Awkward / Неловко

Это неловко. Все могли ощущать насколько ситуация была неловкой, но никто не смел что-либо сказать, потому как все видели мужчину, стоявшего на одном колене в кафе у Бабушки. И все прекрасно понимали, что собирается сделать мужчина, встав на одно колено. Это означало, что ему нельзя мешать. Это означало, что вы не должны говорить ему о том, насколько это неловко. Это неловко, потому что это происходит у Бабушки — в крайне публичном месте для женщины, перед которой стоят на одном колене. Реджина Миллс знает об этом. Реджина Миллс знает о том, что Эмме Свон сложно выставлять эмоции напоказ даже лично. А здесь? Здесь было однозначно слишком много людей. А такое, несомненно, в нескольких сотнях миль за пределами зоны комфорта Эммы Свон. Это неловко, потому что все смотрят. Они все смотрят на человека, стоявшего на одном колене, который берёт за руку женщину, стоявшую перед ним. Он улыбается. Он улыбается оттого, что уверен в счастливом завершении этой сцены. Он, вероятно, даже и не представляет себе другого исхода, потому что без сомнения является и всегда являлся самонадеянным кретином. Это одно из тех качеств, которое делает его для некоторых привлекательным — развязность, наглость и непоколебимое чувство уверенности. Это был человек, который выглядел уверенным в своей шкуре, и, несомненно, многих привлекало то, что он не отступал от этого амплуа, независимо от того, уместным это было или нет. Это неловко, потому что Эмма Свон не кажется очарованной уверенностью человека, стоявшего перед ней на одном колене, и она, кажется, в данный момент не ощущает себя в своей шкуре. Похоже на то, что она предпочла бы стоять где угодно, лишь бы не здесь. Это неловко, потому что за спиной Эммы Свон стоит её отец, Дэвид Нолан, и он совершенно не смотрит на пару перед ним. И его жена, Белоснежка, не смотрит на них. Оба их взгляда устремлены на Реджину Миллс, и выражения лиц их в чём-то схожи. Оба смотрят с сочувствием, да, но во взглядах можно было уловить некоторое различие. Если бы Реджине нужно было описать эти взгляды — в тот полный ужаса момент, когда перед Эммой Свон стоял на одном колене мужчина, роясь в кармане грязной кожаной куртки в поисках чего-то, что по всей видимости должно было быть кольцом, а Реджина всё ещё не до конца верила в происходящее, — она бы сказала, что взгляд Снежки выражал сочувствие с некоторой долей понимания, в то время как во взгляде Дэвида читалось сочувствие смешанное с напряжением. Это неловко, потому что кольцо, которое мужчина так долго искал, оказалось серебряным и уж очень нелепым. Впрямь было очевидно, что оно прямиком из Зачарованного леса, а не из этого мира. И в этом кафе было достаточно людей, не первый день знавших мужчину и тут же сумевших сложить два и два. В их памяти тут же всплыло, что когда-то это кольцо предназначалось Миле, матери Бейлфайера. И в то время, когда в обоих мирах существовала традиция передавать кольцо из поколения в поколение, ни в одном из миров не существовало традиции делать предложение с кольцом, которое вы изначально дарили матери того человека, который обрюхатил и бросил вашу потенциальную суженную. Это неловко, потому что Эмма Свон выглядит потерянной и застигнутой врасплох. Человек на одном колене не помнит этот взгляд, но Реджина Миллс знает его хорошо. Она видела этот взгляд несколько раз в Неверленде — когда они боялись, что могут больше никогда не увидеть своего сына, и когда Эмма призналась, что никогда не считала себя частью семьи. Это неловко, потому что Эмма Свон не смотрит на человека, стоявшего на одном колене перед нею. Это неловко, потому что Эмма Свон смотрит прямо на Реджину Миллс, и Реджина Миллс может прочитать все вопросы и ответы, страх и надежду в этих глазах — скорее серых, чем зелёных, прямо соответствующих бледности лица Эммы Свон в данный момент, — поскольку мужчина, стоявший на одном колене, начинает говорить какие-то несуразные слова о любви, которой в сущности между ними никогда и не существовало. Это неловко, потому что все глаза, находившиеся в кафе у Бабушки, за исключением мужчины, который стоял на одном колене и говорил о любви, и, пожалуй, самой Реджины Миллс, которая смотрела назад на Эмму Свон, сейчас были направлены на Реджину. Они знали, что не смотреть на мужчину, который делает тебе предложение руки и сердца было ненормальным. Они знали, что в данный момент взгляд Эммы Свон на Реджину Миллс что-то означал. Он означал что-то, что некоторые из них — Снежка и Дэвид, Руби и Бабушка, а может кто-то ещё — знал, но никогда не произносил это вслух. Это неловко, потому что Реджина Миллс знает, чего хочет, когда смотрит назад в те серо-зелёные глаза. Она знает, что хочет быть для Эммы Свон не просто другом. Это неловко, потому что Реджина Миллс потерялась в своих чувствах где-то на пути между нежеланием убивать Эмму Свон и желанием сделать с ней всё, что душа пожелает. Это неловко, потому что она знает, что её лицо сейчас прекрасно передаёт все эти мысли и чувства, но она ничего не может с этим поделать. Она всё ещё ошарашена поступком того мужчины, который стоит на одном колене, признаётся в любви и протягивает кольцо, намереваясь сделать предложение другой женщине. Она поражена чудовищностью того, что его действия сейчас значат для Эммы Свон и Генри Миллса — их невероятно прекрасного сына, частичкой Эммы Свон и Реджины Миллс — и для самой Реджины, которая думала, что у неё будет время, чтобы что-то сделать или сказать, прежде чем произойдёт нечто подобное. Это неловко, потому что Реджина Миллс смотрит на их сына Генри, на лице которого читается огорчение, и она не уверена, отчего именно. Он хочет, чтобы она поощрила Эмму, которая теперь сможет начать новую жизнь, создать новую семью? Он хочет, чтобы она ушла, потому что считает, что этот момент не принадлежит ни одному из них, а принадлежит лишь Эмме и мужчине на одном колене, произносящему слова о любви? Это неловко, потому что мужчина закончил свою пламенную речь и теперь протягивает женщине кольцо, озвучивая главный вопрос, в то время как Эмма Свон выглядит всё более слабой, до сих пор не смея взглянуть в его сторону. Это неловко, потому что всем известно, что на предложение руки и сердца есть только два приемлемых ответа: «да» или «нет». Но Эмма Свон не произносит ни один из них. Она говорит лишь одно слово, которое не произносят в ответ на предложение руки и сердца. И в один момент слова о любви умирают на губах мужчины, стоявшего на одном колене перед ней, и он понимает, вероятно, впервые, что сейчас всё может закончиться не так, как он планировал. Это неловко, потому что единственное, что произносит Эмма Свон это имя Реджины. Оно звучало не как утверждение или вопрос. Скорее всего оно прозвучало как мольба, но Реджине Миллс сложно в этом разобраться, потому что ей больше не удаётся прочитать что-либо в глазах Эммы Свон. И только тогда, когда она пытается сосредоточиться сильнее, то осознаёт, что начала плакать, и что перед глазами всё стало размытым и нечётким из-за слёз, которых быть не должно. Это неловко, потому что Реджина Миллс не может больше оставаться в этом месте, где абсолютно каждый видит, как она распадается на кусочки. Эмма Свон смотрит на неё с отчаяньем, а их сын смотрит на неё с самой главной просьбой в его жизни, будто призывая сделать что-то, даже если она не имеет понятия, что именно. Это неловко, потому что Реджина Миллс разворачивается на каблуках и выбегает прямо через дверь на улицу. Слёзы в её глазах заставляют споткнуться и упасть, сломав при этом каблук туфли за три сотни баксов. Но она не останавливается, взяв в руки туфли, бежит по улице в своих чулках. Бежит так, как та девушка, которая прежде бежала босиком по полям, сбегая от матери и ощущая готовность разрыва лёгких. Это неловко, потому что люди останавливаются на улице, чтобы поглазеть на своего бывшего мэра и бывшую Королеву, которой, казалось, наступал сейчас кто-то на пятки. И всё, что она может слышать — это собственный ритм сердца и гулкий стук, набатом бивший в её голове. За исключением того, что это был стук не её сердца, а звук топанья сапог по асфальту. Это неловко, потому что люди на улице остановились, чтобы посмотреть на то, как Эмма Свон догоняет Реджину Миллс, хватает её за руку и заставляет остановиться. Две женщины смотрят друг на друга, грудь обеих вздымается от бега и от невысказанного между ними. Реджина не знает, что означает этот жест, но она знает, что она хотела бы, что бы он означал. И ей страшно оттого, что это может оказаться не тем, чего бы ей хотелось. Это неловко, потому что человек, стоявший на одном колене и предлагавший Эмме выйти за него замуж, бежит за ними по улице, выкрикивая имя Эммы. Родители Эммы Свон и их сын бежали вслед за ним. Реджина лишь на миг посмотрела на прекрасное лицо Эммы Свон и в её выразительные глаза. Её грудь вздымается, когда она смотрит на людей, бегущих к ним. Это неловко, потому что Эмма Свон шагает к ней и тянет руки так, как Реджина Миллс представляла много раз. Эмма Свон зарывается лицом в шею Реджины, дыхание тёплое и неровное, отчего на коже Реджины появляются мурашки. Она ощущает руки на своих бёдрах, которые уверенно и сильно притягивают её. И Реджина Миллс позволяет себе обвить руки вокруг шеи Эммы Свон, бросая на асфальт туфли за три сотни баксов, напрочь забывая про них. Облако белого дыма окутывает их обеих, и в один короткий миг они исчезают с людной улицы. Их больше не преследует ни мужчина, который просил Эмму выйти за него, ни родители Эммы, ни их сын. Это неловко, потому что они появляются в доме Реджины Миллс, в её рабочем кабинете. И Реджина может вспомнить, как когда-то они были тут, и она просила Эмму держаться подальше от её сына и города. Это и вправду было очень давно, потому что тогда ей этого хотелось. Она благополучно отправила Эмму Свон прочь из города, с сыном, обладавшим интуицией Эммы, интеллектом Реджины и собственной добротой. И она знала, что её сердце не смогло бы пережить расставание их семьи снова. Это неловко, потому что между ними до сих не прозвучало ни звука, кроме одного слова — имени Реджины Миллс устами Эммы Свон — а между ними было так много невысказанных слов и фраз, которые, вероятно, сейчас должны были быть сказаны больше, чем когда-либо. Тем не менее, всё, что они делают, это продолжают обнимать друг друга. И вместе с тем, как рассеивается дым, их сердцебиение приходит в норму (хотя биение сердца Реджины Миллс крайне редко приходило в норму рядом с Эммой Свон). Это неловко, потому что Эмма Свон отклоняется, и Реджина видит, что была не единственной, кто плакал. Глаза Эммы такие же заплаканные и красные. Но она улыбается. Её улыбка, которая, кажется, говорит сама за себя. И одна из её рук поднимается с бедра Реджины до щеки, нежно обхватывая её и смахивая слезу. Рука Эммы холодная и влажная, но прикосновение необычайно приятное. — Ты убежала, — говорит Эмма Свон, и сейчас её глаза кажутся зеленее, чем были раньше. В них читалась доброта, любовь и отсутствие всякого осуждения. — Я не хочу, чтобы ты выходила за него замуж, — существует так много фраз, которые Реджине следовало бы добавить к этому предложению — потому что я люблю тебя, потому что мы с тобой семья, потому что мне разобьёт сердце, если ты будешь с кем-то другим, — но она замолкает. Она без слов ждёт, и надеется, что Эмма Свон сможет сама увидеть всё это в её глазах, как видит любовь в глазах Эммы. — Я не буду этого делать, — глаза Эммы Свон были полны уверенности в том, что всё закончится благополучно для них обеих. И её внешний вид излучает невероятную силу и гордость, показывая, что сейчас она ясно чувствует себя в своей шкуре. Вдруг Реджине Миллс удаётся понять, отчего подобная самонадеянность привлекала. Потому что она присутствовала в Эмме, а от этого захватывало дух. Это неловко, потому что они обе выглядят ужасно, с размытыми и заплаканными лицами, с потёкшей тушью. И они никогда не делали этого ранее. Они никогда не делали этого не только друг с другом, но и с теми, кто значил бы для них не меньше, чем весь мир. И сейчас, наверное, самое неподходящее время для того, чтобы делать это. Прямо после того, как мужчина встал на одно колено, протянул кольцо и признался в своей любви. Это — худшее время, чтобы сделать это тогда, когда мужчина, который стоял на одном колене, родители Эммы и их сын, которые, вероятно, вычислив их нахождение и желая услышать ответы на вопросы, пришли. Это неловко, потому что они обе наклоняют головы в одни и те же стороны, и их лбы и носы сталкиваются. И это заставляет их обеих засмеяться и попробовать снова. На этот раз Эмма Свон ждёт, чтобы понять в какую сторону наклонит голову Реджина, и через момент их губы сливаются воедино. Это неловко, потому что они обе всё ещё смеются и плачут, несосредотачиваясь на первом поцелуе. Это не киношный поцелуй с титрами и вихрем панорамной камеры вокруг них, показывающей сплетения их сердец и судеб. Это слёзы, слёзы и полное незнание того, что они делают. Но второй поцелуй превращается в третий, а затем и в четвёртый. И наконец они успокаиваются, находя верное сочетание для их губ. На смену плачу и смеху приходят вздохи, стоны и шорох ткани, поскольку их руки начинают бродить по телам друг друга, снимая одежду, пытаясь при этом не разрывать поцелуй. Это неловко, потому что чем лучше им это удавалось, тем громче становились крики знакомых Реджине людей, требующих открыть дверь. Но Эмма Свон даже не позволяет прервать поцелуй; она просто обнимает её, зажимая руки за спиной, и они во второй раз исчезают в белом дыме. И на этот раз, когда они появляются, они больше не стоят. Они находятся на кровати в квартире Эммы Свон, Реджина Миллс лежит сверху, на них остаётся лишь их нижнее бельё, а остальная одежда теряется где-то по пути. Реджина Миллс отодвигается обратно так, чтобы одновременно обнимать женщину и улыбаться в изумительное лицо той, что лежала под ней. Эмма Свон улыбается ей в ответ, её глаза темнеют от понимания того, что их положение создала её магия. А руки её снимают последние предметы гардероба, что не позволяли ощутить друг друга на себе в полной мере. А это? Это вообще не неловко.