже начал сдергивать с себя одежду, так и не отводя взгляда от Оби-Вана. — В датападе была информация, что какой-то растительный элемент в воде хорошо исцеляет ожоги. — Не было времени почитать, я был слишком занят попытками сохранить голову на плечах. — Хорошо, что я рядом и могу с этим помочь, учитель. — Энакин прошел в озеро к Оби-Вану. — Вы что-то стали сдавать. Оби-Ван плеснул водой себе в лицо. — Устаю. Я уже не так молод, как раньше, и чтобы разнести пять заводов для дроидов за такое же количество дней, приходится приложить немало сил. Энакин зачерпнул золотистую воду и полил ею спину Оби-Вана. Тот вздрогнул, хотя вода была теплой. Энакин задумался, когда напряжение между ними успело ослабнуть: они начинали путь порознь, но теперь, похоже, стали близки. — В датападе пишут, планете осталось жить несколько сотен лет, — заметил Энакин. — А потом ее звезда столкнется с соседней. Жаль все-таки. Здесь очень красиво. — Здесь и правда красиво, но тяжело с бледной кожей. — Оби-Ван бросил взгляд за спину. В ярком свете его глаза казались даже голубее, чем обычно. Энакин провел рукой по мокрой спине Оби-Вана и понял, что трогает его, только у самой талии. Он убрал руку. — Надо было вам родиться на пустынной планете, учитель. Стали бы таким же выносливым, как я. — Ха. И почему ты продолжаешь звать меня «учитель»? Ты уже рыцарь, забыл? — Я зову вас так, потому что вас выдвинули в Совет. Вы так и не сказали, кто мы теперь друг другу. Оби-Ван развернулся к Энакину лицом. — Мы теперь равны. Мы партнеры. Друзья. — Друзья, хм? — Энакин улыбнулся. Оби-Ван сейчас был совсем другой. И ему подходил такой Оби-Ван. — Я даже не знал, нравлюсь ли я вам. Глаза Оби-Вана побледнели до цвета сумеречного неба. — Поначалу — нет. — А сейчас — да? Губы Оби-Вана прижались к его губам, и Энакин без колебаний ответил — целоваться с ним было так же естественно, как дышать. Оби-Ван провел руками по его волосам, обхватил затылок. По спине Энакина будто прошел разряд, он вцепился в бедра Оби-Вана, прижимаясь крепче голым телом, и оторвался только за тем, чтобы перевести дыхание. — Я не думал, что ты вернешься с Набу. Но ты вернулся, — прошептал Оби-Ван. Он коснулся языком раковины уха. Энакин содрогнулся, вспоминая, какой красивой была Падме в свадебном платье. Живот свело, и он сделал шаг назад. Брови Оби-Вана сдвинулись. Он опустил руки. — Что случилось? Я думал тебе... — Почему это — можно? Почему с Падме нельзя? — Потому что не-джедай не сможет понять Кодекс, Энакин. Ты сам это знаешь. Так что нам лучше избегать отношений с теми, кто не в Ордене. — И все равно это как-то лицемерно. Оби-Ван опустил глаза и отошел, чтобы продолжить свои процедуры. Энакин пошлепал по воде к берегу. Когда Энакин был среди джедаев, с ним всегда был Оби-Ван. Когда он не был с джедаями, с ним всегда была Падме. Энакин не представлял, что значит быть самодостаточным человеком — он никогда им не был. Сияние ночного Корусанта напоминало звездный свет. Иногда, когда Энакин всматривался в этот пейзаж, он даже находил там созвездия. Они совсем не походили на те, что он видел на Татуине, да и свет был слишком яркий. Он бросал на лицо Падме кривые тени. — Я так за тебя волнуюсь, Энакин, — сказала она, пересаживаясь к нему на бедра. Энакин потянулся к ее лицу, чтобы мягко убрать с него пряди волос. Глаза Падме в рассеянном свете комнаты были совсем темными, а на коже поблескивал пот — свидетельство их недавних действий. — Не переживай. Я прекрасно знаю, что делать во время агрессивных переговоров, — заметил Энакин, и уголки его губ поднялись. Падме улыбнулась, но эта улыбка быстро погасла. — Я волнуюсь не только из-за этого. Мы так мало видимся. Когда ты возвращаешься, я едва могу тебя узнать. — Разве можно меня не узнать? Я все тот же человек, которого ты полюбила. — Тот ли? Что за человека я полюбила? — Меня. Энакина Скайуокера. — Рука его скользнула вниз и накрыла ее грудь. — Я люблю тебя, а ты любишь меня. Ты сама это знаешь. Так о чем ты все-таки беспокоишься? Падме обвела руками мышцы его груди, не поднимая взгляд. — Про мужчин на войне рассказывают всякие вещи. Что они немножко сходят с ума. Делают то, чего обычно не сделали бы. Готовы спать с любыми женщинами, неважно хотят они того или нет, — а иногда и друг с другом. Энакин сморгнул. — Ты переживаешь, что я тебе изменю? Падме взглянула ему в лицо. Каштановые локоны скатились с плеча, частично скрыв грудь. — Такого не случалось? И не случится? Энакин приподнялся, чтобы сесть, и поцеловал ее губы: они до сих пор несли его вкус. — Нет. — Он взял ее за предплечья. — А что насчет тебя? — Меня? — Рассказывают, что жены дома творят всякие безумные вещи. Спят со всеми, кто остался. И больше не любят своих мужей. — От одной мысли об этом в груди Энакина все окаменело. Пришлось постараться, чтобы заставить себя снова вздохнуть. Падме дернулась. — Энакин, больно. Он отпустил ее руки: как он смог не заметить, что сдавил их? — Прости, я не хотел. — Не стоило мне заводить этот разговор. — Падме обняла его за шею. — Я люблю тебя, Энакин. Я никогда тебя не предам. И я тебе верю. Энакин с шумом выдохнул и улыбнулся. — Я никого не люблю так, как тебя. И это была правда: то, что он испытывал к Оби-Вану, — это было совсем не похоже на то, что он испытывал к Падме. — Честно? — Честно, — ответил Энакин и потянул свою жену на кровать. Энакин и Оби-Ван прошли вместе всю войну. Они узнавали друг друга по запаху, по ритму шагов, по звуку дыхания. Совет не хотел их разделять: они слишком хорошо действовали вместе — так, словно каждый был половинкой одной и той же личности. И никто извне не мог нарушить эту слитность, даже Падме. Они были Энакин-и-Оби-Ван, Скайуокер-и-Кеноби, Красный-Лидер-и-Красный-Пятый. Единая команда. Звездный свет в гиперпространстве расплывался голубым. Тут было не совсем другое измерение, но реальность все равно отступала: гиперпространство разрывало связь между светом и источником. Оно разрывало все связи с настоящим. Энакину секс на корабле нравился больше всего: кругом струится поголубевший звездный свет, под ногами верно урчат гипердвигатели. Энакин резко вздохнул, когда Оби-Ван вошел в него в первый раз. Пробормотав что-то, он поерзал, пытаясь привыкнуть к ощущению: больно, но вместе с тем даже приятно. В этом было нечто невыразимо эротичное: то, как он ощущал Оби-Вана у себя внутри, как он словно становился частью Энакина. Оби-Ван шевельнул бедрами и немного подождал, чтобы Энакин освоился, а потом снова толкнулся вперед. — Ох, — сказал Энакин. Он ухватился за край сиденья, над которым его нагнул Оби-Ван. Оно казалось таким прохладным по сравнению с горящей кожей. Оби-Ван погладил его по спине, потом опустил руку вниз, чтобы обхватить член. — Ох, — снова сказал Энакин, начиная двигаться вместе с Оби-Ваном. Если Оби-Ван и издавал при этом звуки, Энакин не мог их расслышать за своим шумным дыханием. Напор и жар, да, там, вот так. Тело словно охватил ток. Удовольствие стирало любой дискомфорт. Они с Оби-Ваном двигались слаженно — ровно так, как второй того хотел, ровно там, где второй того хотел. И кончили они отнюдь не тихонько. Когда они переместились на койку, Оби-Ван лег на спину. Места было мало, так что Энакин, забравшись, плотно прижался к Оби-Вану. Он коснулся губами шеи под ухом. — Было здорово. Оби-Ван улыбнулся. — Рад, что ты все-таки передумал. С Оби-Ваном это было совсем не так как с Падме: Энакину не надо было думать над красивыми фразами, подарками или совместными ужинами. Достаточно было обменяться взглядами — обычно это случалось перед боем — и они оба уже знали, чем займутся после, если, конечно, выживут. Во Внешнем Кольце Энакин нашел знакомые созвездия. Они находились всего в пяти системах от Татуина, так что ночное небо тут выглядело прямо как в детских воспоминаниях. Но Энакину было уже все равно: посещенные планеты начали сливаться в его глазах. Он не помнил название этой. Он не помнил, как звали местного главу, который предоставил им комнаты в своих чертогах и преподнес дары в благодарность за снятие осады сепаратистов. То были стеклянные вазы из драгоценного звездного песка, добываемого на этой планете, и такие стоили целое состояние. Энакин с Оби-Ваном не могли их принять — это запрещал Кодекс. — У тебя дочь? — переспросил Энакин. Он крайне желал стереть из памяти последнюю услышанную фразу. — Да. — Оби-Ван улыбнулся и начал натягивать тунику, хотя на его теле еще даже не высох пот Энакина. Оби-Ван теперь стригся короче и подровнял бороду, но в этот момент он был как никогда похож на Квай-Гона. — Родилась три дня назад. Совет уже определил ее в наши ясли, она станет джедаем. Ее мать просила только оставить ей свою фамилию вместо моей. Я был не против, конечно. Энакин сел и едва смог сглотнуть. Его подташнивало. — Фамилию? — Да. Джейд. Неплохо звучит, вообще-то, уж лучше, чем Мара Кеноби, мне кажется. — Джейд. — Пальцы Энакина сжались в кулаки, он боролся с желчью во рту. — Мы встречались с Джейд девять месяцев назад. Во время боя за Серис. Она была нашим гидом. — Да, это и есть мать. Ты должен ее помнить — такие ярко-рыжие волосы. — Мы спим вместе уже одиннадцать месяцев. Оби-Ван озадачено склонил голову, потом принялся натягивать сапоги. — И при чем тут это? — Да ты... — Энакин вскочил. В голове пронеслась картинка: вот он бьет Оби-Вана так, что ломает ему челюсть. Но он знал, что удар не попадет в цель — Оби-Ван двигался не менее быстро, чем он. — Ты мне изменил. — Изменил? Энакин, мы партнеры. Мы всегда вместе. И я никогда тебя не бросал. — Вот это и значит «без привязанностей»? Трахаться на стороне за спиной у партнера и считать, что все нормально? — Сердце Энакина сжалось. Он снова сел и вцепился в ручки кресла. Пришлось заставить себя дышать. — Мы друзья. Между друзьями всегда существует некоторая доля здоровой привязанности. — Я считал, мы любовники. — Голос Энакина был ровнее листа дюрастила. — Любовники? Энакин... ты же знаешь, что такое точно запрещено. — Ты говорил... Оби-Ван покачал головой и встал, покончив с одеждой. — Не знаю, что ты там нашел в моих словах, но такого я не говорил никогда. Энакин, ты верный друг — ты мой лучший друг. Мой партнер во всем, и, полагаю, так будет всегда. Но это не меняет того, что мы джедаи. Энакин сидел. И молчал. — Наверное, добавлять сексуальный компонент в наши отношения все-таки не стоило. — Оби-Ван опустил руку на плечо Энакина. — Я думал, ты все понимаешь. Энакин повел плечом, и рука Оби-Вана соскользнула. Он отвернулся. — Убирайся. — Что? — Убирайся из моей комнаты. Сейчас же. Оби-Ван склонил голову, а потом вышел. Когда за ним с шипением закрылась дверь, Энакин уже разнес Силой в комнате все вазы из звездного песка. Одиннадцать месяцев Энакин думал, что это была любовь. Одиннадцать месяцев торопливых поцелуев, невероятного секса и сна бок о бок в одной постели. Все и все, что Оби-Ван смог ему дать после того, как они полжизни провели вместе. Этого было слишком мало, чтобы довольствоваться жизнью джедая. Энакин сидел спиной к окну в спальне Падме и смотрел на голофото у кровати: там мерцали в ночном небе звезды Набу. На холме стояли две нечеткие фигуры и любовались луной. Изображения Падме и Энакина были затемнены, чтобы никто не догадался, что они женаты. Энакин не помнил ту ночь и не помнил, как смотрел с Падме на луну. Падме пробормотала что-то во сне. Рука ее зашарила по пустому месту со стороны Энакина и сжала простыни. Она поежилась и снова замерла. Энакин смотрел на изгиб ее живота: там спал его ребенок. Это будет девочка, думал он. Куда красивее и сильнее Мары Джейд. Она будет дочкой Энакина, его гордостью, его радостью, и она не будет спать в яслях, зная об отце лишь понаслышке. Он не потеряет ее, и он не потеряет Падме. Падме любила его, а он любил ее. Все это было настоящим. После того как Падме родит, Энакин признается ей про роман с Оби-Ваном, и она его простит. Падме его любит, она никогда от него не откажется, что бы он ни сделал. И тогда между ними не будет никаких обманов, никакой лжи. Их любовь была чистой и истинной. Энакин не позволит Падме умереть родами. Его кошмары не сбудутся, пусть даже для сохранения ее жизни ему придется разнести каждую планету, каждый город, каждый камень. Стать Владыкой ситхов оказалось для Энакина просто. Он и так уже нарушил все установленные Советом правила. Он отомстил за мать, он убил Дуку, он женился на Падме, он возненавидел Оби-Вана. Так что он был давно к этому готов. Стоило позволить Темной Стороне захватить себя в кабинете Палпатина, как она задушила его сострадание и вину, зато выпустила на свободу ненависть и злость. Поднимаясь по ступенькам Храма джедаев, он осознал, что способен на все. На голографическом потолке ясельных комнат Храма джедаев поблескивала звездная карта всей галактики. Можно было найти изображение любой из систем. Когда Энакина направляли помогать в яслях, он всегда смотрел на потолок и искал там знакомые созвездия. В этот раз он туда смотреть не стал. Он был слишком занят: убеждал себя, что детям джедаев лучше будет умереть от его рук, чем от рук незнакомцев. У Мары Джейд были рыжие волосы ее матери, но глаза меняли цвет с настроением, как у отца. Она кричала и сучила своими крошечными кулачками, пока Энакин медленно продвигался по яслям. Когда он до нее дошел, лицо ее было красным, а глаза казались то голубыми, то серыми. Она стала вырываться, когда Энакин ее поднял. — Мне убить ее, лорд Вейдер? — спросил клон-командир, стоявший у дверей в комнату. Из коридора внутрь заплывал дым. — Нет. — Энакин поднял Мару. Она перестала плакать, а глаза ее стали зелеными, и этот цвет застыл. Энакин всего несколько раз видел, как у Оби-Вана зеленеют глаза. Последний раз это произошло в присутствии графа Дуку. Энакин не мог убить Мару. Только не дочь Оби-Вана. — Сэр? — Я о ней позабочусь. Энакин перехватил ребенка и пошел из яслей. Он не убьет Мару Джейд. Нет, лучше он подарит ее своему новому учителю. Мара Джейд, сколько она себя помнила, всегда хотела стать Владыкой ситхов.