Beau comme le soleil

"Il est beau comme le soleil Ma merveille, mon homme à moi" Юри часто думал о том, сколько же в Викторе на самом деле французского. Что-то, кроме поцелуев, от которых кружилась голова, кроме фильмов, которые тот порой любил посмотреть на ночь, чтобы отвлечься, кроме парфюма - этого сводившего с ума запаха у самых ключиц и вокруг запястий. В Викторе было все, что называют французским: грация, тонкость, многогранность, вкус выдержанного солнечного вина. До прошлого апреля Юри казалось, что он знал о своем кумире все, что только можно: на каких языках тот разговаривал, какие блюда предпочитал, какая у него была собака и сколько золотых медалей украшало далекую стену в его гостиной. Однако ворвался тогда в его жизнь Витя тоже с французским изяществом - свалился, как неожиданный весенний снег на голову, когда ты только-только успел убрать подальше в шкаф зимние вещи. Юри как-то совсем случайно услышал, как Виктор беседует по-французски с Крисом. Занятый растяжкой, он не мог вдоволь любоваться своим тогда еще просто тренером, тем более, что тот стоял к нему спиной, - потому оставалось только слушать. Не зря французский входит в число самых красивых языков мира. Не зря Виктор Никифоров входит в число самых красивых холостяков. Потому что его французская речь звучала, как преступление, совершенное средь бела дня без тени раскаяния или смущения. Воспоминания об этом великолепном грассированном "р" еще долго мучили Юри после, когда он смотрел на губы Виктора. В Санкт-Петербурге изменилось абсолютно все. Юри узнавал о Викторе больше и больше. Выяснилось, что этот невозможный человек умел совершенно очаровательно хмуриться, глядя в окно на извивающийся по стеклу дождь; что он был способен грустить, причем так, как, наверное, дано только русскому - всей душой: с выключенным телефоном, тишиной на кухне и зажженным ночником. Оказалась, Виктор любил и умел готовить манную кашу, как его в детстве учила мама, когда болела и не могла сама собирать его в школу. А еще он обожал подходить к Юри сзади, почти неслышно ступая босыми ногами по паркету (сколько ни ругайся, Витя тапочки не надевал даже под угрозой расстрела), и запускать ледяные пальцы тому под футболку, оглаживая талию и прижимая руки к бокам. И этот совершенно несносный, капризный, избалованный ребенок умел говорить по-французски - так, что сердце замирало и подпрыгивало куда-то к горлу, отбивая неровный ритм и не давая нормально вдохнуть. Когда это случилось снова, Юри готовил кофе. За окном протяжно гудел проснувшийся Петербург, по радио, которое Юри включал, чтобы тренировать русский язык, передавали прогноз погоды. Виктор шлепал босыми ногами, передвигаясь из угла в угол по всей квартире и о чем-то разговаривая по телефону. К его странной привычке ходить туда-сюда по комнате и даже из зала в кухню во время телефонных переговоров Юри уже давно относился с пониманием, хотя сначала она ставила его в тупик. - Дайте я сам с ним поговорю, - нетерпеливо произнес Витя, вновь врываясь на кухню и откидывая пальцами с глаз мешающую челку. "Ты будешь пить кофе здесь или в зале?" - спросил Юри жестами, чтобы не перебивать его. По какой-то причине они понимали друг друга на любых языках одинаково, включая тот, что не требовал применения голоса - по взгляду. Наверное, языки - это не самое главное в их отношениях. Так Юри думал, пока Виктор резко не перешел на французский, оттарабанив бодрое "Bonjour, monsieur"[1] кому-то на другом конце линии. Мягкие мурчащие нотки, как осязаемые, прошлись вдоль позвоночника и угнездились где-то в районе затылка, выбив из головы все приличные и неприличные мысли. Юри спешно отвернулся от начавшего улыбаться и в задумчивости перебирать волосы на макушке Виктора. Юри попытался думать о кофе. Юри попытался хотя бы просто думать и не сосредотачивать внимание на том, что с каждым звуком, слетавшим с любимых губ, он весь покрывался гусиной кожей. То ли Виктор был таким волшебным, то ли французский, то ли и то, и другое сразу. Юри подумал, что к кофе хорошо пошли бы свежие круассаны. - Bien sûr, merci beaucoup [2], - ничего не подозревавший Виктор оказался сзади, огибая Юри одной рукой, чтобы достать стоявшую перед ним кружку с кофе. - Je comprends [3], - продолжил он в следующую минуту, утягивая чашку со стола и слегка целуя Юри в плечо. С каждым мгновением на кухне становилось все жарче. Юри сполоснул в раковине чайную ложечку, сразу после этого проходясь прохладными пальцами по шее, пытаясь унять жаркую волну, которая не была намерена отступать. Виктор, как назло, изменял своей привычке мотаться туда-сюда по квартире и продолжал вещать с кем-то на языке любви на кухне, временами поглядывая на Юри и очаровательно улыбаясь. Юри занялся мытьем посуды, пытаясь хоть немного отвлечься, однако Виктор вскоре облегченно выдохнул где-то позади и радостно заявил: - Я закончил, mon soleil [4]. Ой, не успел перестроиться, прости. Юри? Юри, - растягивая гласные, как делал это всегда, повторял Виктор, подходя все ближе и ближе к замершему Юри с тарелкой в руках у раковины. - Юри, ты совсем не обращаешь на меня внимания, а я, между прочим, только что купил права на совершенно дивную композицию. Ты не рад, м? - Очень рад, Виктор, - выдавил из себя Юри. - Что с тобой, mon cher [5]? - Виктор обнял Юри за талию обеими руками и провел носом по сгибу шеи - от плеча до мягких темных волос, медленно выдыхая. - Юри, - произнес он совсем тихо и куда-то в волосы. Еще и с этой самой пресловутой французской "эр". Тарелка звякнула, выскользнув из пальцев Юри и ударившись дном о раковину. - Юри, ты не рассказывал, что тебе так нравится, когда я говорю на французском. А ты знаешь, - рука Виктора скользнула под футболку, прижалась к чужому напряженному животу, - в девятнадцатом веке русская аристократия говорила на французском постоянно. Представляешь? - Виктор, - только и смог выдохнуть Юри, тут же вздрагивая всем телом, почувствовав, как кожу на шее чуть прикусили зубами. - Скажи еще что-нибудь на французском. - Écoute. Je t'ai donné tout mon coeur, avec joie, mon amour, [6] - медленно прошептал Виктор, прижимая его спиной к своей груди еще крепче одной рукой, а другой - осторожно проскальзывая за пояс домашних штанов. Юри дернулся под его ладонями, отчего Виктор лишь тихо рассмеялся, глубоко дыша и приводя в движение этим тяжелым дыханием чужие волосы. Оставалось радоваться, что в руках больше не было посуды. Юри часто думал о том, сколько же в Викторе на самом деле французского. Что-то, кроме поцелуев, от которых кружилась голова. Что-то, кроме удивительно приятного аромата, который можно было поставить в один ряд с лучшими духами, произведенными в Париже. Что-то, кроме мягкого изгиба шеи и красивого завораживающего взгляда. В Викторе удивительно сочеталось что-то аристократичное и тонкое c чем-то по-настоящему русским, земным, до боли очаровательным, граничащим с детским. И Юри любил в нем это до дрожи в коленях. - Tu es beau comme le soleil [7]. - Что? - Виктор приподнялся на локте и посмотрел на Юри, чуть жмурясь от солнечного луча, который светил ему прямо в лицо. - Я думал, вы знаете французский, месье Никифоров. Виктор поцеловал его - долго, нежно, тепло. А потом спросил: - Кто надоумил? - Крис научил. - Я так и знал. А мне нравится, как звучит. До дрожи нравится, - прошептал Виктор Юри в шею, прежде чем покрыть ее поцелуями. Все же не зря французский называют языком любви.