Сова

Когти Кокуто больно впивались в плечо, да и сам по себе он был тяжеловат для ещё не оклемавшегося после боя с Ланселотом Шуры, но тот терпел, ступая по большому дому вслед за Альдебараном. — У меня уже гостят Айолия и Мило, — сообщил тот. — Жены сейчас нет, но она скоро вернётся. — А она не будет против? — спросил Шура, поводя плечом. Под весом совы оно ныло уже немилосердно. — Тем более, я с птицей… Кокуто фыркнул и надулся, став похожим на покрытый перьями мяч, но никак не прокомментировал. — Совершенно точно нет. Вот, прошу, — Альдебаран открыл перед Шурой дверь, впуская его в просторную, по-европейски обставленную гостиную. — Йо, Козерог, — сидевший на полу перед телевизором Мило помахал рукой, и Шура заметил, что на коленях у него лежит джойстик, а на экране замерла на паузе рисованная девушка с мечом и розовыми волосами. — Скорпион, — пробормотал Кокуто: с тех пор, как Шура открыл его настоящую личность, он бросил таинственный тон и манеру говорить загадками. — Сова Афины, — Мило скривился. — Слыхал я, кто ты на самом деле… Кокуто опять не ответил, он развернул неширокие крылья, чувствительно задев ухо Шуры, а затем перелетел на спинку дивана. — Располагайтесь, — Альдебаран повёл рукой в приглашающем жесте, а в следующий миг перехватил за локоть проскочившую мимо Ёшино. — Позови Айолию, пожалуйста. — Конечно, папа, — отозвалась она, развернулась и убежала по коридору. Шура, потирая ноющее плечо, уселся на диван рядом с Кокуто, Альдебаран сел напротив. — Могу предложить чай, кофе, обед. Алкоголя нет, извини, не держим в доме. — А птичье печенье есть? — снова подал голос Мило, возвращаясь к игре. — А где остальные? — спросил Кокуто, прохаживаясь по спинке дивана. — Ты, я, Шура, Айолия, этот бесполезный идиот с джойстиком — это всего пятеро из двенадцати Золотых Святых. Чёртова Айолоса можно считать шестым. Где остальные шесть, их кто-то видел? — Кто идиот, пернатое?! — обиделся Мило, снова поставив игру на паузу. — Вот ты, — Кокуто махнул в его сторону крылом. — Где свои мозги потерял? Альдебаран хихикнул в кулак, но тут же снова стал серьёзнее. — Ты про Камю? — Не видел его, — Мило с явным сожалением отложил джойстик, поднялся с пола и сел на диван рядом с Альдебараном. — Самому очень хотелось бы, но… Все замолчали. Шура размышлял о том, сказать ли остальным, что в последнем бою Ланселот щеголял материей Рака, но, подумав, решил промолчать. Десмаска они видели, и он был в порядке, а ничего о возможном существовании в этом мире других двенадцати Золотых Святых это все равно не говорило. Кокуто, по крайней мере, об этом не сказал — и Шура решил последовать его примеру. Какие бы смешанные чувства не обуревали его по отношению к Саге, Шура никогда не считал его дураком и сейчас предпочитал довериться ему. Его размышления прервала открывшаяся дверь. На пороге гостиной наконец-то появился Айолия, позади него держалась Ёшино. Выглядел он неплохо, хоть его грудь и была крест-накрест перемотана бинтами, и на ногах держался тоже уверенно. Кивнув всем присутствующим и явственно позеленев при взгляде на Мило — «Небось, сыт тренировками по горло» — Айолия сел рядом с Шурой. Молчание нарушил Альдебаран: — Мы тут говорили о том, где могут оказаться остальные Золотые. — Лишь бы не в Святилище, — буркнул Айолия, но тут же светло улыбнулся, став похожим на прежнего Айолию — всегда позитивного Святого Льва. Все опять промолчали. Шура подумал, что Айолии в этой ситуации, наверное, сложнее всего: в их мире он привык считать брата предателем, а потом узнал, что он герой. В этом мире, где они очнулись после воскрешения, Айолос действительно оказался предателем, и Айолия надеялся на то, что это не так — и боялся того, что это правда. Ему было труднее всего, Шура не хотел бы оказаться на его месте… Но на чьём вообще месте сейчас было хорошо? — Это какое-то безумие, — словно подслушав его мысли, произнёс Кокуто. — Мы все просыпаемся. В разных местах. В разное время — Айолия в этом мире всего ничего, а Альдебаран успел жениться и вырастить ребёнка. В разных телах — я, например, грёбаная сова, и я очень удивлюсь, если больше никому воскрешение никаких сюрпризов не подкинуло… — Справедливости ради, — вмешался в его монолог Альдебаран, — мало кто натворил столько, сколько натворил ты. Это совиное тело выглядит наказанием тебе за прежние проступки, и при всём моем прощении — а я действительно простил тебя, которого знал в нашем мире, и не держу для тебя камня за пазухой — оно не кажется несправедливым. — Справедливо-несправедливо, — буркнул Кокуто. — Я — ёбаная сова, Альдебаран. Комок перьев с крыльями и когтями. Мне всё время хочется сожрать живую мышь и меня уже тошнит от печенья для попугаев и прессованных зёрен. Я, мать вашу, как-то смирялся с этим, пока думал, что альтернативы нет, но сейчас я знаю, что могу возвращать прежний облик, и тело совы мне ещё более противно. Даже если это наказание за грехи, в чём я с тобой, в сущности, согласен, тому, кто следующим скажет, что поделом мне, я насру прямо на голову. Я птица, я могу. — Понимаю твои чувства, — нахмурился Альдебаран. — Но будь добр, впредь не выражайся таким образом в присутствии моей дочери. — Не узнаю нашего лже-Понтифика, — Айолия смерил Кокуто подозрительным взглядом. — Не помню ни одного случая, чтобы ты сквернословил, как последний ученик. Это скорее по части Мило… — Эй! — И вообще, — не обращая никакого внимания на оклик Мило, продолжил Айолия, — ты, Сага, мог бы использовать свои крылья более полезным образом и хотя бы разведать обстановку! На сову точно не обратят внимания… Хоть он не сказал ничего, по мнению Шуры, оскорбительного, реакция Кокуто оказалась неожиданной и очень бурной. Он гневно встопорщил перья, развернул крылья и раньше, чем остальные успели среагировать, перелетел на плечи Айолии, где заговорил, сопровождая каждое предложение ударом крючковатым клювом по макушке: — Не смей называть меня Сагой! (тюк!) Сага — это два метра роста (тюк!), волосы до колен (тюк!), тело греческого бога (тюк!) и член двадцать два сантиметра! (тюк!) А эта летающая (тюк!) хрень (тюк!) с перьями (тюк!) — это Кокуто! (тюк, тюк, тюк!) — Снимите его с меня! — заорал Айолия, отмахиваясь руками, но Кокуто уже прекратил экзекуцию. Он опять расправил крылья, перелетел на стол и повернулся к Айолии хвостом. — Ой, — всполошилась Ёшино. — Он вас до крови не расклевал?.. Айолия потрогал голову. — Немного… Ну ты и сука. Ты всегда был паскудой, а сейчас, по-моему, вся твоя мерзость в таком маленьком совином теле ещё более концентрирована. Ну что я такого сказал?! — Я даже знать не хочу, действительно ты измерял или наугад сказал, — пробормотал Мило, впрочем, достаточно тихо. Кокуто проигнорировал их обоих, повернулся к Шуре. — Я предлагаю перестать обсуждать меня и переключиться на обсуждение чего-то более насущного. Например, где остальные Золотые Святые. Или где Саори Кидо, наша Афина. Айолия подставил голову уже притащившей откуда-то аптечку Ёшино. — Понимаешь, Кокуто, — сказал Шура то, о чём думал уже очень давно, но что вслух произносить до сих пор не решался. — Если в этом мире другая Афина… вполне возможно, что Саори-сан здесь вовсе нет. — Как это нет?.. — удивилась Ёшино, на секунду отвлекаясь от обработки царапины на макушке Айолии. — Если… Договорить ей не дали. — Я сам об этом думал, — признался Кокуто. — Но тогда смысл нашего воскрешения от меня вовсе ускользает. Если мы не должны вернуть трон настоящей Афине, то зачем мы здесь вообще? — Ну, как минимум затем, что вокруг бегают сумасшедшие мечники, — напомнил Шура. — Ланселот, Сигурд, Рональд, и кто знает, сколько их ещё и на что они способны. Вполне возможно, что спасение Афины — не главный наш приоритет. — Слушайте… — опять начала Ёшино, но её опять перебили: — Это противоречит самой цели существования Святых, — возразил Мило. — Здесь другие Святые, — буркнул Шура, опять вспомнив Ланселота в материи Рака. — Которые служат этой Афине, а не нашей. — Это беспредметный спор, — Кокуто развернул и снова сложил крылья, привлекая к себе внимание. — Так или иначе, найти Саори-сан — если она есть в этом мире — мы должны несмотря ни на что. А затем уже можно решать другие насущные проблемы. — Да вы слова вставить не даёте! — Альдебаран хватил кулаком по журнальному столику. Стекло зазвенело, Кокуто подпрыгнул, опять захлопал крыльями. — А моя дочь уже минут пять пытается вам всем сказать, что мы знаем, где Саори-сан! Все замолчали так же резко, как начали говорить, и уставились на него. Альдебаран ухмыльнулся. — И если бы вы не орали и не перебивали друг друга, то уже знали бы, что Саори-сан вот-вот должна вернуться. Потому что она здесь живёт. Тишина в комнате стала абсолютной. Шура посмотрел на Мило и Айолию, сидящих с совершенно одинаково обалдевшими лицами, затем повернулся к Кокуто, отметив про себя, что впервые в жизни видит сову с разинутым в удивлении клювом. — Это моя мама, — спокойно уточнила Ёшино, пряча лекарства обратно в аптечку. — Готово, Айолия-сан. Но больше постарайтесь его не оскорблять. — Подожди, — Айолия помотал свежевылеченной головой. — Альдебаран, ты хочешь сказать… — …что ты женился на Афине? — закончил за него Кокуто, и Шуре показалось, что говорит он очень странным тоном — со смесью ярости, обиды и недоумения. Вместо ответа Альдебаран повернулся к дочери. — Ёшино, будь добра, сделай всем кофе и бутерброды… И… — Плошку с водой и живую мышь, пожалуйста, — буркнул Кокуто и закатил глаза. — Зерно тоже сгодится. Альдебаран подождал, пока дочь выйдет из гостиной, и откинулся на спинку дивана. — Вы что, хотите заставить меня оправдываться? — С чего бы это? — отозвался Кокуто всё тем же странным тоном. — Ты — настоящий мужчина, надёжный, каменная стена и так далее. Отчего бы Саори-сан не выйти за тебя замуж, действительно? — Действительно, — сказал Альдебаран. — Я силой её под венец не тащил, мы встретились в этом мире, поняли, что испытываем друг к другу безусловную симпатию, и поженились. Так нормальные люди поступают, Сага. — Да, — согласился Кокуто. — Тем более, ты даже не сова, да и со временем тебе повезло: успел встретить её раньше. Тот не успел ответить: вмешался Мило. — Э… — начал он. — Я не понял, почему эти двое вдруг окрысились друг на друга, тем более, после такой замечательной новости, но давайте понизим как-то градус напряжения. А то тут уже попахивает Галактическим Взрывом с одной стороны и Великим Рогом с другой. Кокуто опять повернулся хвостом — на сей раз к Альдебарану. Тот посмотрел на часы. — Она скоро придёт, тогда и поговорим все вместе. А пока давайте перекусим. Все, кроме Кокуто, восприняли предложение с энтузиазмом, он же выглядел странно-задумчивым, и Шура решил непременно расспросить его об этом позже. Саори-сан пришла, когда бутербродов на блюде почти не осталось, а разговор из насущных проблем перекинулся на слухи и сплетни. Мило как раз говорил о том, что ему непременно нужно связаться с Хёгой, ведь где ещё искать Камю, кроме как рядом с учеником, когда дверь в гостиную открылась и на пороге появилась женщина в дорогом деловом костюме. Разговор оборвался; Альдебаран вскочил, уступая жене своё место. Саори-сан села, неспешно обвела взглядом всех собравшихся. — Приветствую отличную компанию. Лев Айолия, — тот немедленно бухнулся на колено и поцеловал протянутую ему руку. — Скорпион Мило, — тот повторил жест Айолии. — Козерог Шура… Шура тоже встал на колени и прикоснулся губами к мягкой, пахнущей какими-то тонкими духами коже. Эта женщина не похожа была на Афину из его воспоминаний, но по Космо — огромному, доброму и милосердному — он узнал бы её, даже приди она совершенно в ином облике. «Моя вина перед вами больше, чем вина Мило или Айолии», — подумал он, вспоминая убийство Айолоса, но Афина смотрела на него с такой нежностью, что вина, тревога и страх улеглись — словно испугавшись этого светлого взгляда. — И Близнецы Сага, — закончила она, когда Шура встал. Кокуто мигнул жёлтыми глазищами. — Вы узнали меня даже в этом позорном облике? — Я узнала бы тебя любым, — мягко ответила Афина. — Твое Космо трудно спутать с чьим-либо другим. Но всё гораздо проще: Альдебаран сообщил мне обо всём письмом как раз, когда я возвращалась домой. И сейчас я очень рада видеть вас всех. — Мама! — в дверях появилась относившая посуду на кухню Ёшино и немедленно повисла у Саори-сан на шее. — Я так соскучилась, тут столько всего случилось! — Да я уж догадалась, — та снова обвела взглядом собравшихся в гостиной. — Давно я не видела столько Золотых Святых разом. К сожалению, из-за происходящего в Святилище у меня нет полной силы Афины, и я не могу по вашему Космо составить полную картину происходящего… Так что расскажите мне, пожалуйста, сами. И они рассказали. Больше всех говорили Шура и Айолия, иногда поддакивал Мило, иногда вставлял комментарии Кокуто. Ёшино возмущалась тем, что родители так мало рассказывали ей о Святых, но тоже добавляла свои сведения. Они рассказали всё — о множественности миров, о Хроносе и воскрешении, о фальшивой Афине и Айолосе за её спиной, о мечниках и об убийцах, о Бронзовых Святых, знающих — или помнящих — гораздо больше, чем они. — И мы в полной растерянности, — неловко закончил Шура, косясь на Кокуто. — Мы не знаем, что нам делать и кто нам противостоит. Мы догадываемся, что были воскрешены в этом мире, чтобы помочь вам, Саори-сан, но пока не представляем, как это сделать. Она нахмурилась — между бровями появилась сосредоточенная морщинка. Почему-то, глядя на неё, Шура на миг понял набросившегося на Альдебарана Кокуто. «Все Святые немного влюблены в Афину», или как там говорил учитель Изо?.. — Мы должны отыскать остальных, — сказала она, и Кокуто так захлопал крыльями, что чуть не сбросил на пол всё ещё стоящие на столе чашки. — Я тоже об этом говорю! — Но не сейчас, — мягко остановила его она. — Двое из вас серьёзно ранены, моя собственная дочь измучена и переволновалась. В этом доме вы в безопасности, я предлагаю отдохнуть хотя бы день, а потом приступать к активным действиям. На свежую голову мы точно найдём лучшее решение. Возражать никто не стал. Мило принялся помогать Ёшино убирать со стола, а Альдебаран позвал Шуру за собой — показать ему гостевую комнату. — Сага, — услышал Шура, уже выходя из гостиной. — Я бы хотела поговорить с тобой наедине. Кокуто замялся, переступая с ноги на ногу. — Вы уверены, что это будет… правильно? — Ты же советник Афины? — Саори-сан подняла брови. — Вот мне нужен твой совет. Шура обернулся обратно к Альдебарану, хотел что-то сказать, но тот махнул рукой — и Шура почёл за лучшее промолчать. Кокуто пролетел за ней по узкому коридору, цепляя крыльями стены, а когда она открыла дверь в комнату — влетел внутрь и устроился на комоде. Саори вошла следом, прямо на пороге сняла пиджак и бросила на кровать. Повела плечами, устало застонав. — Трудный день… хотя, скорее, месяц. Не думай, я вас ни в чём не обвиняю, просто навалилось всё… Саори потянулась пальцами к пуговицам блузки, и Кокуто по-совиному повернул голову, уставившись в стену. — Вы о чём-то хотели поговорить, Саори-сан? — его голос прозвучал глухо, как будто ему самому не очень хотелось разговаривать. Саори не спешила отвечать. Она неторопливо сняла блузку и лифчик, сложила на стул. Стащила юбку, набросила лёгкий домашний халат и села, на кровать, чтобы снять колготки. — Что ты помнишь? — Извините? — отозвался Кокуто после паузы. Саори нетерпеливо щёлкнула пальцами. — Из твоей реальности, какие воспоминания ты перенёс через смерть и воскрешение? Кокуто повернул голову к ней. Он сидел в тени, и жёлтые глаза его горели, как плошки. — Всё, — коротко ответил он. Саори не отозвалась, ожидая объяснений. — Я помню, как был золотым Святым Близнецов и до сих пор ощущаю себя им. Помню, как во мне проснулся Арес и как заставил занести над вами золотой кинжал. Помню всё, что творил в Святилище, помню, как бронзовые Святые убили меня, и помню, как воскрес под властью Аида. Как вы снова вложили мне в руку тот же кинжал… — он замолчал. Саори молчала тоже. Задумчиво рассматривала голые колени. — А больше ничего? Кокуто сделал шаг, распахнул крылья и перелетел на кровать, оказавшись рядом с ней. — Госпожа Афина, если хотите узнать что-то конкретное, спросите. Саори молчала. Разные реальности перепутались у неё в голове, реальности, где Близнецы Сага предал её и где был самым верным её защитником, не так-то легко было отделить друг от друга. Поначалу она вовсе думала, что сходит с ума, но Альдебаран смог убедить её, что все эти образы в голове — отголоски других, не прожитых ею жизней, и что каждый из них — свой, отдельный мир. Саори долго привыкала к этому, училась воспринимать идею множественности реальностей как должное, как и положено богине, и цеплялась при этом за образ Пегаса Сейи — единственный в её воспоминаниях, что был постоянен. А вот Сага… Сага постоянен не был. Сейчас, глядя на сидящую на её кровати сову, Саори помнила врага, натравившего её собственных защитников, золотых Святых, на неё. Помнила, как входила в грудь стрела, как эхом отдавался в её ушах его издевательский смех. И как позже дала ему, уже мёртвому, кинжал — наслаждаясь ужасом в его глазах, темно и недостойно богини упиваясь этой местью. Но одновременно она помнила и совсем другую картину. Высокий обнажённый мужчина, капельки воды, стекающие по плечам, груди, животу. Длинные влажные волосы. Она сама сидела на краю бассейна, опустив в него ноги. Мокрый подол платья, поднимающийся от воды пар. Голос Саги, многократно усиленный эхом — сейчас Саори не могла вспомнить, что именно он говорил, но прекрасно помнила ощущение спокойствия от этого голоса. Сага вылез из воды, сел рядом, а затем потянулся к её плечам, опустил бретельки платья, и по обнажённой коже груди побежали мурашки. Он целовал и облизывал её соски, забросил вверх — чтобы не мешал — подол платья. Затем его голова опустилась между её ног, пальцы раздвинули чувствительную плоть, проникли в неё, в то время, как язык касался клитора, заставляя Саори выгибаться и стонать сквозь стиснутые зубы. Возбуждение от его прикосновений было слишком острым, ей было почти больно, Саори не могла справиться с собственным дыханием, но Сага не давал ей ни секунды передышки. Он ласкал её, пока ей не начало казаться, что больше она не выдержит, и лишь потом властным движением раздвинул её бёдра, лёг сверху и трахнул её прямо здесь, на покрытом плитами полу в комнате с бассейном. И, хоть Саори и казалось, что сильнее наслаждение быть уже не может, с каждым его толчком перед глазами темнело, и её стоны многократно отражались от стен… Саори смотрела на птицу, сову, и не знала, была ли эта сцена в бассейне и в его реальности тоже. А если да — как спросить об этом? Кокуто молчал. Смотрел прямо, и ей казалось, что в жёлтых глазах его — необычайная для птицы грусть. — Сага, ты можешь снова стать человеком? — спросила Саори вместо того, чтобы задать тот вопрос, который так и не смогла сформулировать. — Нет, — ответил Кокуто, но тут же поправился: — Да… Не знаю. Я думал, что не могу, я даже научился находить некие… преимущества в этом теле, но когда Шуру чуть не отправили в Преисподнюю, а рядом был только я… Я не знаю, что я сделал, но я смог вернуть прежний облик — ровно на то время, чтобы использовать Галактический Взрыв. Понятия не имею, как это повторить, но сейчас мне ещё труднее смириться с тем, что я чёртова сова… Извините, Саори-сан. У того, кто воскресил меня таким, было очень издевательское, извращённое чувство юмора. Саори вздохнула, легла на кровать — так, что её глаза оказались на уровне глаз Кокуто. — Я не знаю, как тебе помочь, — с сожалением призналась она. — Я бы хотела вернуть тебя… Но у меня нет моих сил, а даже если бы были — я не уверена, что смогла бы. Она протянула руку, прикоснулась к его перьям на животе — вовсе не жёстким, неожиданно мягким, пушистым. Не смогла удержаться, зарылась в них ладонью, пропуская тонкие пёрышки между пальцев. Кокуто прикрыл жёлтые глаза. — А как же Альдебаран? — спросил он, и это был ответ. Её рука дрогнула, и Саори опять села. — Как думаешь, почему у меня отдельная комната? Кокуто молчал. — Мы с Альдебараном — очень хорошие друзья, он прекрасный спутник жизни, но между нами никогда не было страсти. «Не так, как с тобой», — невысказанным повисло между ними. Кокуто прижал к голове торчащие перья. — Все Святые любят Афину, — произнёс он в тишине. — Кроме того, я даже не человек теперь. Саори закрыла глаза. Снова вернулся этот образ: бассейн, поднимающийся от воды пар, мокрый подол платья и его пальцы — на её груди, между ног, внутри неё. Неизвестное воспоминание. Прóклятый Сага. Безумие тогда, облик птицы сейчас — не за то ли ты расплачиваешься, что посмел, будучи человеком, прикоснуться к богине? Саори услышала шелест крыльев, а в следующую секунду Кокуто приземлился у неё на коленях. Он изо всех сил старался быть аккуратным, чтобы когтистыми совиными лапами не оцарапать голые бёдра, но от одного этого прикосновения бросило в дрожь. «Он ведь даже не человек», — повторила про себя его последние слова Саори, но сейчас это почему-то не волновало. Саори видела и помнила прекрасного мужчину, и даже если это не тот мир, не та реальность — какая разница? — Ради вас, Афина, я готов оставаться в этом облике так долго, как понадобится, чтобы искупить мои грехи, — произнёс он тихо. — Но боги свидетели — ничего я не хотел бы сейчас больше, чем снова стать собой. Всё ещё не открывая глаз, Саори опустила ладони на его спину, чувствуя под пальцами хрупкие кости сложенных крыльев. Кокуто потянулся к ней, уцепился клювом за ткань и стянул с плеч халат. Саори ощутила дуновение воздуха на обнажённой груди, а в следующий миг её правого соска коснулся узкий птичий язык. «Клюв сов приспособлен для умерщвления жертв», — вспомнила она, ощущая, как от этих мягких прикосновений внутри нарастает возбуждение, но сейчас даже опасность травм не пугала Саори. В каком бы теле сейчас он не находился, это был Сага, а он, если и причинял ей вред — не так. Язык Кокуто поочерёдно облизывал её соски, от прикосновения перьев к голой коже живота по её телу пробежала дрожь, и Кокуто заметил это. Он слишком сильно стиснул лапы на её ногах, Саори ощутила боль и поняла, что у неё наверняка останутся царапины, но сейчас эта боль так естественно и органично вписалась в происходящее, что на неё тело отозвалось новым всплеском возбуждения. Саори застонала и откинулась на кровати, раздвинув ноги. Воспоминания об их сексе там, в альтернативном мире, наложились на его действия сейчас, и Саори захотелось опустить руку между ног и несколькими движениями наконец-то довести себя до разрядки, но она решила дать возможность поучаствовать в этом ему — и не прогадала. Жёсткие маховые перья крыльев мазнули по бёдрам, когда Кокуто устраивался между ними, и, заметив, как Саори вздохнула от этого, Кокуто — насколько мог — расправил крыло и принялся водить перьями по разгорячённой коже бёдер и промежности, вызывая у Саори новые вздохи. Острый, крючковатый клюв подцепил резинку трусиков, потянул вниз — пока она не лопнула, а в следующий миг тот же самый язык, что раньше облизывал её соски, оказался на клиторе. Саори застонала, выгибаясь — да, это было совсем не так, как она помнила с Сагой-человеком, но, пожалуй, ничуть не хуже. Она немного извернулась, просунула руку под бедром и сунула два пальца во влагалище — смазки было так много, что они скользнули внутрь без малейшего дискомфорта. Кокуто продолжал лизать её клитор, время от времени прикасаясь к нему гладкой верхней частью клюва и поглаживая перьями бёдра, а Саори двигала пальцами внутри — до тех пор, пока все эти ощущения не сошлись в одну горячую, пульсирующую точку и не заставили её выгнуться, хватая ртом воздух и содрогаясь от сладких судорог в животе. Кокуто безошибочно уловил этот миг: отголоски оргазма всё ещё сотрясали дрожью её тело, а он уже опять сидел на комоде — обычная сова, птица, да и только. Саори медленно приподнялась, натянула халат. Провела ладонью по царапинам на бёдрах. — Что я скажу Альдебарану? — пробормотал Кокуто вполголоса. А когда тебя интересовало чужое мнение, подумала Саори, но не сказала вслух — не после того, что только что случилось между ними. — Знаешь, — произнесла она в повисшей тишине. — Пусть мы оба не знаем, как тебе снова стать человеком, Сага… Но я буду ждать этого. Буду ждать с нетерпением. Его жёлтые глаза мигнули, как фонари, а в следующий момент Кокуто совершенно по-человечески, совершенно так, как делал это раньше, будучи Близнецами Сагой — радостно рассмеялся.