Gear. Memories

Лето заканчивается. На улице сыро и почти всё время льёт дождь, так что приходится сидеть дома целыми днями. Не мне одному, наверное – во дворе никого не видно. Только насквозь мокрые деревья и серые тучи. Какая скучейшая скука… На подоконнике сидеть неправильно, но удобно – он широкий, и с него всю комнату видно. Только холодно сейчас от мокрого стекла. Оно, конечно, не с этой стороны мокрое, но всё равно неприятно, брррр. Даже футболка не спасает, хоть и в полосочку! И штанина правая теперь сырой кажется. Противная погода, в общем, дома на самом деле лучше. Теплее. И суше. Только делать в этой сухости совершенно нечего. Плюшевый Майки-мишка согласен. Ему тоже скучно - он уже три раза с пуфика упал, теперь бант на шее мятый и глаза косят, даром что стеклянные. Надоел… И размазывать овсяную кашу по его морде уже давно совершенно не смешно. Можно машинку погонять, но это ж та же зелёная тоска. Туда-сюда, сюда-туда… и по кругу, пока следы от колёс на ковре не появятся. Потом затирать ещё придётся… Вертолёт запускать интереснее, но в комнате нельзя. Для этого нужно на улицу, а на улицу не пускают. Потому что там льёт... и льёт, и льёт… и никак этот противный дождь не прекратится. Что ж за такая несправедливость?! Конструктор уже поперёк горла стоит. Он здоровский, на самом деле, но сколько можно-то? Там уже по всем инструкциям всё, что можно, собрано было по десять раз. А что нельзя - раз по пятнадцать… И одна гайка куда-то закатилась. Под ковёр, может? Хотя нет… под ковром уборка делалась вчера. И над ковром. И вообще во всей комнате. Даже пехотинец орденский в углу нашёлся, пыльный весь. А гайка – нет. И ладно с ней, не судьба, значит. До полки у стены аж четыре шага, одолеть их – почти путешествие! Одиссея капитана Криса... Если этот гадский дождь не кончится, так вовсе можно будет разучиться ногами шевелить! Ряд книг на полке ровный. Обложки гладкие все до одной – это хорошо пальцами ощущается. И успокаивает немного. Если сесть читать, время совсем незаметно пройдёт. И без разницы будет, что дождь на улице. Даже лучше – не отвлечёт никто от самого интересного. Так, что тут есть… Читал… читал… и это – тоже… Не хочу по третьему разу, надоело! Скорее бы уже в классы, что ли… Там хотя бы будут рассказывать новое каждый день. И друзей буду видеть, какая бы погода ни была. Кста-ати... может, в гости кого-нибудь позвать? А правда… Отличная ж идея! Чего раньше не пришла?! Только сначала надо разрешения попросить. Так что вниз! С лестницы видно – родители в гостиной, сидят на диване, смотрят телевизор. Пока спускался, уже и они меня заметили - папа, а следом и мама вопросительно так глядят. Ну, дело не совсем срочное, так что можно немного с ними посидеть, а рассказать потом, в паузе. В серединке между красным маминым халатом и папиным синим уютно, а если поглубже втиснуться – вообще сказка. Так… а кого бы позвать? Лучше, конечно, всех разом – и Тима, и Ната, и Стена, и Еву, конечно. Она, хоть и девчонка, но тоже классная – не ноет, не жалуется, даже если коленку расшибёт. И причёска у неё красивая – хвосты с ленточками всегда. Но о таких сборищах надо заранее всех предупреждать. Тогда мы с мамой успеем что-нибудь вкусное, вроде пирога, на всех приготовить и за соком в магазин сходить, а ребята у своих родителей отпросятся допоздна. В общем, сейчас не выйдет. Хорошо бы хоть с одним кем-нибудь пересечься. Еву не отпустят, конечно – девчонкам в такую погоду вообще из дома выходить нельзя. Только на учёбу. Тима тоже не пустят, скорее всего, у него родители очень строгие. А вот Ната, пожалуй, можно и попытаться пригласить. И родители у нас тоже дружат, мамы, по крайней мере… Рекламу долго не включают. Вот когда не нужна – так через каждые пять минут, а как надо, так только диктор что-то непонятное бубнит. Опять, наверное, про гиаров. Дня не прошло, чтобы про них что-нибудь страшное не рассказали. Про них всегда почти – страшное, они же людей убивают, да ещё ни за что совершенно и всех подряд. И сами гиары кошмарные все. Хорошо, что они далеко от нас. Я одного такого по телевизору как-то увидел – потом три ночи спать нормально не мог, от каждого шороха подскакивал, свет даже страшно было выключать. Как рыцари-то не боятся с ними драться постоянно. Хотя рыцарям, наверное, нельзя даже таких чудовищ бояться – они же не просто так в Орден поступали. И кого попало туда тоже не берут, только самых сильных и храбрых. Мне папа говорил! Рыцари хорошие, они нас защищают… только благодаря им мы и живы все ещё. И форма у них красивая, белая… Наверное, её там, в Ордене, каждый день стирают. Вот прям отряд рыцарей надевает передники, косынки и с закатанными рукавами коллективно отмывает свои же грязные плащи в огромной ванне… и пена! Мно-о-ого пены – по самые локти, хих. Нет, так не делают, конечно, есть же стиральные машины. Но всё равно весело. Папа укоризненно смотрит на меня и качает головой. Мешаю, наверное, слышно плохо стало. Ну я же не специально… смешно просто. Рыцари – а в пене все. Нет, лучше в телевизор смотреть, а то смешинка не отстанет. Рекламы так и нет, зато на экране есть кто-то из рыцарей. Ух ты, а вот про них всегда интересно посмотреть! Жалко только, обычно показывают одно их фото и что-то говорят. Чаще всего – кто при убивании гиаров отличился и много людей спас. А сейчас рыцарь на экране живой. Ну, в смысле, не фотография, а шевелится. И в углу написано «прямой эфир». Это значит, что то, что мы видим, прямо сейчас где-то происходит – мне мама с папой уже про это объясняли! – Пожалуйста, несколько слов для первого новостного, – это в телевизоре тётенька с микрофоном бежит следом за рыцарем. Тётенька довольно симпатичная – в красном платье, со светлыми прямыми волосами до плеч, аккуратно закрученными на концах. У Евы мама тоже так ходит, только у неё волосы тёмно-вишнёвого цвета. Ева говорила, это потому, что она их специально красит. А рыцарю тётенька, кажется, не понравилась – он идёт куда-то и даже не останавливается. И видно его в основном только со спины. Он высокий, и волосы у него почти до самых лопаток, копной. Только непонятно, не то они правда такие серебристые, не то он седой уже. А может, тоже красит? Хотя ему-то зачем? Он же не женщина… – Некогда, – на ходу отрывисто бросает рыцарь. – Но люди хотят знать, как обстоят дела на фронтах, – тётенька не отстаёт, пытаясь его догнать, но шаги у неё гораздо короче, и это у неё получается только бегом. – А вы не даёте конференций. Рыцарь внезапно тормозит так, что тётенька убегает вперёд, и смотрит на нас. Точнее, не на нас, а в камеру. Там должна быть такая штуковина, которая на что-то наводится, как фотоаппарат, и вот то, на что она смотрит, мы и видим в телевизоре. Но там очень сложная система на самом деле. – Конференция, – насмешливо хмыкает рыцарь, – это пустой трёп. Ордену некогда тратить на него время. Рыцари не мелют языком – они сражаются. Он вновь поворачивается к камере спиной и быстро идёт вперёд, а потом куда-то сворачивает, и его вовсе перестаёт быть видно. На экране показывают ошарашенную таким ответом тётеньку, которой не дали ни о чём поспрашивать. – Клифф в своём репертуаре, – смеётся папа. – Ещё ни одному репортёру интервью не дал. Чего-чего не дал? Этот Клифф – такая жадина, что с другими поделиться не хочет? Это плохо – мама учила, что делиться надо. Ой... Клифф… Орден… Это что, сейчас, правда, самого командора показали? А командор разве может быть жадиной? – Это был исчерпывающий комментарий от командора Священного Ордена Клиффа Андерсна, – после паузы неуверенно говорит тётенька из телевизора. – Что ж, если с гиарами он суров так же, как с прессой, то мирным жителям нечего бояться, – на экране тётенька нервно улыбается. – К другим новостям… Дальше уже неинтересно, и вообще, командор – это главная новость! Как я удачно пришёл! Клиффа не то, что по-настоящему – даже в телевизоре вот так, живьём, мало кто из наших видел. Не любит он, когда его показывают. А на фото, которое обычно передают, командор совсем другой. Он моложе там и повёрнут как-то так непонятно, что волосы по-другому совсем лежат, а лицо мне лично косым слегка кажется. И взгляд у него на фотографии стеклянный. А живьём – нет… Так, ещё надо сразу выяснить, что это за штука такая, которой Клифф ни с кем делиться не хочет. Пока папа ничем таким не занят, и я сам про это не забыл. – Пап! – подёргать за рукав – это святое. – Пааап! А что это за штука такая – интерь…вю? И почему командор её той тётеньке не дал? Папа смотрит на меня, оторвавшись от телевизора, и улыбается. – Интервью – это не штука, – поясняет он. – Это когда один человек задаёт вопросы, а второй на них отвечает. И вот если человек обо всём расскажет, о чём его спросили, говорят, что он дал интервью. Понятно? Киваю головой. Чего тут непонятного? Мне ж уже не пять, а папа очень хорошо объясняет. Да и штука эта не такая страшная, как её название. А тётенька та любопытная, оказывается… а приставать с вопросами к незнакомым людям – это плохо, меня мама учила. Или тётенька с Клиффом дружит? А почему он тогда отказался с ней поговорить? Наверное, всё-таки не дружит. Тогда всё правильно – я бы тоже не стал на вопросы незнакомой тётеньки отвечать. Ой… она же ещё про что-то говорила. Какая-то вкусная штука… Как её… конфереция. Как конфета почти. И тем, что папа пока слушает меня, а не телевизор, надо пользоваться: – А конфереция – это тоже рассказывать? – Конференция, – поправляет папа. – В общем, да. Только интервью – когда двое разговаривают, а на конференции много людей свои вопросы задают. Ага… ну тогда понятно – с кучей незнакомых людей вообще незачем общаться. Клифф всё-таки молодец, что ничем таким не занимается. Наверное, поэтому и командор. Мама выключает телевизор, который уже вообще никто не смотрит, и неодобрительно качает головой. – Немного вежливости Клиффу всё же не помешало бы, – говорит она. – Какой пример он подаёт детям? Мама чем-то недовольна. А чем? Клифф же герой… И даже не жадина совсем – чем-то правда нужным для других он наверняка бы поделился. Он столько гиаров поубивал, столько людей поспасал… и вообще, его все в пример любят ставить и говорить, какой он отважный, и что на него равняться надо. Что не так-то? Не понимаю… только моргать и остаётся. Папа весело треплет меня по макушке. Мне иногда кажется, что он таким способом мысли у меня из головы таскает. – Пример бесстрашия и героизма? – с улыбкой переспрашивает папа. Ну вот, опять мысль утащил. Я бы и сам спросил, наверное, но спорить с мамой, когда она так настроена – это верный способ быть отправленным спать на час раньше, а то и вовсе без десерта остаться. Мама недовольно фыркает, однако на папу, когда он говорит что-то такое, она не сердится. Ему можно, наверное, потому что он взрослый уже. Любит же она нас одинаково. – То, что Клифф – герой, не даёт ему права вести себя так по-хамски, – заявляет мама. – Даже героям не помешает немного вежливости в обращении. – Особенно в обращении с дамами, нэ? – отец заливисто смеётся и целует маму в щёку. Мама шутливо отмахивается, но тоже начинает улыбаться. Хорошо… люблю, когда она улыбается. – Сынок, ты чего-то хотел? – оторвавшись от мамы, спрашивает папа. Это хорошо, что он напомнил… а то я уж успел забыть, чего вообще в гостиную пришёл. Хотя спуститься стоило только ради того, чтобы Клиффа посмотреть. Вот завтра все, кто новости пропустил, мне обзавидуются! А с теми, кто не пропустил, будем обсуждать. Ну и остальным расскажем, обязательно, чтобы все всё знали. Главное, чтобы дождь этот противный закончился наконец! – А можно Ната в гости пригласить? – Сегодня? – уточняет мама – она у нас главная по приёму гостей. Кивнуть. Ну конечно, сегодня. Про завтра я бы так и сказал – завтра. Мама качает головой: – Сегодня поздно уже. Скоро ужинать, а потом спать. Правда что ли? Если ужинать, тогда уже точно поздно звать… А я и не заметил, как день прошёл. Хотя по такой погоде утро от вечера не отличишь. Мама гладит по голове, у неё рука ласковая и тёплая. – Давай завтра, хорошо? Позовём Натаниэля с родителями к нам на обед, я что-нибудь вкусненькое приготовлю. – Хорошо. Папа кивает следом. Ему тоже будет здорово – он с папой Ната будет пить такую вещь специальную для взрослых – коньяк и обсуждать интересную игру, которая бильярд. Какие же они у меня всё-таки замечательные, мама и папа! Самые лучшие из всех!