Тысяча пар глаз

Людям нравится думать, что за ними кто-то наблюдает. Как искусство не существует без зрителя, так и жизнь человека теряет всякую значимость, если никто не запечатлевает её в своей памяти. Люди ― стадо детей-дошкольников, которые умудрились прожить десятки и десятки лет, но так и не научились воспринимать себя субъектом: они не мыслят себя живыми, если их образа нет в сознании окружающих, таких же зависимых от мнения человеческой биомассы. За счёт этого современное общество держится вместе. Когда за тобой кто-то присматривает, это освобождает от ответственности. Люди не любят ответственность. Люди любят простые удовольствия, достижимые простыми путями, а ответственность ― это всегда сложно. Люди не любят ничего сложного. Каждый скажет, что хотел бы править миром, но это не так; на самом деле каждый хочет, чтобы его жизнь стала проще, чем дважды два, а власть над миром ― это сложно, потому что большие полномочия дают большую ответственность. Люди даже не знают, чего они хотят. Лайт не склонен винить людей за это. В конце концов, это он поворачивается спиной к человеческой природе, которая инстинктами диктует нам искать как можно больше еды, размножаться и включать мозги только в том крайнем случае, когда от этого зависит хотя бы жизнь данного индивида. Это он должен подстраиваться под общество, а не общество под него ― последнее противоестественно. Лайт не единственный, кто выбивается, будто позвонок под давлением, из ряда послушных обывателей, и ему даже везёт ― везёт? ― встретить похожего на него человека на своём пути. Так жить становится интереснее. Капающая из крана вода задаёт ритм мыслям. Ягами не видит, как от этих капель расходятся круги по прозрачной водной поверхности, но явственно их себе представляет, сидя на кафельном полу спиной к джакузи, где лежит L. Отпустить Лайта от себя детектив, разумеется, не может ― ни о каком доверии к главному подозреваемому в деле Киры речи не идёт. Ягами находит ироничным то, что при всём этом L предпочитает держать потенциального преступника, способного убить жертву с помощью нехитрой записи в тетради с чёрной обложкой, на расстоянии не больше полутора метров от себя. "На коротком поводке", ― мысленно усмехается, проводя взглядом по соединяющей их металлической цепи. На самом деле, убить или хотя бы обезвредить L в данной ситуации не стало бы большой проблемой. Лайт не может сказать точно, открыты ли глаза детектива, потому что сидит спиной к нему. Однако, если действовать быстро и решительно, то можно не дрогнувшей рукой, схватив Рюзаки за отросшие волосы, с силой приложить его головой о бортик ванны. Желательно при этом закрыть его рот свободной ладонью, чтобы не создавать лишнего шума. Ягами старается как можно более детально представить себе это, прикусывает нижнюю губу, чувствует лёгкий спазм, отдающийся теплом по всему телу, ― так ощущается предвкушение. За подобные мысли и удовольствие, которое они доставляли, Лайта должна бы постигнуть кара небесная. Но, кажется, Бог лицемерно отвёл глаза от того, что происходит внутри этой ванной комнаты, считая, что бездействие освободит его от ответственности за то, что произойдёт дальше. Бог ошибается. Но Лайту это на руку. Ягами мысленно проживает то, что собирается сделать. Затем ловко и почти неслышно, следя, чтобы металлическая цепь не создала шума, поднимается из позы по-турецки и смотрит на детектива. Тот, кажется, не шелохнулся с тех пор, как лёг в ванну. Лайт скользит по полу, сохраняя корпус неподвижным, и за пару секунд оказывается стоящим прямо над L. Осматривает его субтильную бледную фигуру, спокойное, как у мертвеца, лицо. Юноша вскидывает свободную от металлического наручника руку в резком уверенном движении. В эту же секунду глаза детектива как по команде распахиваются. Ягами смотрит в эти зрачки-зеркала, сожравшие радужку, если она вообще когда-то была, и видит в них своё отражение. Позволяет себе выдохнуть через рот, сбросив охватившее напряжение, и ждёт реакцию L, быстро заключая, что лучше сейчас не пытаться придумать правдоподобное объяснение своему поведению. ― Моя уверенность в том, что ты Кира, возросла на шесть целых и восемь десятых процента, ― привычный безразлично-самоуверенный тон и ни одной дрогнувшей мышцы на лице. Лайт смеётся, потому что ситуация абсурдна. Детектива, кажется, собственная жизнь волнует меньше расследования. Однако на смену нервному, почти искусственному веселью приходит злоба: почему первый человек, достойный быть соперником Ягами, так наплевательски относится к вполне реальной угрозе? Единственный, чья жизнь и мысли чего-то стоят. Единственный, кого жалко было бы стереть с лица земли. Он должен оберегать свою жизнь больше, чем все остальные люди вместе взятые. ― И что это меняет? ― Лайт опускает голову, глядит исподлобья на L. Чувство, что он упускает ситуацию из-под контроля, отдаётся нервной дрожью, руки холодеют, но это едва ли можно заметить со стороны. Внешне он напоминает хищника, который ждёт момента для нападения на жертву. ― Это увеличивает мой и без того высокий шанс на раскрытие этого дела, ― будь детектив чуть более выразителен в мимике, уголок его губ поднялся бы в высокомерной усмешке. ― Мне крайне выгодно то, что ты сам сужаешь стены клетки, в которую я тебя загоняю. Меня разочаровывает, ― он делает акцент на этом слове родительской, поучительной интонацией, ставя Лайта на ступень ниже себя, ― что ты позволяешь так легко себя поймать. Услышав эти слова, Ягами чувствует жар, прокатывающийся по телу. Это праведная злость на единственного человека, который был удостоен стать его визави, но отверг это. Он считает Лайта хуже, глупее себя. Сейчас в голове Ягами пульсом отдаётся одно желание ― наказать за непочтительное отношение к себе. Однако голос разума сковывает рвущийся наружу гнев, неощутимой физически железной рукой останавливает разозлённого юношу. Лайт себе собственными руками роет могилу, когда не контролирует сиюминутные порывы закончить их с детективом интеллектуальное противостояние, просто отправив своего визави в мир иной. Ягами докажет, что он лучше всех, что он лучше L, когда придёт время. Он заглянет Рюзаки в глаза перед тем, как тот умрёт, и это будет моментом бесповоротной победы Лайта. Ради этого можно на время запрятать уязвлённую колкими фразами L гордость подальше. Победа Ягами будет для неё лучшим из лекарств. ― Когда я закрываю глаза, ― переводит тему юноша, ― я вижу себя плавающим в бескрайнем синем море. Вокруг на километры ― ни единой человеческой души. Только медузы плавают, очень много медуз. Из-за них я не вижу дна, хотя вода в море чиста. Говоря это, Лайт мягко усаживается на пол, чтобы видеть детектива, кладёт руку на край джакузи и упирается в неё подбородком. Ловит взгляд L, который не выказал никакого удивления резкой смене темы разговора, и старается показать как можно большую заинтересованность в ответе. ― Медузы ― это ведь люди, так? ― Именно, ― Ягами чувствует, как уголок губ ползёт вверх. Он уже знает, что детектив понял его аналогию. L чуть улыбается в ответ. ― Я знаю, что у медуз нет мозга. Поднимает руку ладонью к собеседнику в знак примирения. К его удивлению Рюкзаки повторяет его движение и, подождав несколько секунд, складывает их ладони вместе. ― Словно зеркальное отражение, ― озвучивает их общую мысль детектив. ― Я действительно вижу в тебе себя. Это должно пугать? "Привычное завуалированное предложение признаться, что я Кира", ― думает юноша, и эта мысль дарит странное спокойствие. Всё продолжает идти своим чередом. ― Я помогу тебе довести это дело до конца. Лайт не врёт.