Происходит водевильная ситуация при знакомстве с тем, что тебе уже давно известно. — У меня есть сестра — рассказывает новому приятелю. «Я знаю» — всплывает в голове. — Джин любит горячие тосты с клубничным вареньем! — радостно сообщает Лотта. «Я знаю» — иронично думает Нино. — Начал курить —лаконично признаётся Джин. «Я знаю...» — в миллионный раз повторяет Ворон.
По завещанию родители оставляют потомкам всевозможное наследство, — от чучела единорога до коллекции нижнего белья с Микки Маусом —, но в редких случаях переходит собачья слежка длиною в жизнь. Благодаря годам неустанных наблюдений, тонне отчётов и бесчисленному количеству фотографий, Нино с закрытыми глазами напишет путеводитель по семейству Отасов. Особенно по старшему представителю. Сложно удержаться при каждой новой просьбе Джина и не опуститься в шутливом полупоклоне, добавив с усмешкой: «Будет исполнено, Ваше Высочество». Генетический набор экс-наследника периодически давал знать о своих обрубленных корнях. Стеклянный отблеск, проскальзывающий во внимательном взгляде, проникал в сердцевину проблемы, распознавал лживую двуличность в собеседниках, заставлял подчиняться. В любой просьбе, сколько бы искреннего дружелюбия Джин в неё не вкладывал, замаскировывались нотки непредумышленного приказа. Осознание смены профессионального интереса на личную заинтересованность созревает совместным дуэтом с любовью к табачной отдушке на вороте чужой рубашки. Высеченная с детства цель с треском покидает полотно сознания. Доклады начальству обретают первые отступления от намеченного, в доносимую информацию прокрадывается ложь, а в голову специального агента посторонние мысли; например, если Джин с лёгкостью заглатывает огромный кончик багета, что ещё с такими способностями он может взять в рот? Специализация собственного существования, миссия, благодаря которой матери будущей ищейки разрешили не избавляться от «незапланированного положения», с ужасным звоном и разбитым объективом попадает в режим самоуничтожения. Экспансивная ночная вспышка, приглушенная опорожнением стакана от высокоградусного содержимого, приводит к редкой головной боли и покупке новой аппаратуры. Затруднительно разыгрывать перед зрителем импровизацию при уже выученном заранее сюжете. Ворон насмешливо рассказывал отражению в зеркале, что некоронованный Принц занимает больший радиус внимания чем младшая сестра.Честно признаться, Нино проник во все аспекты личной жизни своей главной цели. Начальству об этих инцидентах знать не полагалось. Это, скорее, для души. Первый раз преступление свершилось при совершенно смешных обстоятельствах, а потом вошло в привычку. Учитывая безапелляционный факт, что Джину нравились красивые женщины, - генеральный директор Мов основательное подтверждение, - без участия алкоголя не обошлось.Писк телефона. «Достанешь информацию на грибоголового?» «Конечно. Ты знаешь про должок :)» «Завтра в восемь.» «Лотта опять помогает Ноту с детьми?» «Угу.»
По устоявшемуся порядку в просторной квартире обитал аромат свежей выпечки. Приятная особенность гостеприимного дома, подсознательно вызывавшая чувство защищенности. Солнечная атмосфера погружала в объятия безмятежности, укрывая от вездесущих проблем городской действительности. В темноте комнаты пепельная бахрома сигареты являет собой образ Вифлеемской звезды, ведя истосковавшегося волхва к его божеству. Несколько звериных шагов отделяют Ворона от объекта. Стоп. К чёрту официальность, хищная птица спит, на её месте уставший журналист, льнувший в своём безрадостном существовании к главной сенсации светлого района. Никакой политической канители, цирк вышестоящих уродов пусть развлекается самостоятельно. Нино и Джин, фотограф и его друг детства, в этот вторник они просто трахаются. — Экономишь электричество? — Подсаживается на диван, во имя приличия сохраняя дистанцию. — Слишком ярко. Глаза болят. — Тушит огонёк в пустой чашке, освобождая руки и принимая удобное положение. Нино бесшумно принюхивается, хватает отдушку фруктового геля со стороны лениво размазавшегося по мягкой мебели Отаса, и хищно усмехается: «Подготовился». Неловкая пауза, словно пьяный грузчик, поскользнувшийся на мостовой, придавливает развернувшийся диалог. Длинные пальцы стараются, не касаясь поверхности, нащупать пачку. Джин болезненно выжидает, наивно полагая, что сигарета отсрочит время. Сдерживает грудной вопль отчаянья, словив вместо бумажного коробка чужую кисть. Фаланги сплетаются в тугую петлю, на которой Отас желает немедленно повеситься. Заботливые ладони укладывают несопротивляющееся тело на горизонтальную поверхность. В заднем кармане джинс привычно напоминает о себе верный друг, металлическая фляга, выуженная Джином в одном маленьком комиссионном магазинчике в Суицу и подаренная другу несколько лет назад. Нелепая случайность или шутка судьбы: корпус бутыля украшен витиеватым изображением с трудом угадываемой птицы, вечным проклятием журналиста. Нино откручивает крышку, перебивает персиковую отдушку геля спиртом, по привычке молча протягивает. — Нет. Хочу помнить.— Ловит фляжку, проводит подушечкой пальца по выгравированному рисунку, чувствуя контуры крыльев, и убирает на журнальный столик. — Уверен? — Нависнув сверху, смотрит в глаза, пытаясь уловить в них сомнение. — Вполне. — В ответ выплёвывает решительность и послушно расслабляется. Можно почувствовать себя настоящим исключительно в часы уединения с беловолосой пепельницей; вжимая измученное до миллиметров тело в постель, оставляя прикосновения на всех защищенных от мира местах, забирая энергию через космические отпечатки засосов. Отключив телефон, до экстаза опьянев от присутствия своего Принца, подарив пятёрке директоров путёвку на всем известный половой орган, Нино на мгновение представлял себя обыкновенным человеком. Долго рассматривает правильные черты лица, которые изъять из памяти можно только одним способом — колом в висок. Не выдерживает, тянется, сперва указательным пальцем нежно проводит по вычерненной скуле, скатывается к горлу и хватает за ворот домашней рубашки. Дёргает на встречу к себе, жадно вгрызается в тонкие губы, не получает реакции и оседает. «Лучше бы сопротивлялся. Так чувствовалась хотя бы ненависть». Не выдерживает и, маскируя рык бессилия, смеётся: — Представь, что я, это Она, и целоваться не так противно. — А в жопу меня драть, тоже Она? — Упоминание недоступной нимфы действует отрезвляюще, выводит Отаса из оцепенения, вынуждает почувствовать вину. Ни перед ней, перед сидящим впереди. Не подтолкни Джин несколько лет назад, Нино ничем не выдал свою тайну. Спокойно пили бы в барах, обсуждали баб, не трахались по углам. В общем, всё как у настоящих мужиков. Джин сдаётся без боя, как сделал давным-давно. Возится под партнёром, как бы случайно задевая пах, обвивает рукой Нино за шею, привлекает к себе, дразнит непозволительной близостью, а в ответ получает тихое: «Садист». Не согласный с новым обозначением, «мучитель» сдержанно улыбается, проводит лицевой стороной ладони вверх по подбородку, одним пальцем неудачно подцепляет с переносицы не желающие уходить очки. Оправа падает в промежуток между двумя мужчинами, одно лишнее движение и журналист останется «без глаз». Правда, Нино прокручивает в голове не траур по утерянным окулярам, а вариацию поз. Взять эту пропахнувшую табаком Бастилию он собирается искренне нежно. Чтобы он перестал врать, что ему не нравится. Замечает, что Отас хочет поскорее закончить: «Нет, светловолосый засранец, целая ночь моей власти, так что лежи и получай удовольствие», — но ошибается. Джин приподнимает голову, поворачивает её в сторону, открывая острый изгиб шеи, безмолвно сообщая, мол, я открыт, бери, пока тёпленький. Два раза приглашать не требуется. Обветренные сильными дорожными сквозняками губы прижимаются к мягкой коже около яремной вены, ловят пульсацию, вгрызаются в чувствительную область. Кем бы не заняты мысли курильщика, от прикосновений фотографа, а также умелой игре на самых уязвимых к возбуждению областях, расщеплялась внутренняя реальность. Сложно сдерживать инстинкты, когда добираешься до желаемого, но оставлять открытые следы запрещено. Никаких меток на общественном имуществе. Заместитель председателя принадлежит народу, а какие слухи распустит народ, заметив, что воздвигнутый им на пьедестал идеала человек принадлежит кому-то кроме них. Джин никогда ничего не запрещал, а Нино досконально вычитал его, чтобы знать все условия и табу без указаний. Щелкнув зубами над соблазнительно открытыми силуэтами ключицы, словно голодный зверь оставшийся без добычи, припал носом и шумно вдохнул запах. — Идём. — Коротко шепчет хозяин квартиры, упираясь коленом в чужой стояк, и напоминая, что дальше тут нельзя. Нервным прыжком Нино оказывается за пределами дивана, разворачивается, и, не смотря на взлохмаченного партнёра, молча скрывается в отдельной от гостиной комнате. Оставленный в одиночестве ощупывает горло. Пытается понять: рад или огорчён отсутствием клейма? В недоумении прикусывает щёку и уверенно шагает следом. Упал, очнулся, раздет — бессловесная последовательность действий, промежутки между которыми Джин не успевает отследить. Голубые глаза впиваются в шрам под бровью, обычно спрятанный за щитками очков, как в точку зрительной опоры. А оголенную задницу уже сквозит. Нино, не тормози! — Смотри, клубничный. Твой любимый. — Поднявшиеся уголки рта расползаются в проявление ехидной усмешки. До ушей доносится характерный звук выдавливаемого вещества, а в ноздри ударяет приторный сладковатый запах красителя. — Зачем тратиться. Ягоды в холодильнике, бери и размазывай. — Ложится поудобнее, ощущая приятную ткань рубашки, которую с него, почему-то, снимать не пожелали. — А ты тот ещё извращенец. — Последние слова проглатывает в требовательном поцелуе, заткнувшем собирающийся выстрелить колкостью рот. Вымазывая контуры анального отверстия лубрикантом, вылизывая выпачканные от никотина губы, вздрагивает от нервного напряжения. Пальцы Отаса инициативно сдёргивают собачку молнии, змеевидными движениями проникают под резинку боксеров, нащупывают головку члена, и напоминают о своём присутствии крепким сжатием. Нино старается не отвлекаться на протекающие внизу игры со стволом, - по которому уже протяжно ведут вниз, надавливая на каждую венку, - и, придерживая партнёра широкой ладонью за внутреннюю сторону горячего бедра, вводит в сфинктер измазанный «клубникой» палец. Называйте его извращенцем, но журналист с потаённой радостью понимает, как из-за него выгибается один из самых бесстрашных людей в ACCA, в глазах которого уже через несколько минут проснётся бездна похоти. Нино сумеет защитить Джина от любой опасности, только если этой угрозой не окажется сам Нино. Оба замирают в попытках привыкнуть. Не сговариваясь, одновременно продолжают наступление. Джин сдаётся первый, когда спустя несколько одобрительных стонов к первому пальцу, мягко масструющему оболочку внутренних стенок, добавляется второй. Столкнувшись затылком с подушкой, в немой ярости морщит лоб, как вовремя Нино убрался со своим языком подальше от крепко сжатых челюстей. Нахал успевает сменить место дислокации и позволить выпустить сдерживаемую тягу: на этот раз пустив в ход зубы, с проснувшейся страстью впивается острым засосом в бедро, тут же зализывая вину. Настоящего стона Нино добивается только через несколько мокрых минут. С одной хватки переворачивает любовника на живот и упирает на колени, по спине обводит контур позвоночника, и резко наклоняет тело грудью вперёд. — Выдохни. — Последнее, что Джин помнит перед отключкой, резкий толчок. Утро приводит к выводу, что секс сводит на ноль трезвость получше пьянки. С благодарностью стаскивает с прикроватной тумбочки пачку. Делает пометку о проветривании квартиры до возвращения Лотты. Слегка оборачивается влево, ожидаемо созерцает пустую половину постели. Виновник скулящей задницы смылся не попрощавшись, значит объявится не раньше пятницы. Сколько раз в голове всплывёт мечта о нормальной жизни, столько же раз растворится как выпущенное секундой ранее кольцо дыма. Джину непозволительно думать о свободе, на нём так много меток. Глубже всех въелся след под лопаткой, оставленный ядовитыми когтями бездомного ворона.