Проще сдаться

Я хотел бы услышать её восхищённый голос, Который умоляет меня, задержаться и продолжить идти. Я смотрю на ошалевшие глаза своей неистовой любовницы: Она устала, и не позволит трогать себя в течение веков. Природа не дарит таких наслаждений подросткам, Что часто так легко наступают после тридцати пяти.

Цунаде закрыла глаза, удивляясь, почему она никогда раньше не задумывалась о том, каким идеальным может быть поцелуй: их головы были наклонены, его длинные белые волосы щекотали её лицо и плечи, а их губы были прижаты друг к другу. Приобняв его за шею, она потянулась ко лбу Джирайи, перебирая густые волосы. Джирайя погладил языком губы Цунаде, которые она приоткрыла, дразня его, как он дразнил, исследовал и смаковал её рот. Одна из его рук легла на её бёдра, приобнимая, и она уступила, прижимаясь к нему. Разорвав поцелуй, он уткнулся носом в её шею, покусывая и заставляя Цунаде извиваться в его руках. — Джирайя, — хрипло прошептала она, — Джирайя, кто-нибудь может увидеть нас… — Это твой дом, Химэ, — пробормотал он. Его голос был глубоким, громким и волновал её до мозга костей. — Просто открой дверь. Джирайя прижал её к дверной раме, и она, отпустив его, принялась возиться с запертой дверью. Цунаде смутно понимала, что у неё должны быть с собой ключи, но, чёрт возьми, не могла сейчас думать о них. — Чёрт, — прошипела она, тяжело крутя ручку и ломая её своей силой. Джирайя хмыкнул, когда они упали в коридоре башни Хокаге. — Тччч, — хихикнула она, — кто-то ещё может быть в кабинетах. Снова прижав её к стене, Джирайя лениво прошёлся рукой по её бёдрам, залез под кофту, спустил ремень на брюках. — Я рискну. Цунаде попыталась вывернуться и, улыбаясь, схватила его за руку, поднырнув под неё, и повела к двери своей квартиры. — Тччч, — прошептала она. Положив руки на её плечи, Джирайя наклонился и пошутил: — Ты сломала дверь. Это тебе нужно быть тише. — Хорошо, я буду тихой, — прошептала она, на этот раз сумев найти ключ и повернуть его в замке. Шагнув за ней в комнату, Джирайя закрыл дверь ногой и притянул Цунаде к себе, сминая в объятьях и заставляя задыхаться от поцелуя. — Недолго, — прошептал он, заставляя сердце Цунаде замирать от приятной угрозы. Она чувствовала тепло его рук под своим пальто, а затем под кофтой, чувствовала, как его шершавые ладони проходятся по коже талии, спине, притягивают её всё ближе к нему. Его рот накрыл её собственный, сталкиваясь языками. Цунаде резко вздохнула, когда его руки оставили её талию, дёрнули за ремень и полезли дальше под блузку. Отыскав сосок, Джирайя мягко прокатил его между большим и указательным пальцами. Цунаде ничего не хотела так сильно, как рухнуть на пол прямо здесь, и чтобы он был сверху. Но им предстояло ещё многое сделать, и Джирайя, не теряя времени даром, избавил её от одежды: пиджак, блузка и ремень встретились на полу. Она стащила рубашку и майку и небрежно отбросила их в сторону. Теперь, когда ткань перестала мешать их телам соприкасаться, это было так прекрасно, прекраснее, чем она себе представляла. Ей было жарко — от его объятий, от её собственного тепла, которое разливалось в её груди, и она собиралась гореть, пока не обратится в ничто. Цунаде погладила его по руке, ощущая бицепсы, тугие мышцы и горячую кожу. Потянулась к нему, обнимая его за плечи. Отстраняясь от поцелуя, Цунаде горячо прошептала ему на ухо: — Кровать… Целуя её шею и плечи, Джирайя прошептал в ответ: — Где? Цунаде хмыкнула. — Хочешь сказать, ты не знаешь, где моя спальня? Ты никогда не подглядывал? — Госпожа Хокаге, я никогда не подглядывал за вами в ваших личных покоях, — пробормотал он, наигранно невинно. — Лжец! — прошипела она, смеясь. — Засуди меня. Она повернулась в сторону спальни, и они заковыляли вместе, каждый стараясь перехватить инициативу. Со слабым стоном раздражения Джирайя подхватил её на руки, она обвила его талию ногами, и так они двигались к двери. Он положил её на кровать, его белые волосы веером окружили её, когда он с жадностью принялся целовать гладкую кожу, чтобы потом укрыть теплом губ один из её сосков. Если раньше от его прикосновений ей хотелось рухнуть на пол, то теперь это не могло сравниться ни с чем. Её тело отвечало на его тепло собственным, а ещё влажностью и пульсацией между её ног. Она болела им. Она потянулась к нему, заправляя шальную прядь белых волос за ухо, ей хотелось притянуть лицо Джирайи к себе, она уже не могла больше выносить жар в груди от его дыхания. Джирайя приподнял голову и прошептал её имя, касаясь второго соска, обрушив её в тот же всеохватывающий жар, продолжая играть с первым соском. Её руки безвольно упали. Цунаде таяла, ей не под силу было сдержать его. Она беспорядочно касалась его плеч, волос и, бросив попытки притянуть Джирайю к себе, вцепилась в спинку кровати, притянула себя к нему, просто позволяя любить её. И он любил её, губами и языком, шершавыми ладонями, которые были удивительно нежными, пока скользили по её бокам, животу, под поясом её брюк. Цунаде подняла бёдра, чтобы он плавным движением избавил её от одежды окончательно. И вот она растянулась на кровати, голая, предлагая всю себя ему, его любви. Цунаде пришлось закрыть глаза, не выдержав жара его взгляда. Она услышала шорох его одежды, когда он стянул брюки, и почувствовала тепло его голых ног между её собственными. Он навалился на неё. Цунаде чувствовала тепло его члена, когда он скользнул в её влажность, подарив ей стон наслаждения. — Цунаде, — произнёс он. — Цунаде, посмотри на меня. Она чуть покачала головой, не выдержав его взгляда, даже несмотря на то, что ему это было необходимо. Та же необходимость, что была и у неё. Но, когда Джирайя повторил свою просьбу, она открыла глаза и посмотрела на него. — Скажи мне, чего ты хочешь, Цунаде, — прошептал он снова. — Я хочу тебя, дурак, — она вцепилась в спинку кровати крепче. — Я хочу, чтобы ты был во мне, надо мной, рядом со мной, со мной. Я хочу тебя, дурачок, — прошептала она. — Обними меня, — мягко приказал он. В этот раз ей удалось покачать головой и произнести «нет». — Я хочу подождать, — прошептала она. — Я…придётся подождать. Я не могу объяснить… просто… пожалуйста… Я хочу, чтобы ты был во мне. Он вновь принялся целовать её, а член толкнулся в неё. Цунаде казалось, что она умрёт. Она кончила сразу, как только он вошёл в неё, даже раньше, когда он только коснулся её. Он снова её поцеловал и плавно толкнулся вперёд, полностью входя в неё, растягивая и наполняя. — О, боже! — кричала Цунаде, отпуская спинку кровати и прижимая его к себе, обхватив ногами и впиваясь ногтями в плечи. — О, боже! — снова простонала она, когда он вышел и снова вошёл. Она выгнулась ему навстречу, закрывая глаза и растворяясь в животном желании почувствовать его в себе. Острое удовольствие от ощущения голого тела, переплетенного с ней, и внутри ее, затопило ее. Он входил вновь и вновь, вновь и вновь, наконец найдя нужный ритм. Она подняла бёдра, чтобы встретить каждый толчок. Скользкие гладкие и вкусные толчки. Джирайя вошёл ещё раз, но на этот раз медленнее, и она готова была обидеться и сказать, чтобы он вернул тот самый идеальный ритм, так необходимый им двоим. Но когда он скользнул внутрь, то заполнил собой всё пространство. Цунаде стиснула его крепче, желая держать его там как можно глубже. Горячие губы на её плече, на сгибе шеи, обжигающий голос над ухом. Ей потребовалось время, чтобы понять, что он ей что-то говорит. — Вот так? — Боже, да! — Цунаде сглотнула, дрожа, когда он почти полностью вышел из неё. Она думала, что умрёт, если Джирайя выскользнет из неё прямо сейчас, и вздохнула с облегчением, когда он погрузился в неё вновь. — Скажи мне, чего ты хочешь, Химэ, — выдохнул он ей прямо в ухо, заставив вздрогнуть. — Вот так, — она с размаху насадилась на него. — Просто оставайся там. Цунаде протестующе застонала, когда он вновь вышел, томно дразня и играя. — Просто двигайся, дурак! Глубокий смешок; губы щекотали ей ухо. — Остаться? Или двигаться? Что из этого, Химе? Мучительно медленно он погружался в неё снова, двигая бедрами немного под углом, заставляя её ахать и хватать его за бёдра. — Просто двигайся. Или остановись. Или... Черт, если бы он просто остался... Прямо там... Она была на грани и... Она громко застонала, когда он вошёл очередной раз. Всё начало становиться неадекватным, тьма застилала её глаза, какая-то часть её мозга говорила о том, что, может быть, дело в том, что она не дышит. И когда он вошёл в неё снова, что-то сломалось внутри неё. Что-то отпустило. Она начала плакать. Без слёз, где-то глубоко внутри, глубоко в себе. Даже не плакать, задыхаться от сильных рыданий. — Просто ты... — рыдала она. — Это неважно, я просто хочу тебя. Чувствуя, что она кончила, чувствуя, что её мышцы сжимаются вокруг потвердевшего члена, он сменил ритм ещё раз, двигаясь жёстко, серьёзно. Он зарылся лицом в её волосы, стонал, когда член двинулся внутри неё, называл её имя, когда, наконец, кончил уже сам. Джирайя лежал поверх неё, шептав её имя в волосы, целовал глаза, слизывая с них слёзы. Она продолжала хныкать и дрожать под ним, пока, наконец, он не спросил: — Цунаде, что случилось? — Дурачок, — она шмыгала носом, уткнувшись заплаканным лицом в его грудь. — Я люблю тебя. Джирайя хмыкнул, улёгся рядом, приподнялся на локте и посмотрел на неё. — Обычно это приносит радость, не так ли? — Я знаю, — шепнула она в ответ. — Это просто… Просто я твой Хокаге. Что если мне… что если я пошлю тебя на миссию, где ты… погибнешь? Или что если я… не пошлю тебя, когда будет необходимо, потому что я люблю тебя...потому что я хочу удержать тебя подле себя? Он вытер шальную слезу большим пальцем. — Ты не сможешь. Ты слишком хороший шиноби, чтобы позволить чувствам мешать принимать правильное решение, если возникнет необходимость. А то, что ты спрашиваешь об этом сейчас, значит, что ты достаточно честна с собой, чтобы изучить это. И ты не сможешь. Я знаю тебя. Она не решалась поднять на него глаза и увидеть, как он улыбается ей в лунном свете. Озорство светилось в его глазах. — Кроме того, — протянул он, — слово шиноби, комната, в которой я только что побывал, и была самой опасной миссией в моей жизни. — Да? — спросила она, изогнув бровь и посмотрев на него с озорной улыбкой. — Как это? — Ну, Хокаге-сама, в общих чертах, нам нужно переспать. — Извращенец. Мужчины! Все вы. Ты хочешь сказать, что хочешь строить домыслы о моей личной жизни? — она ухмыльнулась ему в ответ. Он прочистил горло. — Или, эм, её отсутствии. Кроме того, это становится вопросом национальной безопасности. Что делать, если тебе не удастся сосредоточиться на делах государственной важности, Химе? Цунаде рассмеялась и прижалась к нему. — Так что, кто-то добровольно хочет стать жертвенным ягнёнком? — Ну, конечно. Кто-то должен взять инициативу или грохнуть Хокаге, так сказать. — Ясно, — рассмеялась она, слегка качаясь в его руках. — Так ты сам вызвался? Как благородно. — На самом деле нет. Хорошо, что я открылся сейчас. Как раз вовремя. — Вовремя? Вовремя для чего? — Они собирались отправить Какаши. Цунаде фыркнула от смеха. — Хатаке? Я меняла ему пелёнки. Джирайя притянул её к себе и поцеловал, тепло и сладко. — Я знаю. Я и говорю: хорошо, что открылся сейчас. Я говорил им, что нельзя доверять мальчишке делать мужскую работу.