Монолог

— Я ведь искал тебя еще до того, как пришел в город. Когда только отправился в путь. Даже не помню, зачем это было надо… Мы шли, шли; мир вокруг был грозным, сплошь опасностью, сплошь мукой. И за его пределами, в безопасности купола существовала ты, какой я тебя еще не знал. Ты могла бы ждать меня? Нет, Рил, это нелепые мысли, ужасные. Само понятие судьбы стерлось между нами уже тогда, когда мы еще не встретились. Мой долгий путь к тебе, жестокий и отчаянный. Мы все устали до безумия, а я вдобавок был еще и злой. И когда мы вошли, то есть, когда нас впустили, я уже искал тебя. Только ведь я не знал об этом, а ты и подавно. Контроль, пропуск, инструктаж… Я сразу же захотел стать достойным гражданином! Вот прямо сразу, как только сделал первый вдох воздуха Ромдо. А для чего — и не догадывался. Тебе самой-то не сдались эти достойные граждане. Но я не знал и все равно хотел стать им. Потому что на самом деле хотел другого, а чего именно — и не подозревал. И бежал от себя... Бродил, бродил, по городу, по окраинам, упорно ради тебя, хоть и скрывал. А все буквы в городе складывались только в одно слово. Пробуждение. Ты тоже его видела? Да. И тоже ничего не понимала, не обращала внимания, потому что не замечать — безопасно. Я-то знаю, каково это. Я и тебя не замечал, потому что нельзя. А толку-то… Мы по отдельности, и все равно друг для друга. И когда ты проснешься — пробудишься, — тебе непременно захочется уничтожить меня за эти мысли. Рил, ты умеешь читать мысли?.. Худи заглянул в комнату: Винсент сидел на стуле рядом с женщиной из Ромдо. Она бредила, и Худи не был уверен, что она выживет. Но по привычке никому ничего не говорил о том, что думает. Винсент уронил голову на грудь и сквозь дремоту что-то порывался сказать, выходило лишь бормотание. Он не до конца выздоровел, и Худи полагал, что у Винсента еще проявляются остаточные явления лихорадки. Худи сердито покачал головой и вышел из комнаты. Если кто-то и мог помочь этим двум, то только они сами.