Конец - всегда начало

Я положил гитару на место и накинул на себя куртку. - Уже уходишь? – спросил Тилль. Взглянув на остальных, я заметил удивленные взгляды. - Да, - безо всяких объяснений ответил я. Они ничего не могли ответить, не могли заставить меня остаться и продолжать репетировать. Так у нас положено. - Тогда до завтра. - До завтра, - кивнул я. Спустившись в паркинг, я подошел к машине, сел, завел её и направился домой. В последнее время я все чаще и чаще начинаю уходить из студии раньше обычного. Вот, играем мы, и в один момент, я просто прекращаю игру, одеваюсь и ухожу. Это необъяснимо. Я злюсь на себя за это, мучает совесть, но с этим непонятным рвением я ничего не могу сделать. Мне стыдно перед друзьями, что я так поступаю, они ничего мне не говорят, будто понимают. Лишь однажды подошел Флаке и спросил: - Рихард, у тебя все нормально? Я имею в виду твое поведение в последнее время. У нас скоро концерт, и мы все переживаем, как он пройдет. Концерт… Концерты. Я тяжело вздохнул, опустил голову к груди и услышал удары своего сердца. - Флаке… Ты должен понять меня. В общем-то, у меня все нормально, но вспомни себя 11 сентября, и тот период жизни в Нью-Йорке. Тебе было страшно, ты улетел, бросил нас. – я посмотрел на клавишника. Флаке отвернулся, посмотрел в окно. О, да. Он знал, о чем я говорю, он понимал меня. - Сейчас, примерно то же самое испытываю и я. - Чего ты боишься? - Я не могу объяснить, я не знаю. – я закрыл лицо руками. После этого разговора ко мне никто не подходил, не беспокоил меня. Думаю, Флаке рассказал остальным о разговоре. Может, оно и к лучшему. Я выехал за город, и свернул с дороги. Ехать предстояло еще полчаса. Мой дом находился недалеко от Берлина. Я сам его снимал, и сам там жил вдали от всего шума, от цивилизации. На завтра у меня есть несколько дел. Одно из них - перед тем, как отправиться в студию, нужно будет заехать в банк, затем в магазин для покупки некоторых вещей. Вот и мой дом. Я оставил машину во дворе и зашел вовнутрь, где меня никто не ждал, не встречал, не готовил ужин. Везде полумрак, мало мебели. В прихожей валяется огромный походный рюкзак, вокруг которого валялись спальный мешок и кое-какие вещи. В самом рюкзаке куча документов. Я включил везде свет. В спальне, на столе творился полный беспорядок. Валялись исписанные блокноты, планеры, тетради, книги с загнутыми страничками, несколько пустых кружек из-под кофе, или чая, раскрытый ноутбук и кактус рядом с ним. На пробковой доске, над столом висело множество фотографий с пейзажами других стран и вырезки из журналов. Я прошел мимо всего этого, вышел на террасу, достал сигарету и закурил. Достав телефон, я набрал номер банка, и заказал на завтра определенную сумму денег для снятия. Солнце уже садилось за горизонт. Мне нечего было делать, кроме как закинуть в себя несколько долек апельсина и пойти спать. * Я рано лег, и так же рано встал. Проделав утренние процедуры, я взял с собой все необходимые документы, сел в машине и поехал в Берлин, в банк. Меня встретил сотрудник банка, которому я представил документы. Просмотрев их, он кивнул, провел меня к кассе, где мне выдали деньги. Я кивнул, попрощался и вышел из здания. Уже в машине я спрятал деньги в небольшой рюкзак и покатил в торговый центр. На входе я взял коляску и отправился за покупками. В отделе с одеждой и обувью я купил непромокаемую и теплую куртку, надежную обувь, несколько обычных футболок, джинс и шорт. Роясь между вешалками, ко мне подошел молодой паренек, у которого блестели глаза от восхищения. Он попросил меня сделать фото с ним и подписать рюкзак. Я улыбнулся и выполнил просьбу. На кассе я расплатился карточкой, на которой оставалось еще немного денег. После этого всего, я уже спокойно отправился в студию. - О, мы уже думали, что не придешь, - удивился Пауль. - Всем привет, - сказал я, не обращая внимания на комментарий Пауля. - Привет, - поздоровались остальные. - Что там, на счет концерта? – спросил я. На меня устремились удивленные взгляды, ведь я в последнее время совсем не интересовался этой темой. - Ничего нового, как все было запланировано, так и остается: выступаем послезавтра на Waldbühne, затем и в другие страны. Сначала Европа, потом Америка. – перечислил Тилль. Я кивнул головой, и, взяв гитару, присоединился к остальным. В принципе, ничего такого не происходило. Все песни, которые мы будем играть, не требовали особой репетиции. Так что, разогревшись, мы принялись за новый альбом. Я не принимал никого участия в процессе. Просто смотрел в одну точку и мимолетом слушал, что говорят остальные. Так прошел день. Целый день, который я потратил просто так. Меня убивало что-то изнутри, от чего мне ничего не хотелось делать. Сидя в машине, я с нетерпением ждал момента, когда я, наконец, зайду в дом, приму душ, покурю на веранде и лягу спать. Опять-таки перед сном я позвонил уже в другой банк и попросил о том же самом, что и вчера. Завтра перед тем, как заехать в студию, придется вновь заглянуть уже в другой филиал. Деньги, которые я снял вчера, я завернул в целлофановый пакет и спрятал на дно валявшегося в прихожей рюкзака, после чего отправился спать. Весь следующий день прошел точно так же, как и предыдущий. Просто «День сурка» какой-то. Зато завтра все будет не так. Мы дадим концерт в театре под открытым небом, будет море огня, взрывов, криков, вспышек камер и бушующей массы. Только представив эту картину, у меня пропадает желание выступать. Так, проворочавшись половину ночи без сна, я, не выдержав, вышел на террасу и закурил. Весенними ночами в Берлине прохладно так же, как и осенним днем. ** Наступил момент, когда мы все собрались в гримерной, налили текилы, выпили и разбили стаканчики. На улице было достаточно темно для нашего шоу. Все места заняты, люди ждут начала. Я начинаю немного нервничать, оглядываться. Этот вечер должен пройти так, как запланирован, но у меня плохое предчувствие. Еще и это бронежилет натирает. Чтобы его не было видно, я надел свитер с красной повязкой на рукаве. Нас приготовили к выходу на сцену. Первая песня, которую мы играли, была «Reise, Reise», которая, порядком, начинала мне уже надоедать. Свет везде погас, публика оживилась, стала кричать. Я вышел на сцену, занял свою позицию. Из колонок донеслись звуки, напоминавшие мне хор свободных моряков, зазвучали барабаны. Через мгновение подключился и я. Сцена окрасилась в красный цвет, прожектора бегали по залу. На сцену вышел Тилль и начал петь куплет. Я дожидался припева. Песня была не такой динамичной, поэтому я пытался произвести хоть какое-то движение на сцене, чтобы не стоять как истукан. Я раскачивался под ритм песни, то поднимал гитару над головой, то опускал. Во время припева я вновь начал играть. Песня, хоть и поднадоевшая, но я слышал звуки моря, крики чаек, которые манили меня своей свободой. А в конце, звуки гармошки гармонично вливались в эту тяжелую, но красивую балладу. * «Haificsh» Пока играет Флаке, и в зале не включили прожектора, я направляюсь в другой конец сцены. Подходя к Паулю, вижу, как он опять заигрывает с толпой, кривляется, весь счастливый аж. Он растерянно посмотрел на меня, потом кивнул, улыбнулся еще шире и убежал на мое место. P.O.V. Пауль Черт, забыл совсем, что мы местами меняемся! Что я вообще тут делаю? Я остановился под барабанщиком, поправил ремень и убежал на место Рихарда. Ничего, фанаты слева тоже хорошие. Я вприпрыжку подскочил к микрофону и начал подтанцовывать в такт барабанам. P.O.V. Тилль После коротких звуков синтезатора я выхожу на сцену под восторженные возгласы и аплодисменты, и сразу начинаю петь куплет. Песня красивая, позитивная, мне она всегда нравилась. Она значит наше единство, нашу силу, когда мы вместе, то, что мы будем играть на сцене до тех пор, пока кто-то из нас не умрет. Под припев я перехожу на сторону Пауля, который увидев меня, начинает сдерживать свой смех. - Sechs Herzen die brennen, - пою я – Das Fuer halt euch war-r-r-r-rm, - рычу я Паулю в ухо, от чего тот прогибается подо мной и чуть ли не садится на сцену. После припева, когда все остальные играют свои партии, я подхожу к Флаке и «приглашаю» его на сцену. P.O.V. Флаке Спустившись с платформы с синтезатором, я подошел к краю сцены, где уже была приготовлена надувная, резиновая лодка. Люблю это традицию. Кататься на руках фанатом мне всегда нравилось. Я поклонился, уселся по удобнее и показал направление в зал. На моем лице появилась улыбка, я делал вид, что гребу веслами. Удержаться, кстати, было не так просто, как кажется. Каждый норовил толкнуть лодку, и от этого она постоянно качалась в разные стороны. Но когда прогресс пошел, меня направили в середину зала. Руки людей были такими же не предсказуемыми, как само море, которое несло по течению. Я показывал направление, и, слава богу, моя лодочка «поплыла» обратно к сцене. Охрана уже помогла «причалить», а помощник – выбраться. Под ритм барабанов, пританцовывая, я направился обратно, на свое место. На сцене через некоторое время опять вышел Тилль. Он начал махать руками, указывать на меня, кланяться мне. Я от этого только улыбался. P.O.V. Пауль Блин, а я? Мне что делать? Почему мне так смешно? Я не сдерживаюсь, начинаю улыбаться и помогать Тиллю разогреть публику. Музыка постепенно начинает стихать, слышны только барабаны и бас-гитара. P.O.V. Тилль Когда музыка совсем стихла, я пою предпоследний куплет песни, а на припеве уже присоединяются все остальные, зал подпевает. Оглядывая его, я вижу, как люди прыгают под музыку, машут флагами, плакатами с разными фразами из песен. Почти к каждой песне у нас добавлена какая-то отсебятина, как и к этой. Шнайдер в финале постучал еще по тарелкам, барабанам и песня была окончена. P.O.V. Рихард Перед песней «Keine Lust» я зашел за кулисы, отдал гитару. У нас был перерыв в одну минуту. Я сделал пару глотков воды. Сердце начало бешено колотиться. Я начал волноваться, как никогда. Даже голова слегка закружилась, появилась отдышка. - С тобой все в порядке? – обратился ко мне Оливер. - Да, все хорошо, - я кивнул головой – можем выходить, начинай. Оливер и Шнайдер первые вышли на сцену и начали играть. Я накинул на себя гитару и присоединился к остальным. Во время вступления передо мной, вдоль всей сцены, поднялись клубы густого газа. Через мгновение на сцене появился Тилль, но в пении его опередила толпа. Теперь подпевал он. Мне особо нечего было делать, я ходил по сцене, то залезал на небольшую платформу возле микрофона, махал руками. Тилль приближался к концу песни. Когда он начал петь слова: «Und merke bald ich bin schon lange kalt…», я начинаю по обыкновению крутить головой и рукой, одновременно играя на гитаре, как вдруг чувствую, что-то горячее коснулось моей груди. Боль была настолько сильной, что в глазах потемнело, а прожектора так слепили, что было невыносимо терпеть. Я шатался, ноги стали такими слабыми, что я их почти не чувствовал, из моей груди текла горячая кровь, заливавшая свитер и место на сцене, где я стоял. Те, кто стояли возле меня, в ужасе начали кричать, поднялась суматоха. - Mir ist kalt… - слышал я голос Тилля. Мой мозг постепенно отключался. Я с грохотом рухнул на сцену, от чего появились помехи, которые добили мои уши. P.O.V. Тилль Я видел, как Рихарда уносят на носилках, прячут в машину скорой помощи и увозят. Концерт был закончен. Поднялся такой ажиотаж, что вызвали подкрепление. Мы впятером спрятались в гримерной. Потрясение было настолько сильным, что мы просто молчали. Что тут сказать? Что? - Я не могу в это поверить. – произнес Пауль. У него тряслись руки. Он осмотрел на нас глазами полными безумия, отчаяния и страха.