Ненавижу

Так странно сидеть на холодном полу комнаты, которая когда-то была моей и смотреть на стену, увешанную рисунками неумелого юного художника, любоваться ими и не слышать ничего. Они были безобразны, нелепы, но это не мешало им быть светлыми, заставляющими смотреть на них, улыбаясь. Я, как сейчас, помню маленький белый листик, на котором синим мелком был нарисован папа, розовым — мама, желтым — я, красным — он. На тот момент мне было пять лет, я не выбирала специально цвета под каждого, нет, я брала те оттенки, которые мне больше всего нравились, но как же я тогда попала в точку, когда нарисовала Максима красным цветом. Цветом, который теперь ассоциируется у меня с кровью, болью, муками и жестокостью. А вот и он, кстати, этот рисунок до сих пор висит на стене, рядом с дверью, которая уже как минут пять терпит нападки озверевшего брата. Ах, мамочка, знала бы ты как он изменился. Стал совсем другой. Нет больше того жизнерадостного мальчика, любящего свою семью и заботящегося о ней. Он будто умер, а на его месте появился кто-то другой, внешне так похожий на него, но внутренне… Я так боюсь его, но некому защитить меня, ведь папа, мой любимый папочка, с тобой, а я одна здесь, на земле, которая превратилась для меня в персональный Ад. — Ах ты стерва! Открой эту чертову дверь! — раздался голос по ту сторону двери, я вздрогнула. Все внутри меня сжалось от страха, что отравлял внутри меня все. Да, я боялась его, временами обращаясь за помощью к умершим родителям. Не удивляйтесь, прошу вас, это случается не впервой. Я привыкла за этот день к такому, но это еще не значит, что смирилась. Знаете, мне сейчас кажется, что я сошла с ума, и все это страшное видение моего больного мозга. Но нет, свихнулся мой брат, а я продолжала находиться в своем уме и бояться его. — Открой! — еще один удар и дверь жалобно скрипит. Раньше все было иначе. Мы были семьей, но с того момента, как погибли наши родители в автокатастрофе, моя жизнь превратилась в череду боли, страха и унижения, последнее приключилось со мной совсем недавно. Максим словно с цепи сорвался, день за днем стараясь добиться своего. Вы когда-нибудь видели обезумевшего человека, который мечтает заполучить свою сестру? Нет? Я видела, даже больше вам скажу, я все это испытала на себе. — Солнышко, не бойся, я же твой брат, я тебе ничего не сделаю, — обманчиво нежный голос Максима раздался за дверью, удары прекратились. Но для себя я уяснила, что верить ему нельзя. Нельзя поддаваться лживым уговорам, нужно рассчитывать только на себя и свои силы, но, к сожалению, я поняла это слишком поздно.

***

Спустя месяц со дня смерти родителей, случилось так, что я вернулась домой поздно. Задержалась у подруги, доделывая совместный реферат по биологии. Конечно же я тогда не догадывалась чем закончится для меня это опоздание, но на тот момент, я надеялась не застать Максима дома, так как он предупреждал, что задержится на работе допоздна. Я, полагаясь на это время, домой не торопилась, да и если быть честной до конца, не хотела возвращать туда вовсе. После смерти родителей дом словно умер вместе с ними, настолько там было трудно и больно находиться. Каждая вещь или деталь напоминала мне о них, но я держалась, не опускала руки, понимая, что я должна помочь брату, ведь мы остались совсем одни и должны быть друг другу опорой. Господи, если бы я только знала, я бы никогда не возвращалась туда, но так случилось, что в десятом часу вечера я стояла на пороге дома и смотрела на жуткую картину, которую вряд ли когда теперь забуду. Его потемневшие, некогда карие, глаза, смотрели на меня со злостью, даже нет, не так, с ненавистью и презрением, руки сжимались в кулаки, каждая мышца тела была напряжена до максимума. — Максим, что с тобой? — какой же наивной и глупой я была в тот момент. — Где ты была? — У Вики, мы с ней… — Не лги мне! — прокричал он. С испугу я уронила ключи, что до этого держала в руках. А он не замечал ничего, продолжая стоять посередине коридора, не давая мне пройти. Было ли мне страшно? Да, я ужасно боялась и теперь понимаю, что не зря. Но тогда я все это приняла за беспокойство и заботу любящего брата. — Мы делали реферат, заданный по биологии. Если ты мне не веришь, то позвони Вике и убедись сам, — я протянула ему телефон. После этого он изменился, стал более спокойнее, черты лица разгладились, звериный оскал сошел с его лица, а на его месте появилась лучезарная улыбка. Он обнял меня и поцеловал в макушку, словно ничего не было. Я постаралась подыграть ему, но страх еще был. Он парализовал меня, но и этого Максим не замечал. Следующий случай произошел спустя неделю. Все эти семь дней Максим вел себя как образцовый брат, о котором могла только мечтать любая девушка. Он заботился обо мне, старался быть ласков и предельно нежен со мной, я же не видела в этом ничего плохого. Так и пролетело это время. Но в конце этой недели произошло то, отчего мои волосы встают дыбом, а глаза застилают слезы обиды и ненависти. Мы сидели на диване в зале и смотрели какой-то фильм, название я не особо помню, в общем-то как и сюжет. Но на тот момент я хоть как-то старалась отвлечься от мыслей о родителях, старалась смириться и не плакать. К моему удивлению, в тот вечер, сидя на диване рядом с Максимом, у меня получилось хоть на какое-то время отвлечься, забыться и погрузиться в мире тех героев, что были на экране. — Лена, — тихий шепот на ухо, от чего я вздрагиваю, а по моему телу пробегает стадо мурашек. — Что? — Я тебя люблю, — было странно слышать это от него, ведь брат никогда не проявлял свои чувства и уж точно не говорил слова любви. — Я тебя тоже, братик. Но он сморщился, будто я сказала что-то обидное. Резко схватив меня за плечо, он развернул меня так чтобы наши взгляды встретились. Я смотрела на него с нарастающей тревогой, но до последнего старалась скрыть это от Максима. Снова было страшно, и я начала понимать то, что не могла осознать всю эту неделю. Его странное поведение, сцены ревности, двусмысленные взгляды — все это направляло на одну мысль, от понимания которой становилось в разы страшнее. — Эй, ты чего? — я старалась до последнего отгонять эту мысль, поэтому и спросила, шутливо взъерошив его светлые волосы. — Я люблю тебя, — снова повторил он. Я до сих пор помню его губы на своих, руки под одеждой, сумасшедший взгляд. Понимание о том, что это не правильно и что так не должно быть, пульсировало у меня в голове, отдавая жуткой болью. Собравшись с силами и воспользовавшись моментом, когда Максим ослабил хватку, я оттолкнула его от себя. Я бежала к себе в комнату, спотыкалась, но не останавливалась. Я слышала его крики, топот. Сердце замирало от каждого крика, пред глазами все плыло, но я не сдавалась даже тогда, когда он схватил меня за волосы и дернул вниз. Резкая боль, словно тысяча иголок вонзились мне в голову, ослепила меня и я упала, плача и моля, чтобы он одумался и остановился. Вот только Максим, мой родной брат, не слышал меня, срывая одежду. — Пожалуйста, не надо. Прошу, остановись, — молила я его, стараясь прикрыть руками свою наготу. Голос от криков совсем охрип, глаза покраснели и опухли, но он не замечал моего состояния, продолжая покрывать мое тело поцелуями. И тогда, в тот день, во мне что-то щелкнуло, любовь, которую я испытывала к брату, исчезла. Осталась только ненависть вперемешку с отвращением. Я не хотела больше знать этого человека, желая ему смерти за все свои мучения, что я тогда испытывала. Я молилась Богу, но он не слышал меня. Меня никто не слышал в тот момент. — Моя хорошая, моя маленькая. Девочка моя, только моя, — шептал он в бреду, раздвигая мои ноги. Резкая боль пронзила все тело, я закричала и начала неистово выворачиваться под ним, стараясь как можно дальше отползти от него, но Максим крепко держал, начиная двигаться во мне. Его движения кроме отвращения и жуткой боли не вызывали во мне ничего, мне было тошно, хотелось убежать отсюда и скрыться от своего насильника, но это было невозможно. — Ты заставляешь меня причинять тебе боль, а я ведь этого не хочу, — шепчет он, покрывая мое лицо поцелуями. Тогда я и поняла, что он болен. Болен на голову. Ведь здоровый человек не будет насиловать свою родную сестру, причиняя ей ужасную боль, при этом говоря о какой-то любви, которая была вовсе не братской. Разве можно любить вот такой вот любовью! Нет, конечно же нет! Это неправильно, отвратительно, ужасно. Вот только понимала это только я, он же вколачивался в мое тело, произнося оборванные фразы прощения и любви. Больно, как же больно и не только физически, но и душевно. Я под ним умирала, нет, душевно, физически я была еще относительно цела, хотя тошнотворный запах железа, разносившийся по помещению заставлял думать об обратном. Когда все это кончилось, я не знаю. От боли, которая была во всем теле, я потеряла сознание. Очнулась же здесь, в старом нашем доме, куда мы приезжали на лето, в своей комнате на кровати. Максима рядом не было, да и не слышно было никакого шума. А может я просто умерла? Увы, нет. Я продолжала ощущать боль внизу живота, привкус крови во рту. Все мое тело было покрыта багровыми синяками, кровоподтеками. Из одежды же на мне была все та же изорванная рубашка, джинсы испачканные кровью. И вот находясь в таком плачевном состоянии, я не знала что мне делать, к кому обратиться, не знала как быть. Да, вы правы, я могла бы сбежать, ведь был у меня как раз подходящий момент для этого, но я не смогла. Я не смогла пройти и двух шагов, повалившись на пыльный пол. Я не могла ни то что идти, мне было чертовски больно шевелиться. Каждая клеточка моего тела вопила, кричала о пощаде, но это крик заглушал вопль моей искалеченной души. Она ныла громко, не веря в происходящее и случившееся, в то время как мозг убеждал ее в обратном. Но я была на стороне души, ведь у меня не получалось поверить в это. Как? Как он мог надругаться надо мной, ведь я была когда-то той маленькой девочкой, чье лицо обрамляли светлые, в точности как у него, кудри, с голубыми, доставшимися от матери, глазами, которую он любил, защищал и носил на руках. Но не такой любви я хотела, не так мечтала стать женщиной. Я хотела иначе, по любви… Почему? Я никогда никому плохо не сделала, так почему же это происходит со мной? Я продолжала лежать на холодном грязному полу, утопая в своих слезах, когда внизу раздался звук открывающей входной двери. Неприятный скрип пронесся по всему дому, заставляя мое сердце биться неистово быстро. Страх, сковавший меня, позволил мне найти в себе последние силы и бороться, бороться против него, за себя. Я проползла небольшое расстояние, что разделяло меня до двери в комнату, и закрыла ее на замок. Конечно эта хрупкая деревяшка меня не спасет, но так я хотя бы чувствовала себя в ложной безопасности. Я оказалась права, через пять минут уговоров открыть ее, он просто выбил дверь ногой и вошел внутрь. Я сидела в самом дальнем углу комнаты, прижимая к себе коленки и тихо плача от своей беспомощности. Могла я справиться с человеком, который был в два раза больше и шире меня? Могла я ему противостоять? — Почему ты плачешь, солнышко мое? — он приподнял мой подбородок и заглянул в заплаканные глаза. — Зачем ты так со мной? — Я же говорил, что люблю тебя? — Ты болен! — Да, я болен тобой, — улыбка, которую я когда-то считала безумно красивой, появилась на его лице, вызывая во мне отвращение. Он сошел с ума. Его безумные глаза, маниакальная улыбка, манера поведения и странная речь говорили многое. Нет, поверьте мне на слово, я не была психиатром или человеком, повстречавшим когда-то душевно больных людей, но я прекрасно видела, да и чувствовала, что Максим теперь состоял в группе тех людей. Возможно, и я где-то в этой ситуации была виновата, может где-то не уследила, что-то пропустила, была слепа, но что теперь об этом говорить? Уже поздно и ничего не изменить. — Ты так красива, — тихо шепчет он, любуясь кровью и гематомами на моем теле. — Красный цвет тебе идет. Его рука опустилась мне на горло, сжимая его. В глазах тут же потемнело, а кислорода, что так важен был для организма, становилось все меньше и меньше. В глазах потемнело и я поняла, что моим мукам пришел конец, что еще чуть-чуть и меня не будет здесь, я не буду чувствовать его отвратительные прикосновения к своему телу, слышать бредовые слова. И я уже была готова встречать смерть, как давнюю подругу, но брат, нет, я не могу после всего этого его так называть, Максим ослабил хватку, от чего я завалилась на бок, хватая, словно рыба выброшенная из воды на берег, кислород. — Мне так нравится видеть твою боль. В доказательство своих слов, он схватил меня за волосы и отшвырнул в сторону. Мое израненное и порядком обессилевшее тело проехалось по полу, затормозив у шкафа, на дверце которого весело зеркало. То ли от старости, то ли просто от неумелости мастер, вешавшего его, зеркало со звоном упало на меня. Собственный булькающий полустон-полухрип вместе с криком огласил помещение. Среднего размера осколок вошел мне в бок, теперь я не только ощущала запах крови, но и также чувствовала ее привкус у себя во рту. Но Макс этого не заметил, он даже не заметил того, когда он волочил меня по полу к центру комнаты, тянущийся за моим телом багровый след. Когда он снова навис надо мной, я собрала последние силы, что были во мне, и ударила его коленом в пах. Вот только это действие причинило мне в два раза больше боли чем ему, ведь осколок вошел еще глубже, разрезая мою плоть. Запах усилился, как и привкус. — Тварь! — прохрипел он, срывая с меня джинсы. В этот раз было еще больнее, грубее, жестче. Движение внутри было рваным, болезненным и отвратительным, но я продолжала сопротивляться. Я никогда за свои шестнадцать лет и представить себе не могла, что со мной может произойти что-то подобное. Что я умру вот так вот, лежа на грязном испачканном собственной кровью полу, а мой брат, не замечая во мне никаких изменений, будет вколачиваться в мое тело. Я точно не могу вам сказать, когда это именно случилось, но вдруг я почувствовала легкость во всем теле, перестала чувствовать боль и слышать омерзительные стоны своего насильника. Для меня померк весь мир. И вот когда я все это ощутила, я поняла, что мне осталось совсем недолго до встрече с родителями. Что это мой конец.