Взрывая границы

      У Лена была поистине дерьмовая жизнь. Каждый чертов день ему приходилось прятать свою сестру от пьяного отца и делать всё возможное, чтобы не попасться ему под руку. За это время он научился не жить, а выживать. Как оказалось, Снарт был способным учеником, и уже в пятнадцать он осознал, что жизнь — это не сказка, и уж тем более — не подарок судьбы. По крайней мере, для Лена.       Ха, да у него даже соулмейта не было. Возможно, это и к счастью. У Снарта был не самый приятный образ жизни, где опасность постоянно следовала по пятам будущего преступника, поэтому ему не особо претила возможность рисковать всем ради своего соулмейта.       У Лизы же соулмейт был с рождения. Сестра никогда не показывала своё запястье, но несколько раз Лену удавалось различить слова «стыд», «злость» и «усталость». Возможно, родственная душа Лизы чем-то отличалась от окружающих, за что терпела унижение с их стороны. Само наличие такого соулмейта у Лизы казалось странным, так как его сестра была девушкой гордой и умеющей постоять за себя, поэтому такая родственная душа ей не подходила. Но сестра Лена, кажется, не особо возражала.       В общем, всё было хорошо.       Настолько хорошо, насколько это «хорошо» может быть в преступном мире.       Но Лену уже восемнадцать, а вместе с совершеннолетием появилась и эта чертова обжигающая метка, которую хотелось содрать, сорвать с покрытой шрамами кожи, стереть к чертовой матери.       Соулмейт Лена младше его на восемнадцать лет? Это же незаконно, разве нет?       Но вместе с чувством необъяснимой ненависти к соулмейту пришло умиротворение. Словно так и должно быть.       С момента появления соулмейта Лен каждую ночь ждет слова на его запястье. Ему нравилось, как вены на его руке превращались в буквы, выстраиваясь в одно единое. «Радость», «счастье»… Его соулмейт всегда позитивно относился к жизни, и это, как ни странно, радовало Снарта.       Но в тот вечер буквы собрались в слово, которое он ни разу не видел на своём запястье.       Тогда Леонарду было двадцать девять. Вернувшись домой после очередного ограбления, Снарт облегченно вздохнул и устало повалился на кровать, которая противно скрипнула под напором тела Лена. Ещё тогда он решил, что на вырученные из ограбления деньги купит новую нормальную кровать.       Вдруг запястье обожгло болью. Снарт приспустил рукав, чтобы увидеть то слово, которое предпочел бы не видеть совсем.       «Боль»       Всего четыре буквы, но сколько несчастий связано с этим противным словом. Самым противным было то, что это слово было связано с его соулмейтом, которому было… одиннадцать?       Лен скрипнул зубами и сжал кулаки, оставляя на внутренней стороне ладони продавленные полумесяцы от ногтей. Глубоко вдохнув, мужчина попытался собрать остатки самообладания, но его рука схватила ближайший предмет (как оказалось, хрустальную, только украденную вазу), который полетел в стену напротив.       Кто посмел причинить боль его малышу?       Остался бы тогда у Снарта его хвалёный холодный рассудок — он спросил у себя: «Что ты творишь, ублюдок?! Ты же его даже не знаешь!». Но всё своё хладнокровие Лен послал к хуям.       И, естественно, Леонард в ту ночь опустошил знатную часть бара.       Если бы кто-то спросил, почему Лен так привязан к соулмейту, которого никогда не видел, грабитель не смог бы ответить. Хотелось сказать, что это любовь с первого взгляда, но проблема была в том, что Снарт ни разу не видел свою родственную душу. Зависимость? Бессмысленная привязанность? Может, всё-таки, любовь?       Исключено.       Лен не верил в такую любовь. Снарт вообще ни в какую любовь не верил.       Он просто накрутил себя. Не более.       Нужно всего лишь забыть об этом чертовом соулмейте.       Но легче от этого почему-то не стало.

***

      Леонард научился жить без ежеминутного мысленного упоминания о своём соулмейте. Лену удалось подавить в себе привычку не смотреть каждую чертову ночь на своё запястье. Снарт смог забыть о своей родственной душе, иногда всё же вспоминая о ней.       Еще в начале своей «карьеры» Лен заметил в себе довольно странную вещь. Странность этой… вещи заключалась в том, что Снарт, ошиваясь в свободное время около «Святых и Грешников» (внутрь несовершеннолетнего пацана, естественно, не пускали), заметил, как недвусмысленно пялится на парней. Поначалу его это пугало и смущало, но потом Леонард свыкся со своей ориентацией. Позже, когда Лиза пыталась свести своего брата с девушками без меток, Лену пришлось признаться, на что сестра отреагировала довольно бурно (в хорошем смысле, разумеется).       «Интересно, а мой соулмейт парень? Гей?» — промелькнула мысль у Снарта прежде, чем тот успел её остановить.       «Забудь о соулмейте. Тебе с ним ничего не светит, — беспрерывно продолжал повторять себе преступник. — Он наверняка обычный пацан или баба, но Лен предпочитал об этом не думать, ты — преступник. Ты же не хочешь попасть за решетку ещё и за совращение малолетних, не так ли? Поверь, жизнь пацана будет намного лучше без твоего ебучего вмешательства.»       Внутренний голос был прав. Все, к кому привязывался Лен, раз за разом терпели неудачи. Этих людей преследовали криминальные банды, чтобы задержать их в качестве заложников. И всё из-за Леонарда. Ведь у всех преступников были слабости, и Снарт тому не исключение — его слабостями являлись Лиза и Мик, а теперь ею могла стать и неизвестная Лену родственная душа. Именно поэтому Леонард Снарт сторонился отношений.       И нет, он не боялся за жизнь соулмейта. Он просто не хотел быть ответственным за его смерть.       На самом деле, боялся. Но Лизе и остальным об этом лучше никогда не узнать.

***

      Леонарду сорок три, и к его списку преступной деятельности добавился ещё один пунктик — борьба с национальным героем Централ Сити, Флэшем.       Этот парень появился словно из ниоткуда — Лен имел огромную честь быть одним из первых преступников, которых остановил этот пацан (именно пацан — Снарт на восемьдесят семь целых и шесть десятых процентов уверен, что мужчина возраста старше тридцати не станет бегать по городу в дурацком алом костюме который так отчётливо выделяет шикарную задницу и спасать людей без зарплаты, ведь тот должен бы понимать, что бесплатная работа ему на хуй сдалась).       Леонард, кстати, тоже слегка кардинально изменил стиль. Преступнику посчастливилось выкрасть криопушку — творение того забавного латиноамериканца, который создал его для уничтожения Флэша, думая, что тот захочет навредить Централ Сити. Ну что же, Капитан Холод, как окрестил его тот самый латиноамериканец, использует оружие по назначению.       Человек, сотрудничающий с Флэшем (в сотрудничестве, по меньшей мере, Лен, судя по ознакомлению некоторых закрытых блогов, был уверен на процентов девяносто, не менее) создал пушку для его же убийства.       Иронично.       Сказать, что оружие понравилось Лену — ничего не сказать. Оно было идеально сбалансировано, противоударное и — самое важное — полностью подстраивалось под характер Лена. О хладнокровии Снарта в преступном мире Централ Сити слагали чуть ли не легенды, а его ледяной взгляд словно прожигал насквозь.       На самом деле, ему нравился этот пацан, гоняющий по городу в алом костюме и считающий, что может обеспечить Централ Сити счастливое будущее. Флэш, судя по всему, наивно полагает, что может превратить свалку, которой стал город, в райское место, не осознавая, что райского места здесь не было, нет и никогда не будет. Детская наивность национального героя забавляла Леонарда Снарта. В то же время, как бы странно это не звучало, уверенность героя вселяла в преступника надежду на то, что пацаненок действительно может спасти Централ Сити из рутины криминального мира.       Может, стоит дать Флэшу шанс?

***

      Благодаря забавному латиноамериканцу, которого, оказывается, зовут Циско (Лиза, как ни странно, настояла на том, чтобы Лен запомнил это чудное имя, хотя оно ему на хуй сдалось), Леонарду удалось узнать настоящее имя Флэша. Что-то слишком много неприятностей у героя в последнее время благодаря Рамону (фамилии это тоже касалось — Лиза была непреклонна). И нет, Снарт не собирается признавать, что неприятности возникли благодаря ему.       Итак, Флэша зовут Бартоломью Генри Аллен (глубоко в душе Лен вздохнул от облегчения от того, что не только над ним жестоко поиздевались родители, давая сыну такое дурацкое имя), и он работает судмедэкспертом.       Чудненько.       Благодаря связям Снарту удалось узнать, что Аллену двадцать пять лет, в одиннадцать лет его мать убили, за что отца Барри посадили в тюрьму, а самого пацана с тех пор воспитывает Джозеф Уэст, известный в своих кругах детектив CCPD*.       Блять.       Не может быть.       Слишком много совпадений.       Именно одиннадцать было родственной душе Леонарда, когда на запястье появилась эта чертова метка с тем противным словом. Именно двадцать пять сейчас должно быть его соулмейту. И Лен солгал бы, если сказал, что с той ночи не смотрел на своё запястье в ожидании какого-то другого слова, кроме «боль», «ненависть» и «усталость». Снарт искренне радовался, когда в редкие моменты из вен проступали слова «радость» и «счастье». Когда родственной душе было больно, Лен очень хотел явиться к соулмейту и успокоить его. Проблема была в том, что преступник не знал даже его имени.       Как бы не хотел Леонард сказать, что желал забыть соулмейта, он не мог. Потому что это была неправда. Он научился прятать свои чувства глубоко в грудную клетку, но там они пожирали его изнутри, вырываясь наружу.       Но сейчас Снарт, видимо, узнал имя и даже личную информацию о соулмейте. Он мог бы пойти и помочь ему сейчас. Проблема была в том, что Аллену помощь Лена не нужна, потому что друзья уже давно помогли выбраться Барри из депрессии. Тем более, кто примет помощь преступника?       Лучше не портить жизнь пацану.

***

      — Приветствую, Скарлет**. Пришёл остудить пыл? — не оборачиваясь, спросил Снарт.       Лен сидел на своём любимом стуле у барной стойки и попивал виски со льдом (кто бы сомневался). В последнее время преступник предпочитал проводить свободное время здесь — в "Святых и Грешниках".       С тех пор, как Леонард узнал о том, кем является его соулмейт, прошло несколько месяцев. За это время Флэш смог узнать истинного убийцу его матери (да-да, Снарту было известно даже об этом) и закрыть огромную червоточину, нависшую над Централ Сити. С Уэллсом определенно что-то случилось, так как в последнее время на радарах его не было замечено.       А ещё Леонард Снарт (читай: Капитан Холод) предал Флэша во время перевозки мета-людей. Холод извлек из этого выгоду, но Лен ненавидел себя за то, что целую ночь смотрел на метку со словом «разочарование» и ничего не предпринимал.       Так вот, сейчас Барри Аллен стоял за спиной у Лена. Вероятно, для какого-то очередного разговора типа «Я знаю, что в душе ты намного лучше» или «Ты герой, Снарт». Несмотря на симпатию к пацану, Леонард терпеть не мог подобную сентиментальность.       — Оставь свои шутки на потом, мне нужно с тобой серьёзно поговорить.       Лен насторожился от этого требовательного тона, прозвучавшего с уст Барри Аллена.       — Ох, а я уже думал, что сегодня смогу отдохнуть от таких надоедливых пацанов, как ты. Что на этот раз? «Взгляни внутрь себя, ты на самом деле очень хороший человек, просто не хочешь этого признавать»? Остынь, парень, от тебя так и веет хол…       — Леонард Снарт, заткнись сейчас же!       И Лен — о чудо! — наконец, замолчал, прервав свой монолог, наполненный шуточками в стиле Капитана Холода. Тон Аллена не навевал ничего хорошего, поэтому Снарт решил не испытывать свою судьбу.       — Просто… Ответь на мой вопрос, хорошо?       Лен кивнул. Вся эта ситуация из-за своей недосказанности начинала его откровенно бесить, но Снарт решил пока что «придержать коней». Леонард потянулся за стаканом, чтобы сделать глоток виски.       — Ты ведь знаешь, что я твой соулмейт, да?       Преступник подавился виски, под недовольный взгляд бармена разливая полстакана на пол, и удивленно уставился на Барри. Несмотря на плохое освещение и неловкость ситуации, Лен заметил мешки под глазами у героя. Снарту было известно, что команда Флэша распалась, а сам герой съехал от Джо и теперь по ночам отстраивает Централ Сити. Неудивительно, что Аллен не спит. Даже за супергероями нужен уход.       Барри всё так же продолжал смотреть Леонарду в глаза, наверняка пытаясь заглянуть в душу преступника. Однако взгляд Снарта оставался непроницательным. Сказывалось умение Холода мастерски врать.       Лен мог бы солгать.       Но лгать не было смысла.       — Да, — сдержанно ответил Леонард.       — Сколько? — дрожащим голосом спросил Аллен. Вопрос прозвучал не совсем точно, однако Снарт понял его. Пацан не умеет скрывать эмоции, и из-за этого ему нелегко в супергеройском мире — даже маска не скрывает его чувства, успел подумать Лен, прежде чем ответить:       — Несколько месяцев. С тех пор, как я узнал, что ты Флэш. Я нашел информацию о тебе, в том числе, и насчёт убийства твоей… Чёрт, извини.       — Ничего страшного.       Между ними повисло молчание, нарушаемое лишь пьяными визгами. Каждый из них что-то обдумывал, не собираясь озвучивать мысли вслух.       — Э-э… А как ты узнал насчёт… Ты понял, чего, — решил нарушить молчание Леонард.       — Думаешь, я бы не смог сопоставить ограбления, совершенные твоей бандой со словом «удача», так редко появлявшимся на моём запястье?       Этот парень не так уж и глуп. В смысле, он и так не глуп, а даже довольно умен и красив… Черт, Лену определенно стоит перестать пить виски.       — А ещё… В ту ночь, когда убили мою мать, на моем запястье появилось слово «волнение». Это…       — Не обращай внимание. Неудачный день.       — Это из-за меня?       Лен шумно выдохнул.       — Да.       — Черт. Прости, я не…       Лен не нашёл способа заткнуть пацана лучше, чем поцеловать его, что он и сделал. Терять-то уже нечего.       Опешивший Барри что-то невнятно промычал и, к удивлению Снарта, притянул преступника за талию и с жадностью впился в губы, отвечая на поцелуй.       Губы Аллена были со вкусом карамельного макиато, который Лен терпеть не мог. Видимо, с сегодняшнего вечера он пересмотрит свои предпочтения.       Оторвавшись друг от друга, (бывшие) враги уже совершенно по-новому посмотрели друг на друга. Это взгляд выражал безграничную любовь, и между Леном и Барри впервые за этот вечер возникло понимание происходящего. Казалось, будто только сейчас Леонард смог увидеть другую, настоящую сторону Барри, которая, оказывается, не такая уж и плохая. Эта сторона Аллена нуждалась в Снарте.       И Лен солгал бы, если сказал, что не нуждается в Барри так же.