Океан затих

У Антона всю жизнь были кольца и браслеты на руках. Они просто ему нравились: побрякушки, смотрятся симпатично и все такое, но парочка все-таки имели свои истории. К примеру, массивное серебряное кольцо с незамысловатым узором. Подарок от отца на шестнадцатилетие, когда у Шастуна был тот самый период подростковых проблем, и это кольцо стало оплотом надежды на будущее, символом. Одно из тех, которое он не снимает никогда, как напоминание о том, что дела, бывало, шли и хуже. Также было кольцо от мамы. Маленькое, золотое – последний подарок, перед тем, как она ушла из семьи, оставляя маленького семилетнего Антошу на отца, приговаривая, что вернётся через пару дней. Не вернётся. Никогда, блять. Эта женщина просто села на поезд и умотала к своему любовнику, хер знает куда, заставляя мальчика подолгу сидеть у кухонного окна и вздрагивать каждый раз, когда там виднелся похожий на маму силуэт. Дети всегда любят своих родителей, какими бы они не были, и это плохая участь. Были и ещё подарки, но все они не сравнились бы по моральной ценности, кроме, пожалуй, одного... Кольцо, посеребрённое и с маленьким синим камушком посередине. Смотрелось всегда аккуратно, совсем не вычурно, просто идеально на тонких длинных пальцах Антона. Подарок. От того, кто стал таким важным для парня, даже слишком важным, что начинало пугать. До этого Шастуну не приходилось привязываться к людям или, ещё чего, по-настоящему влюбляться. Но сейчас это были именно чувства. Настоящие, а не юношеская влюблённость, заканчивающаяся на третьей проходящей мимо юбке. Хотя бы потому, что никакие юбки теперь ему были не нужны, а вот зауженные джинсы со свисающими подтяжками... Было бы неплохо. Да, Антона угораздило влюбиться в парня. Что ещё важнее - в Арсения. И это двойной пиздец, ведь у того по слухам не то жена, не то дочь, не то любовница, а может и все вместе. Парни хорошо общаются на съёмках, да и вне стен "импровизации", но когда разговор сводится к отноше... бабам, с которыми актеры спят, Попов ведёт просто неравный бой, абсолютно незаинтересованно рассказывая о своих похождениях, показывая насколько их было, есть и будет много. И каждый раз Антон переводит стрелки, и каждый раз Антону больно. Потом он идёт домой, напивается и крутит в руках то злосчастное кольцо с камушком, цвета бушующего океана, цвета глаз Арсения. А что ещё делать? Сидеть, стиснув зубы, и терпеть. Не признаваться же ему, верно? *** — Блять! Стакан с характерным звуком разбился о пол, разлетаясь на десятки осколков. Антон пил. Опять, на это раз не заботясь о качестве выпивки. Ну на этикетке же написали "коньяк", значит сойдёт. Если честно, то у него просто было желание нажраться. И лучше дешевым алкоголем. Он снова думал об Арсении, снова вспоминая их разговоры, снова заглушая внутренний скрежет, который ещё немного и заставит лезть на стенку. Поначалу было просто хуево, потом грустно, затем даже весело, ну а теперь появилось неумолимая идея позвонить виновнику этих посиделок и высказать все, как отрезать, расслабиться, забыть и дальше уйти в пьяный угар. Но, видимо, частички здравого смысла все ещё правили в голове импровизатора. "Интересно, а если бы он знал, это что нибудь изменило?" "Да нихера, только если количество твоих проблем", – отвечал внутренний голос и парню казалось, что он медленно, но верно, сходит с ума. После очередного разбитого случайно (или не очень) стакана, у Антона опять проснулась невиданная смелость, на этот раз сильнее врезающаяся в разум. Что надо ему написать, надо сказать, надо хоть что-нибудь... Сил нет уже. "Ну и как ты себе это представляешь?" А действительно, что он ему скажет? "Арс, здаров, тут дело такое: я люблю тебя до усрачки, приезжай, перетрем?". Не слишком здоровый разговор выйдет, после которого ещё может и клеймо сумасшедшего пьянчуги на шее повиснуть. Внутренний голос не успокаивался, приказывая открыть контакт Попова. Поняв, что на звонок отваги все-таки не хватит, Антон решил написать смс. Коротко, лаконично и, самое главное, по делу: Антон 23:26 — С кем ебешься на этот раз? Пиздец. Сфокусировшись на отправленном сообщении, Антону стало уже не так весело и смело, опьянение отошло куда-то на второй план. И чем он думал, когда писал это?! Наверное эта бодяжная "загадка Армении" настолько отупляет, что пальцы слушают лишь внутренний вой, но точно не здравый смысл. Сообразив, что написанное уже не вернёшь, Шастун начал молиться. Не зная кому, не зная зачем, просто на всякий. "Слово не воробей, вылетит – не поймаешь, говорят, блять... Что написано пером, не вырубить топором, нахуй", – в голову почему-то лезли поговорки, ещё сильнее загоняя внутреннего Антона в угол самобичевания. Он всей душой надеялся, что Арс слишком занят сиськами какой-нибудь бабы, чтобы отвечать. Видимо не настолько. Арс 23:33 — Чего?! Ну и что теперь, гроза русских пословиц? Антон 23:35 — Извини не бери в голау просто опечтался Нет, все-таки выпитое берет своё и пальцы дрожат, заставляя парня материться и отправлять смс с опечатками, раскрывающими его состояние. Две минуты... Пять... Семь... Ну ты ещё поигнорь, сучёныш! Арсений 23:43 — Ничего, случается :) Да так, ни с кем, дома сижу... Да конеееечно... Антон 23:45 — А не хочшеь тогда у меня зависнуть? Футбол глчнем? ;))) "Лучший подкат в твоей жизни, Тоха". Арсений 23:46 — Сейчас на самом деле не лучшее время... Может перенесём на следующие выходные? Погоди, ты там пьяный уже что ли? )) "Ага, обязательно, если я до них вообще доживу, мистер я-трахаю-все-что-движется-судя-по-всему". "И сам ты пьяный, блять". Антон 23:47 — Да, хорошо, надеюсь, я буду в состоянии :) Знали бы вы, сколько стоило Антону вывести это все с запятыми и правильным правописанием. Арсений 23:47 — Что ты имеешь в виду? Какие мы шустрые. Антон 23:48 — Ничего, Арс, забей. Арсений 23:49 — Нет, не забью, ты вусмерть там набухался, уже ясно! Не набухался, а влюбился, идиот... Антон 23:52 — Все забдуь что я тебе вообще писал можеь просто продолжать сидеть в своём годром почти одиночестве я спать. Арсений 23:53 — Просто охуеть, Шастун! Я выезжаю. Ебануться можно, черкнул смсочку, называется... *** Выезжает он, ага... От дома Арсения до квартиры Шастуна ехать от силы минут двадцать, так уж совпало. После последнего сообщения Арса прошло уже полчаса, а ночью, на окраине Москвы, машин не то чтобы много. По объективным расчетам брюнет должен был начать колотить в дверь ещё пятнадцать минут назад, что заметно огорчало Антона. Нет, он не волновался. Он пиздецки волновался! От мысли, что что-то могло случиться, от мысли, что Попов решил, что пьяный и влюблённый коллега ему вообще не сдался, бросало в холодную дрожь. А если это правда? Если Шастун ему совсем не нужен? Желание нахуяриться почему-то ушло, а вот желание сброситься прямиком с пятого этажа появилось... — Ну понятно все с тобой, — парень поднялся с насиженного места на диване, откуда даже прибрал бутылки, ожидая гостя, и вышел на балкон, — трепло ты, блять, самое настоящее. Да и пожалуйста... Ну и не нужно! — эту фразу он уже кричал в беззвездное небо, доставая из кармана треников сигареты. — С балкона съеби, придурок, ты раздетый! — послышалось снизу, заставляя Антона перегнутся через перила и напрячь зрение, — и сигарету выкинь! Приперся таки. Мало того, что опоздал, так теперь и командует. Антон наглядно поджег кончик "Кента" и гаденько ухмыльнулся фигуре снизу. Сквозь крупные хлопья снега, заметив огонёк во рту у все ещё полуголого парня, Арсений быстрым шагом направился в подъезд, по пути вспоминая домофон. Хорошо, что ещё память на цифры отличная, а то этот алкаш не открыл бы... Под скрип открывающейся двери подъезда, Шастун сбросил невыкуренную и до половины сигарету вниз. *** — Что с тобой не так?! С порога Арс начал пилить парня, скидывая зимние ботинки. Видок-то у него запыханный, действительно спешил что-ли? Он выглядел прекрасно. Как, впрочем, и всегда. Смольные, до одури чёрные волосы были под тонкой пеленой снега, который уже потихоньку таял от комнатной температуры. Он никогда не носит зимнюю шапку... Дурак, говорит он в ней как ребёнок. А без? Без неё Попов похож на непослушного второклассника, мама которого напялила на него шапку с большущим помпоном, и тот снял ее по дороге в школу. И выглядел он сейчас так по-домашнему, так спокойно, даже несмотря на то, что крыл Шастуна всеми знакомыми ругательствами, просто ему не все равно, понимаете? И от этого таял не только снег, а ещё и Антон. Ругаться и делать что-то назло резко расхотелось, прижать бы и уснуть в обнимку, да не все так просто... — Чаю хочешь? — с идиотской улыбкой влюблённого человека спросил Тоша, помогая снять пальто. Ему стало даже как-то стыдно за свои телефонные истерики, за ту сигаретку, за все в общем, но добрый взгляд отгонял все эти мысли куда подальше. — Хочешь, — он с улыбкой закатил глаза, словно говоря: "Ну ты и дурашка, а". И от каждого действия становилось на душе все спокойнее, — пойдем, недоразумение, с чабрецом ещё остался? *** Они сидели на кухне, освещаемой только лампами над столешницей, создавая полумрак. В нем было хорошо видно друг друга, почти не начатые кружки с ароматным чаем, который Антон всегда берег для него, и особенно ощущалось напряжение, витавшее по всей квартире. Но никого это не смущало, никто не хотел что-то менять. Это неловкое молчание затянулось, вытаскивая все мысли, о которых хотелось забыть. И что они друг другу скажут? Антон должен сказать, что ещё немного и он просто подохнет от неразделенной любви? Или Арсений должен сказать, что это любовь всё-таки не неразделенная? Несмотря на это, он всё-таки начал: — Ну и с чего мы вдруг нажираемся посреди белого дня? — Спросил брюнет, отпивая из кружки. — Да ничего я не нажрался! — Антон наконец-то поднял свои глаза и встретился с волнующимся океаном. Он вообще когда-нибудь успокаивался, этот океан? — Ну да, я заметил, — его фирменная ухмылка, — причины-то хоть есть? — Есть. — Не расскажешь? — Нет. Вот и поговорили, вот и замечательно. Зачем было приезжать, чайка глотнуть? Не похоже. Зато похоже, что Арсений тоже что-то скрывал, то и дело проверяя телефон и поджимая губы. Игры в переглядки, недокосания и разочарованные вздохи... Когда же это все кончится? — А ты чего сорвался? — Антон решил перевести стрелки, как и всегда — занят же вроде был… — Дааа... — и тут Попов отпрянул от телефона, словно по сигналу и спрятал его в карман, — там ничего такого, просто с дамочкой одной разбирался. Знаете выражение "сердце в пятки рухнуло"? Так вот это про Шастуна. Дамочка? В двенадцать ночи? Ясно все с вами, Арсений Сергеевич. — С каких пор жён зовут дамочками? — ну можно и почву нащупать, раз уж на то пошло. — Да каких жён, Тох, просто одна манипуляторша, — и тут в любимом Антоном океане на горизонте появился маяк, горящий недобрым огнём, — а ты чего, ревнуешь что-ли? Приплыли. — Я?! Тебя? К кому?! - режим идиота, говорят, работает без пререканий. Но не в случае с Арсением Поповым. Он откинулся на спинку стула и прищурил глаза. Ждёт чего-то, следит за каждым движением, словно кот. А Антон в это время похож на запуганного щенка, мыкающегося по подворотням в поисках дома. И вот большой чёрный кот ведёт свою игру, загоняя маленького Тотошку в угол своего сознания. — Ну же, Тош... Да чего ты хочешь то? Хочешь чтобы... — Хочешь чтобы я сказал, что люблю тебя?! — вот оно, то, чего ждал и боялся каждый из них, — Так я скажу. Скажу, потому что это правда. Я тебя люблю. Я тебя, блять, люблю! Больше, чем кого либо в этом ебанном мире! Ты, Арс, за такой короткий срок стал для меня всем, пришёл сюда, в мою жизнь, открывая все двери и даже не спрашивая разрешения! Ты ее испортил, заклеймил и спиздил покой, заставляя пить успокоительные, запивая водярой! За что ты мне сдался, такой идеальный и потрясающий, со своими глазами этими... красивыми... голубыми, как море... Ну за что, Арсений?! Зачем... Он уже не кричал, не бился, не плакал, просто тонул в объятиях Попова, и плавился под поглаживаниями его рук. Ну зачем ты такой, Арсений? — Ну как же тебя угораздило, Тош? — Не знаю. — А я знаю, — Шастун вытащил голову из плена рук и взглянул в глаза говорящему, — так же, как и меня. Время замерло... Замерли люди, планеты, вселенная в глазах Антона. Не замер только он, самый непонятный в мире Арсений Попов с его тёплой улыбкой и горячими прикосновениями на светлой коже. Он не то что не верил своим ушам, он не верил своей тупости, ведь рискни Шастун рассказать о своих чувствах раньше, не было бы ни выпивки, ни беспорядочный связей, ни похмелья. Хотя кто знает? — Ты ч... чего? — как и полагалось голос дрожал, но это не была приятная волнительная дрожь, а дрожь страха и отказа. А вдруг это шутка? — Что, Шастун, совсем мозги пропил? — ты, сука, бываешь хоть иногда серьезным?! - Я сказал, что люблю тебя. Давно уже. Уже сидя на своём месте, на одном уровне с Арсом, Антон решил действовать. Так долго ждать, чтобы теперь медлить – просто непозволительно! Резко вскакивая со стула, заставляя его пошатнуться, парень делает пару твёрдых шагов и нагибается к замершему Арсению. Мгновение и их губы вместе. Так неловко сначала, так непривычно, а потом, когда он ответил на поцелуй, все пошло быстрее. Смело переходя от верхней губы к нижней, Шастун раздвинул ноги и сел прямо на бёдра Попову, вызывая у того приглушённый своим же языком стон. По всему телу рассыпались мурашки, когда брюнет завёл руку под домашнюю футболку и шершавыми руками начал оглаживать впалый живот, как специально не опускаясь ниже. И ведь Антон чувствовал его стояк, чувствовал и прижимался как можно ближе, стараясь сдерживать желание потереться о него членом. Они хоть и влюблены, и до неприличия возбуждены, но страсть терять не хотят, заставляя каждого страдать от нарочитых движений. Первому эта игра надоела Арсению и он, не разрывая мокрый поцелуй, подхватил лёгкого шатена под бёдра и медленно поднялся на ноги. Понимая, что в его планы входит спальня, Шастун все-таки оторвался от припухлых губ и сильнее обвил талию парня, делая его путь проще. Когда цель была достигнута, Арс разомкнул кольцо рук под задницей Антона и скинул того на с утра разобранную кровать. На ходу стягивая футболку и расстёгивая ремень джинс, брюнет нависал над парнем, дыша ему в запрокинутую шею. Снова захватывая Арсения в плен своих губ, Шастун даже через штаны почувствовал его ладонь на своей возбуждённой плоти, которая так и норовила их снять. Облегчая ему задачу и освобождаясь от ненужной вещи, он приподнял бёдра, позволяя Попову стянуть треники и стать ещё ближе. Видя растерянность Арсения, парень понял в чем дело и на выдохе шепнул ему в губы, прикусывая их: — Не бойся, ты у меня не первый мужчина. На что получил довольно неожиданный ответ: — Бойся, ведь ты у меня тоже. Попов уже двигался смелее, быстрее и жёстче, не боясь причинить боль Тоше, потому что знал, что того он и добивается. Проникая пальцами под боксеры, неаккуратно отодвигая ткань белья, он начал поглаживать голый стояк Шаста, слыша нетерпеливые постанывания в свои губы. Он не брал его в руку, не начинал медленно растягивать Антона, он просто нагло дразнил его, распалял, словно боясь, что если все пойдёт быстрее, то уже его мальчик сбежит восвояси. Но такого не случится. Антон не сбежит. Никогда. Когда, наконец, игра в случайные касания шатену надоела, он рукой нашарил прикроватную тумбочку и открыл первый выдвижной ящик, рыская рукой по деревянной поверхности. Когда вещь все-таки нашлась, стало понятно, что кто-кто, а Антон не из робкого десятка. Протягивая Попову тюбик со смазкой приличных таких размеров, он самодовольно прищурился, беся этим партнёра. — Как-нибудь я узнаю откуда и зачем она тебе... После этих слов он открыл бутылочку, выдавливая прохладную жидкость себе на два пальца, размазывая ее по всей длине. Чтобы не мучать больше парня, второй рукой Арсений стянул эти ненавистные обоим боксеры и прильнул смазанной ладонью к просящему входу Шастуна. Сначала один пальчик, второй, стиснутые зубы и еле различимый мат, за который Арс резко вводит третий палец и уверенно начинает двигаться. Антон дал понять, что он достаточно разработан, когда накрыл своей рукой с холодными кольцами член Арсения, заставляя того остановиться и шумно выдохнуть. Он подхватывает Шастуна за бёдра в очередной раз, стягивает и свое белье и начинает медленно входить, давая привыкнуть к наполненности внутри себя. Хотя если быть до конца откровенным, то привыкать быть с кем-то нужно не только Антону. Брюнет начинает движение, примыкая к губам парня, хоть немного заглушая громкие и неразборчивые стоны. Ускоряясь с каждым толчком их поцелуи становились все отчаянней, то и дело разрывая их, чтобы вздохнуть и снова закусить чужую губу и через мгновение зализать небольшую ранку. Когда темп был максимально жёсткий и быстрый, когда все эмоции слились воедино, когда Антон начал беспорядочно произносить имя Попова, он излился внутрь шатена, помогая рукой кончить и ему. Перекатываясь на другую сторону постели, Арс молча прижал к себе мальчишку, мысленно умоляя, чтобы это было не в последний раз. *** Шастун лежал на вздымающейся груди Арсения и сонным взглядом смотрел, как тот перебирает браслеты на его-же запястьях. Так можно было? Можно было быть счастливым? Неужели так просто... Так невероятно лежать под одним одеялом, чувствовать на своей талии его руку и быть живым. Впервые за много месяцев Антон жил. — Знаешь, это все похоже на паршивую банальную сказку... — Почему паршивая? — он не выпускал руки парня из хватки, словно боясь, что он исчезнет. — Потому что банальная. — То есть для тебя двое настоящих натуралов, признавшие свои чувства и проводящие ночь друг с другом – это банально?! — лёгкий смешок и он ещё сильнее прижимает худощавое длинное тело к себе, его мальчишка... — Уолт Дисней в гробу перевернулся, Шаст. — Зато банальные сказки всегда хорошие, — словно не замечая насмешек продолжает в пустоту Антон, обвивая ногами Арса, — всегда главный герой страдает, а потом к нему приходит его спаситель, — многозначительный взгляд, — и прекращает его муки. Ну а дальше счастливый финал, свадьба, дети, замок... — В нашей стране это, как минимум, незаконно! — Дурак, я же образно, — Шастун наконец-то рассмеялся, натягивая на себя одеяло, словно жара голых тел было недостаточно. — Ладно, спи давай, Рапунцель. — Почему Рапунцель? — он выдыхает ему этот вопрос в плечо, зевая и уходя в царство Морфея. — Ну ты же ждал меня на балконе... *** Утро обещало быть прекрасным, рядом должен был посапывать Арсений, лучики февральского солнца прорываться сквозь занавески, а Антон - быть счастливым. Сказка должны была продолжаться, а океан бушевать, ведь это их утро. Их жизнь и их любовь. Отныне и... на сколько? И ключевое слово везде должен. Должен, но не обязан, да? Лениво поднимаясь с нагретой кровати, Шастун и вправду не обнаружил следы Арса, даже его любимый одеколон как будто выветрился, но зная, что проследуя на кухню, он вероятно увидит там своего парня, готовившего омлет например, или оладушки, он воодушевлялся. Но не нашёл. Ни парня, ни оладушек. Нашёл только чуть помятый тетрадный листик с таким ровным почерком, который уже становился родным. Читая эти две строчки, вмиг мир перестал быть радужно-приторным, перестал существовать в целом и вернул свой привычно-серый цвет, заставляя Антона образумиться и понять: херня все это ваше счастье, обыкновенная небылица. "Она беременна от меня. Прости. P.S. я люблю тебя" *** Он шёл по мостовой, внизу раскинулась Москва-река, а вблизи слышались машины. Антон был в Москве, на очередном проекте, веселя народ. А где же ему ещё быть? В Питере? Может быть ему стоит жениться на залетевшей шлюхе, дабы сохранить своё доброе имя? А потом ещё и в социальных сетях это все выложить, поставить статус и радоваться - родилась дочка! Нет. Зачем? Ведь это же уже сделал Арсений. После того письма, которое Шастун до сих пор хранит в банке из-под его любимого чая с чабрецом, после испорченного утра и не сделанных оладушек, после сломанного счастья одного импровизатора, Попов словно испарился. Словно и не было того Арсения, что непонятно шутил, что бегал по мышеловкам и уворачивался от шокеров, что был безудержно влюблён в Антона Шастуна. Остался только какой-то непонятный Попов со своей несчастливой, сука, семьёй на аватарке. — Хуевый из тебя вышел сказочник, Арсений... Он сказал это в ночное беззвёздное небо, прямо как тогда, снял кольцо с синим камешком, которое уже, казалось, стало почти чёрным и, даже не смотря, выбросил прямо в глубокие городские воды, отпуская свою разделённую любовь. И это была самая короткая сказка, с самым грустным концом, в финале которой бесконечно бушующий океан затих навсегда.