Ностальгия

Джон Крайтон смотрит на звезды. Это его ритуал. Не то, чтобы он делал это каждый день, но в последнее время все чаще и чаще. В эти мгновения никто не отваживается его беспокоить, хотя он и не просит об этом. Даже Айрин, обычно не стесняющаяся вторгаться в его уединение, оставляет его в покое. Это его время, его «тихий арн». Время, когда он вспоминает… Джон старается не грустить, но не вспоминать об оставленном на далекой планете прошлом он не может. Там он родился, там состарились и умерли его близкие, его друзья. Да, на этом краю вселенной он тоже хоронил нескольких близких друзей, которых никогда не сможет забыть. Но это другое. На Земле прошла его молодость. Его жизнь здесь, и он давно с этим смирился. Научился любить свой новый дом, хотя поначалу так страстно мечтал его покинуть. Джон старается думать о себе, как о первопроходцах родной Америки, которым тоже пришлось оставить привычный мир и уклад ради нового, лучшего мира. Построить его им удалось. Но… мучила ли их эмигрантская тоска? И они, в любом случае, были не одни в своем роде, пускай порой и чувствовали себя такими. О сделанном выборе он не жалеет. Иногда ты просто оказываешься в другом месте и привыкаешь к нему. Оно тоже становится тебе родным. Более того, он точно знает, что, вернись он на Землю, всегда бы тосковал по чудесам космоса по ту сторону от черных дыр. Эта раздвоенность — его неизбежный крест, хотя его здешние друзья не поймут смысл этой фразы даже при помощи микробов-переводчиков. И в этом главная проблема. И по эту сторону червоточин можно найти достаточное количество планет с экосистемой, схожей с земной. Там бывает такое же голубое небо, зеленая трава, много воды и даже деревья не отличаются слишком сильно. Он знает, он жил на одной такой довольно продолжительное время. Эту тоску унять не трудно. Достаточно, взяв с собой жену и сына, время от времени спускаться на подходящую планетку и вдыхать насыщенный кислородом и озоном воздух, пока Айрин, привыкшая к глубокому космосу, ворчит и пытается прихлопнуть надоедливых насекомых на открытых частях тела. Нет, дело не в окружении. А в отсутствии сотни привычных мелочей, культурного фона. Ему не с кем обсудить здесь свои любимые фильмы — во всяком случае, с тех пор, как Харви покинул его голову. Цитат из любимых книг здесь тоже никто не понимает и, следовательно, не смеется над лишь ему понятными шутками. Черт, да он даже не может их перечитать или пересмотреть, а память с каждым годом становится все слабее! Он отчаянно прокручивает в голове сюжеты любимых комиксов, но не уверен, что помнит их в точности. Они размылись, потеряли четкость… Как и лица людей, оставленных на далекой планете, что является ему только во снах. Трудно, когда тебя никто не понимает, и вместо традиционных Дня Благодарения и Рождества он отмечает местные праздники. Вообще-то, они не так уж плохи, просто… он скучает по запаху ели и звону колокольчиков, по вкусу индейки и брызгам шампанского. По всему тому, о чем он может рассказать своему сыну, но не сможет с ним разделить. Да, он в состоянии, конечно, привнести в их маленькую семью земные традиции. Особенно учитывая, что у Айрин с ними все плохо — миротворцы вообще не слишком склонные к веселью ребята. И поначалу он даже пытался так делать, а потом подумал — зачем? Его ребенок — часть этого мира, и наследие своего отца в виде рассказов он, конечно, получит, но жить ему в этой части Вселенной. И лучше не прививать ему чуждых традиций и родовой ностальгии по местам, которые он даже не увидит. Но сам Джон позабыть не может. И не собирается. Именно поэтому время от времени он приходит сюда и смотрит на звезды. — Отец? — слышит он голос за спиной, — пойдем к столу, мама зовет. — Иду, — отвечает Джон и, бросив последний взгляд в космическую даль, поворачивается к звездам спиной и улыбается. Дом там, где сердце. А его сердце здесь. К истокам же, как говорила Заан, все возвращаются в конце концов.