Все относительно

      Белль не находила себе места после того, как ее сын и уже почти не муж отправились в этот чужой мир. И когда она услышала от друзей, дежурящих возле здания, где был расположен портал, что он начал открываться, она сразу же бросилась туда. Первыми из дома вышли Эмма с Генри, и Реджина тут же кинулась ругать своего приемного сына за то, что тот оправился в чужой мир самовольно и подверг себя такой опасности. Затем начали выходить все остальные. Белль увидела Гидеона и с криком обняла его.       — Живой, — всхлипывала она. — Какое счастье, что ты живой.       Гидеон смутился.       — Да мы, вроде как, все живы, мама, — ответил он, краснея.       — А где же твой отец?       — Где-то сзади был… А, вот он, выходит, — Гидеон помахал рукой Румпельштильцхену, выходящему из здания в обнимку с Бо. Румпельштильцхен был единственным, кто не поменял свой внешний вид, когда вернулся обратно. Он по-прежнему был в своей кожаной одежде Темного и при этом выглядел таким счастливым, каким Белль его давно уже не видела. И его волосы… Они опять были длинные, словно он и не стригся никогда.       Они встретились взглядами, и Румпельштильцхен остановился. Он нежно поглядел на Бо, поцеловал ее в лоб и сказал:       — Мне надо поговорить с Белль, дорогая. Ты иди, присядь где-нибудь, а я к тебе немного позже подойду.       Бо, улыбаясь, молча кивнула, подхватила под ручку Гидеона и отошла с ним подальше. Они устроились под развесистым дубом, о чем-то разговаривая. Румпельштильцхен смотрел в сторону Бо, и у Белль что-то оборвалось внутри: она часто видела у него такое же выражение лица, когда он еще совсем недавно смотрел на нее, Белль.       Румпельштильцхен перевел взгляд на Белль.       — Ты хорошо выглядишь сегодня, — сказал он.       — Спасибо, — прошептала она. — Твои волосы… Они так быстро снова отросли…       — В том мире я принял свой истинный вид. Ты знаешь, какой.       — Понятно.       Румпельштильцхен ухмыльнулся.       — Надеюсь, что это зрелище отбило у Гидеона охоту идти по пути Темных, — сказал он.       — У нас ведь уже ничего не получится, правда? — вдруг печально спросила его Белль.       Румпельштильцхен вздохнул.       — Белль, я устал от попыток склеить нашу семью. Ты никогда не примешь меня всего, я все время буду тебя как-то разочаровывать. Это чашку я могу собрать из осколков, а тут… Нет, я не буду этого делать, слишком поздно. Найди себе хорошего парня, с которым будешь жить душа в душу, и будь с ним счастлива. Я дам тебе развод.       — Ты ее любишь? — заплаканные глаза Белль обжигали, но он не отвел от нее взгляда.       — До дрожи в коленях, — тихо признался он. — Как тебя когда-то.       — А как же Гидеон?       — Он давно уже взрослый мальчик, Белль, ему 28 лет, хоть для нас с тобой и прошло всего несколько дней от момента его рождения. И то, что мы не будем вместе, никак не помешает нам с ним общаться. Он будет рад и тебе, и мне. Мне пора идти, дорогая, — он коснулся пальцами щеки Белль, стирая слезу. — Желаю, чтобы ты нашла своего Принца.       С этими словами он обошел поникшую Белль и направился в сторону Бо, которая тут же вскочила на ноги, светясь от радости.       Рядом с Белль оказался Гидеон и обнял ее.       — Отец хочет что-то показать мне в своем ломбарде, но, может быть, мы посидим с тобой в закусочной потом? — предложил он. — Я куплю нам Бабулиных гамбургеров.       Белль улыбнулась сквозь слезы.       — Ты даже не представляешь, как я рада это слышать, — сказала она.       — Отлично, тогда увидимся через два часа, — Гидеон прижал мать к себе.       Румпельштильцхен первым делом бросился проверять, на месте ли его кинжал, когда они пришли в ломбард. Он вытащил из шкафчика, с которого перед этим снял защиту, ларец, открыл его и отшатнулся:       — Какого хрена?!       — Что?! — Бо и Гидеон нависли над ларцом, изучая лежащий там кинжал. Волнистое лезвие с узорами и выгравированным на нем именем, белая рукоять с рубином…       — Это не мой кинжал! — взревел Румпельштильцхен.       — Ты уверен? — Бо взялась за рукоять кинжала, и по телу Румпельштильцхена прошла дрожь.       — Румпельштильцхен, приказываю тебе, разбей эту надколотую чашку, — нараспев произнесла Бо.       Он с грохотом расколотил чашку, которая 30 лет была его святыней.       — А теперь собери обратно, — Бо не стала слишком сильно измываться над его чувствами.       Со вздохом облегчения он вернул чашку в ее прежнее состояние.       — Ну как, все-таки твой кинжал? — спросила Бо, весело блестя глазами.       — Мой… — недоуменно ответил Румпельштильцхен. — Но эта белая рукоять… Что происходит вообще?!       — Понятия не имею, — пожала плечами Бо, подкинула кинжал и протянула его Румпельштильцхену рукояткой вперед. — Держи свою ненаглядную вещь.       Тот взялся за рукоять, охнул и бухнулся на колени с хрипом:       — Да когда же это прекратится уже!       Румпельштильцхен задыхался, его сердце заходилось болью так, что ему показалось, что его сейчас вывернет от всего этого наизнанку. Рука, в которой он держал свой кинжал, горела, и он попытался ее разжать, но не смог, пальцы не слушались. Кинжал светился у него в руке, он разгорался все ярче и, наконец, исчез, а вместе с ним исчезла терзавшая Румпельштильцхена боль. Он выдохнул и уткнулся лбом в пол.       — Румпель?       — Папа?       — Я в порядке, — пробубнил он. — Если это все можно так назвать.       Он разогнулся и почесал зудящую правую руку, но зуд становился сильнее, и тогда Румпельштильцхен был вынужден расстегнуть рукав. Вдруг он застыл, оторопело смотря на свою руку. На внутренней стороне предплечья красовался тонкий рисунок кинжала с белой рукояткой, волнистым лезвием и выведенным на нем именем «Румпельштильцхен».       — Вещь в себе, — прошептала Бо, опускаясь рядом с ним.       — Что? — непонимающе посмотрел на нее Румпельштильцхен.       — Ты теперь — вещь в себе, Румпель, — она коснулась его татуировки. — Такое случилось с моей прабабушкой, когда она стала Светлой. Можем мы взглянуть на твое сердце? Пожалуйста?       Румпельштильцхен погрузил руку в свою грудную клетку и, морщась, достал его. Гидеон ахнул: сердце его отца было абсолютно красным. Не было никаких намеков на то, что оно когда-то было черным, сейчас это было совершенно чистое сердце человека, который в своей жизни не сделал ничего плохого.       Румпельштильцхен сглотнул, ощущая во рту сухость.       — Но твоей прабабушке понадобилось пятьсот лет, чтобы…избавиться от проклятья — сипло сказал он.       — Ее жизнь была очень спокойной, — задумчиво ответила Бо. — В ее жизни был прадед, который ее оберегал, и не было таких стрессов и прочего форс-мажора, как у тебя. С ней это происходило постепенно. А ты в последнее время только и делал, что испытывал постоянную боль. Светлой магией ты изгонял Тьму из себя, поэтому тебе и было так плохо все время.       Румпельштильцхен вернул свое сердце обратно и попробовал поколдовать. Давалось это ему теперь гораздо легче, чем обычно, а главное — у его магии теперь целиком и полностью отсутствовала цена, он не забирал, а отдавал сам.       Румпельштильцхен засмеялся, вставая на ноги, и помог подняться Бо.       — Наконец-то я от этого свободен! — с облегчением сказал он. — Веками зависеть от этой железки, все время опасаясь, что она попадет в руки того, кто приобретет над тобой неограниченную власть… Это сводило меня с ума. Фффу, прямо дышать стало легче.       Он с улыбкой посмотрел на Гидеона и встрепенулся:       — Да, совсем забыл, вот, держи! — он наколдовал ключ и вручил его сыну.       — Зачем он мне? — удивился парень.       — Это ключ от моего ломбарда, — объяснил Румпельштильцхен. — Я знаю, что ты сейчас уйдешь приводить в порядок тот мир, в котором ты вырос, но я очень хочу, чтобы ты не исчезал надолго. Поэтому здесь, в подвале, я установил портал, похожий на твой, и настроил его на тебя. Если ты захочешь нас увидеть, или если тебе будет нужна моя помощь — приходи в мой мир. Я и твоя мать — мы всегда будем тебе рады.       — Спасибо, — Гидеон улыбнулся.       Румпельштильцхен потрепал сына по плечу:       — Ну, иди, Белль наверняка уже тебя заждалась в закусочной.       — Откуда ты знаешь?!       — Я же все-таки провидец, — вздернул брови Румпельштильцхен и засмеялся. — А еще я подслушал.       — Знаешь, папа, — хмыкнул Гидеон. — Ты хоть и стал Светлым, но твои повадки совершенно не изменились.       — И не надо! — выразила протест Бо. — Не хочу, чтобы он ударился в розовые сопли. Я полюбила Румпельштильцхена, а не Принца Дэвида, вот Румпельштильцхеном он пускай и остается.       Тот только довольно ухмыльнулся.       Не успел Гидеон выйти за дверь, как в ломбард ворвалась Реджина.       — Могу дать тебе огнетушитель, дорогая, — предложил ей антиквар.       — Зачем он мне нужен? — прорычала Реджина.       — На случай, если начнешь пыхать огнем подобно дракону, — фыркнул Румпельштильцхен.       — А может, ты мне лучше предложишь решение проблемы со Злой Королевой, и чтобы я при этом осталась жива?       Румпельштильцхен вздохнул.       — Сынок, у тебя еще остался при себе тот обломок меча? Ну, которым ты хотел Эмму… того?       Гидеон кивнул и достал рукоять. Румпельштильцхен разрезал свою ладонь и накапал на рубин рукояти меча своей кровью, отдавая свою магию. Под конец он даже слегка взмок от усталости, но особого внимания на это не обратил, зная, что скоро силы вернутся. Рубин на рукояти наконец-то ярко сверкнул, и вместо обломка меча перед ними оказался целый меч, каким он был до того, как его разрушила Эмма. Румпельштильцхен подцепил меч за крестовину и дал его Реджине.       — На, врежь ей, — сказал он.       На следующее утро, когда Бо и Румпельштильцхен уже позавтракали, Бо вдруг обнаружила в одном из карманов рюкзака записку.       Она плюхнулась на колени к Румпельштильцхену.       — Этот карман моя прабабушка использует для обмена посланиями. О, это тебе!       Светлый обнял Бо за талию и вгляделся в записку:       — «Румпельштильцхен, ты — дрянной мальчишка,  — прочитал он. — Добро пожаловать в семью. Доброгнева». Твою прабабушку не волнует, что я даже еще не развелся? — хихикнул он.       — О, это для нее такие мелочи. Ей достаточно того, что ты чувствуешь ко мне.       Румпельштильцхен прильнул к ее губам, привстал и посадил Бо на стол.       — Сейчас я чувствую, — хрипло прошептал он между поцелуями, — что одного десерта мне за завтраком не хватило.       Доброгнева смотрела, как на картинке в стеклянной сфере страстно целуются ее правнучка и этот новообращенный Светлый. Она махнула рукой, и картинка исчезла, а сама Доброгнева задумчиво потянулась к бокалу вина, стоявшему на столике возле дивана, на котором она сейчас сидела.       — Что-то случилось, дорогая? — в комнату вошел ее муж и устроился рядом.       — Ну, если ты не против того, что я только что приняла в семью парня моей правнучки, тогда ровным счетом ничего. — хихикнула Доброгнева, отпивая из бокала.       — Он Темный или Светлый? — уточнил муж, поглаживая ее по плечу.       — Как будто для нас это имеет значение, — промурлыкала она. — Уж кому, как не тебе, знать, что все в этом мире относительно — Темный может стать Светлым и наоборот.       Она уютно устроилась у него в руках и совершенно по-кошачьи зажмурилась.       Жизнь была прекрасна.