**…**
Если он будет честен сам с собой, то увидит, что это началось за некоторое время до Кубы. Иногда он чувствовал, что что-то странное происходит с его правой рукой. Как будто он только проснулся. Он менял положение — может быть, он перекрыл вену, не почуствовав, — и забывал об этом. Иногда его правая нога отнималась, с трудом сгибаясь, плохо реагируя. Но он не обращал внимания на это. Пуля была катализатором, сказали они. Она спровоцировала приступ , сказали они. Когда он проснулся, лежа на спине на слишком жесткой кровати, в слишком белой комнате, на нем не было ничего, кроме больничного платья. Его боль довела его до больницы. Он чувствовал себя слабым и измученным, как если бы его сбил танк СССР. Все его тело болело, мускулы содрогалось от боли, когда он попытался сесть. У него не получилось. Он сразу же был окружен медсестрами. И вот он сейчас, и все еще в больнице. Три недели спустя. Три недели и вместо того, чтобы чувствовать себя лучше, он чувствует себя хуже, если такое вообще возможно. Ему надоедают его мысли. Посещений мало, только Хэнку разрешили покинуть особняк, так как Алекс и Шон изо всех сил пытаются удержать его на плаву. Сначала он пытается ходить, но вскоре обнаруживает, что припадки не остановливаются и каждый раз оставляют его истощенным. Зтем он узнает, что его правая нога больше не может двигаться. Вскоре он узнает, что он не может покинуть свою кровать, и вынужден обращаться за помощью, чтобы сходить в туалет. Он чувствует себя опозоренным, беспомощным, ненавистным самому себе. Он совсем одинок даже с разумами, которые он все еще слышит, но не может добраться до них, обездвиженный обезболивающим. Он совсем один, и Смерть никогда не была такой страшной. Он все еще один, когда проходит МРТ и сканер. Все еще один, когда он слышит результаты. Все, чего он хочет, — это наконец умереть. Но вскоре говорят, что он может идти домой. Его состояние немного улучшилось, и он может осторожно опираться на ногу. Он может пойти домой, даже если он едва может ходить, ему просто придется использовать трость, и у него есть направления на посещение больницы. Он больше ничего не говорит Хэнку, Алексу и Шону. У них есть другие заботы, другие раны, которые нужно зализать. Они достаточно быстро привыкают к наличию трости, и он отвлекает их внимание, когда они собираются атаковать его вопросами. Он не может столкнуть их с этим, на самом деле, они просто мальчики, его ученики, и зачем ему этим надоедать?**…**
Хирург уверен в себе перед операцией. Немного меньше после того, как Чарльз просыпается. «Это было выступление, посвященное вашей травме, я не мог убрать это все, не рискуя получением серьезных травм, но я удалил большую ее часть и отправил в лабораторию для анализа». Чарльз безмолвно сидит на протяжении его речи. Он может читать мысли онколога. Он знает, что человек пытается казаться более оптимистичным, чем он есть на самом деле. Он знает, что он бомба замедленного действия. Он боится, что его телепатия останется, когда он потеряет голову. Он запирается в себе, когда страдает еще одним припадком. Он ждет конца.**…**
Как и ожидалось, результаты плохие. Злокачественная опухоль мозга. Ему приходится побрить голову перед операцией, чтобы он не видел, насколько сильно его волосы выпадают во время химиотерапии. Он видит, как они снова отрастают, закрывая пятна, проводя по ним щеткой. Он проводит много времени, наблюдая за отражением на зеркале. Его круглая лысина заставляет его выглядеть моложе, куда уж более иронично. Его голубые глаза не сияют, как когда-то. Белый стал желтоватым, и длинные, темные, женственные веки, которые у него когда-то были, исчезают. Сейчас его скулы похожи на лезвия. Он похудел. Эрик всегда говорил, что он становится более округлым. Больше нет. Эрик ничего не сказал со времени своего отъезда. Как и Рейвен. Чарльзу очень больно думать о них. Он чувствует себя брошенным, оставленным одним, в то время, как не должен. Он должен увидеть всех, кого любит, скорее, пока не стало слишком поздно. Проходят месяцы, и ему становится все хуже и хуже. Коляска заменяет трость. Каждый день приходит медсестра, чтобы заботиться о нем, купать его и одевать на день. Он так похудел, что она легко переносит его с кровати в ванну и обратно к инвалидному креслу. Его тошнило от той еды, которой он так сильно наслаждался в прошлом. Ему удается только пить чай и есть маленькие кусочки свежих фруктов. Его правая нога почти не двигается. Он изо всех сил старается не сдаваться. И только однажды, в разгар дискуссии с Хэнком, когда они сидят на южной террасе поместья, он заикается и кашляет, проглатывая обильную слюну, когда пытается вздохнуть. Он немного ждет, чтобы успокоиться и закончить предложение, но обнаруживает, что не может. Его тело отключается, и он теряет способность говорить.**…**
Если Чарльзу удавалось создавать видимость того, что все хорошо с самого начала его болезни, он больше не сможет этого делать. Разговор был последней частицей, которая связывала его с внешним миром, не зарываясь в чей-то разум. У него нет таких сил, чтобы контролировать свою телепатию, поэтому он просто удерживает ее на минимуме. Он тренируется каждый день, чтобы писать левой рукой, так как правая больше не может держать перо. Он изолирован и поэтому так устал жить этой жизнью. Они обязаны ему быстрой смертью, после всего, что он сделал, после всего, что он перенес, — смерти его отца, когда ему было девять лет, привычки пить его матери и повторного брака с Куртом Марко. Пыток, которые он испытывал от него и его сына Кейна, в конце концов, он никогда не сдавался, открывая свою школу для мутантов, теперь находящуюся в руинах, за исключением того, что ему удается спасти мальчиков, он спас Рейвен, и Эрика, и многих других от ненависти и смерти. Он эгоист, он должен им быть. Он хочет умереть. Сейчас он просто пустая оболочка. Каждое утро, когда он просыпается, он удивляется, почему его сердце все еще бьется, а его мозг решительно отказался от него.**…**
Ступая по гравию у входа, Эрик замечает, что особняк сильно изменился. Он выглядит заброшенным. Но у него есть хорошие источники и он знает, что они все еще там. То, чего он не знает, — так это то, что ждет его внутри. Он находит Хэнка у входа, зверь наверняка почувствовал его приближение. Его не удивляет холодное приветствие, обрушившееся не него. Но когда он просит позвать Чарльза, лицо мужчины меняется. Он начинает беспокоиться. Снова просит. И после этого его желание имполняется. Хэнк ведет его к старому кабинету Чарльза на первом этаже, где они играли в шахматы, выпивая дорогое виски, где они говорили, что никогда больше не чувствовали себя так близко к кому-то. Но место изменилось настолько, что он не готов признать это. Кабинет заполнен медицинской кроватью, инвалидной коляской и всем тем, что, как он помнит, используют больные. Ему требуется довольно много времени, чтобы заметить Чарльза. Он, едва узнаваемый, лежит на кровати. Он потерял большое количество фунтов, и его волосы исчезли. Он выглядит плохо — даже хуже этого. Эрик видит призрак человека, которого он когда-то знал. Он не может понять, почему зрение причиняет ему столько боли. Он подходит немного ближе, надеясь на реакцию, но Чарльз не двигается, едва моргая и смотря на потолок. Чарльз кажется настолько хрупким, что его это пугает. Он пытается привлечь его внимание, но проваливается и поворачивается к Хэнку с явным страхом. Хэнк объясняет, что Чарльз потерял много вещей. Его способность ходить, двигаться, писать. Но больше всего его способность говорить. С ним все труднее разговаривать из-за его способностей. Он приближается к концу. Поэтому Эрик заставляет Хэнка оставить их наедине. Он плачет, приближаясь к Чарльзу, к человеку, которого он бросил, не ожидая последствий, к человеку, которого он любит, даже если ему понадобилось так много времени, чтобы понять это. Он садится на край кровати, берет Чарльза за левую руку, пытается что-то сказать. Но ничего не получается. Он проклинает себя, когда вспоминает, что Чарльз не сможет ему ответить. Поэтому он кладет холодную руку Чарльза на его колено, дотягиваясь своего шлема — шлема Магнето — и впервые после отъезда снимает его в присутствии кого-то другого. Он ждет, когда разум Чарльза достигнет его, но ничего не происходит. Его горло сжимается и он трясет лежащее рядом с ним тело. Это занимает время, но ему удается привлечь внимание Чарльза, его глаза едва двигаются, устало, очень утомленно следя за ним, и Эрик хочет смеяться так же сильно, как и кричать из-за иронии ситуации. Он пришел мириться и вместо этого получил этот взгляд от самого сильного человека, которого он знает, — которого он знал. Черты лица Чарльза смягчаются, как будто он видит Эрика и испытывает облегчение, а может быть, так и есть. Время от времени его глаза расфокусировываются, но неизбежный взгляд синих шаров все время возвращается. Эрик чувствует, как Чарльз достигает его с помощью телепатии, и он окунается в контакт между ними, выжидая. Внутренний голос Чарльза похож на него — лишь призрак. Но он может ясно слышать то, что он говорит, даже если это только шепот, который достигает его души. Я рад видеть тебя, мой друг. Спасибо за возвращение. Эрик крепче сжимает руку Чарльза, когда его дыхание становится все тише. Он со слезами, которые, как он думал, никогда больше не упадут ему на щеки, сопровождает Чарльза в его последнем путешествии, задерживая последний вдох в своем собственном кровоточащем сердце.