Янычарские будни

В янычарском корпусе каждый день похож на предыдущий. Здесь все, от новобранцев до бравых командиров полков, начинают свой день с первыми петухами и заканчивают поздним вечером, когда молодая луна уже полностью освещает небосвод над Стамбулом. После поспешного подъема, полчища сердитых на весь мир, не выспавшихся новобранцев плетутся на главную площадь, где кто-то из командиров произносит бравую речь. Наставление на день всегда повторяется слово в слово, и не нужно быть особо одаренным учеником, чтобы через пару дней выучить его наизусть. Гордые строки про упорство, трудолюбие, веру в себя, преданность Османскому государству и падишаху знает каждый. После наставления все направляются в столовую. Без сомнения, завтрак - самый важный прием пищи за день для любого воина. А когда его готовят под руководством главного повара корпуса, всеобщего любимца Ильяса-аги, горячая еда кажется еще вкуснее. Ильясу жалко бедняг-новобранцев, и он приказывает накладывать каждому полторы порции, за что нередко навлекает на себя гнев самого Зюльфикяра-аги. Однако тот не может долго сердиться на сердобольного повара, который пару десятков лет назад был лихим командиром полка, пока в одном из сражений не потерял правый глаз. За былые заслуги толстобокому Ильясу часто сходит с рук его неповадная привычка. За строгий, но справедливый нрав Зюльфикяра-агу уважают многие командиры и рядовые солдаты. Долгие годы, проведенные в янычарском корпусе, сделали из Зюльфикяра не только великолепного воина, но и надежного человека, неравнодушного к судьбе своих подчиненных. Он всегда готов помочь каждому из них мудрым советом. А сам Зюльфикяр-ага не может найти себе места уже неделю. Он чувствует себя измотанным и опустошенным. Вот и сегодня, забрав у командира янычар, Османа-аги, кучу приказов о выплате жалования, он, едва не оступившись на ровном месте, направился к себе в кабинет. Оглядевшись, Зюльфикяр с силой швырнул на стол внушительную стопу листов, от чего по комнате даже гул прошел. Не выдержав мощного натиска сверху, открылась и обижено заскрипела нижняя дверца письменного стола. Но Зюльфикяр не обратил внимания на раздражающий звук. Ага янычар уселся за стол и принялся быстро ставить свою печать на документах, но рассеянное внимание помешало работе - он испортил уже пять приказов! Зюльфикяр плотно обхватил дрожащими ладонями голову и прикрыл глаза. Печати, проставленные в неположенном месте, были наименьшим из того, что его беспокоило. Несвойственную Зюльфикяру несобранность и чрезмерную задумчивость уже стали замечать его сослуживцы. Не дай Аллах прознает кто-то из командиров, тогда одними злословными разговорами и шептанием за спиной не отделаться. Причиной же потери Зюльфикяром покоя являлся вовсе не напряженный распорядок дня главы янычарского корпуса, как это могло показаться на первый взгляд. Истинный и единственный виновник его странного поведения – новобранец по имени Искандер. Командир корпуса Зюльфикяр-ага и начинающий воин Искандер очень быстро сблизились. Они нашли общий язык почти сразу. Зюльфикяр раньше никогда не обращал внимания на новобранцев, и тем более не заговаривал с ними. Но Искандер с первого взгляда показался ему особенным: такую увлеченность и преданность воинскому делу Зюльфикяр раньше встречал только у одного человека - у себя. Зюльфикяру казалось, что никто и никогда не внимал так серьезно его громким словам про преданность янычарскому корпусу, как этот любознательный новобранец. Искандер часами мог слушать истории Зюльфикяра. Иногда они засиживались в его кабинете до позднего вечера. Зюльфикяру несомненно льстило, что Искандер считал его хорошим рассказчиком. Поэтому, вдохновленный глава янычарского корпуса пускался в новое повествование с еще большим энтузиазмом. Наедине с Искандером Зюльфикяр всегда снимал маску излишне педантичного главы янычарского корпуса. Нередко в присутствии Искандера он позволял себе даже смущение. Он не мог его сдержать, поскольку потрясенный очередной полуправдивой историей новобранец горел желанием стать таким же прославленным воином, как Зюльфикяр-ага. Искандер располагал к себе добротой и отзывчивостью. Заслуживало доверия его мужество и сила духа. Зюльфикяр восхищался им не только, как одаренным учеником с врожденными задатками искусного воина, но и как человеком, способным к милосердию, сочувствию и самоотверженности. Зюльфикяр рассказывал Искандеру даже истории из своего детства, которое было совсем не радужным. Он рано лишился родителей и жил на улице, пока не был пойман на краже хлеба. За этот проступок он оказался в стамбульском суде. Однако кадий помиловал Зюльфикяра и лично выхлопотал для него место в полку новобранцев. Так Зюльфикяр, будучи еще восьмилетним мальчишкой, попал в стены янычарского корпуса и с тех пор стал неразлучно связан с ним. Невероятно, но в присутствии Искандера, Зюльфикяру было легко вспоминать те безрадостные события. Он наблюдал за новобранцем, который внимал каждому его слову и сочувственно прикрывал глаза. Благодаря Искандеру, душа Зюльфикяра теперь все меньше похожа на выжженное поле. С каждым разом ему все легче, когда невольно всплывают горькие воспоминания давно ушедших дней. И еще ага янычар избавился от навязчивого предрассудка, что откровенные разговоры могут вести только слабые женщины. Искандер часто рассказывал Зюльфикяру про свою родину. Признавался, что скучает по родным, которые на самом деле не являлись его кровными родственниками. Он смотрел на Зюльфикяра с таким наивным доверием, как могут только маленькие дети или животные. От этого взгляда, в душе Зюльфикяра рождался комок необъяснимого света, который грел изнутри и излучал мягкое тепло, побуждая дарить его всему живому в мире, а главное – сидящему напротив новобранцу. Зюльфикяр сам не заметил, как стал находить все больше новых поводов посещать тренировки новобранцев. Ради того, чтобы иметь возможность видеть Искандера еще чаще, он был готов отложить решение даже самых главных проблем корпуса. А когда долг службы не мог ждать, Искандер сам навещал его. Даже погруженный с головой в работу, Зюльфикяр всегда встречал подчиненного с большим оживлением. Он на удивление быстро заканчивал все неотложные дела, чтобы поскорее расспросить Искандера, как тот провел сегодняшний день. Сначала Искандеру было неловко одному приходить к главе корпуса, но вскоре все привыкли. Даже самые бдительные стражники не останавливали его, когда он появлялся в главном крыле. Спустя некоторое время, Зюльфикяра стало настораживать, что и в присутствии Искандера, и тогда, когда того не было рядом, он ощущал острую потребность постоянно находиться рядом с ним. Поначалу ага янычар не предавал этому значения, Зюльфикяр убеждал себя, что не испытывает к Искандеру ничего, кроме очевидных родительских чувств. Но если раньше хотелось быть с ним рядом только в знак внимания и заботы, то теперь это превратилось в навязчивую идею, если не в патологическую зависимость от злосчастного новобранца. Те дни или иногда недели, когда он не видел Искандера, тянулись мучительно медленно и отравляли его существование, словно патока, смешанная с ядом. Неделю назад Зюльфикяр, наконец, понял, что за чувство он на самом деле питает к своему подопечному. О Аллах, лучше бы он никогда не разгадал эту истину! Одним весенним вечером, когда небо застилал бархатистый закат, Зюльфикяр поймал себя на мысли, что не может без восхищения смотреть на молодого воина. Его жилистые ладони и крепкие запястья казались Зюльфикяру до одури привлекательными. Хотелось разом почувствовать силу этих проворных рук на своих напряженных плечах. Размеренное дыхание новобранца, в такт которому вздымалась его грудь, заставляло агу янычар смущенно отводить глаза от собеседника. Хотелось сорвать поцелуй с чувственных губ подопечного и выяснить раз и навсегда, что они больше напоминают на вкус: персик или малину. Зюльфикяр прикоснулся правой рукой к переносице - о чем он только думает! Сославшись на как бы внезапно одолевшую простуду, он остановил тренировку и вежливо попросил Искандера вернуться в казарму. Новобранец лишь вскинул плечи, пожелал командиру скорейшего выздоровления и ушел. Оставшись наедине с собой, Зюльфикяр сначала потер виски, потом сделал пару глотков воды, потом прошелся туда-сюда пару раз. Сел, встал, снова сел. Дрожащими руками он взял первую попавшуюся тетрадь и начал беспорядочно ее листать, цепляя за раз по несколько страниц. Пожалуй, объяснения с собой были уже излишними. Зюльфикяру оставалось только принять факт, что он, ага янычарского корпуса, не прощающий ошибок никому, в том числе и себе, совершил оплошность. Он влюбился в своего молодого подчиненного. За жизнь Зюльфикяр был влюблен всего два раза, когда был еще подростком. Он давно не помнил, как выглядели его таинственные возлюбленные – в памяти не сохранилось ни их образов, ни даже имен. Однако Зюльфикяр на удивление хорошо помнил те чувства, которые он испытывал к каждой из них. Одновременное ощущение полета и небывалой нежности овладевало им каждый раз, когда удавалось хоть невзначай коснуться руки или волос понравившейся особы. Хотелось любоваться ей вечно и знать, что в эту самую минуту ее сердце всецело едино с его собственным. Но отрочество давно кануло в лету, и с тех пор Зюльфикяр ни разу не задерживал внимание ни на одной женщине. Он полностью отдался своей страстной, увлеченной натуре и двигался навстречу своей главной мечте - стать великим воином и защитником Османского государства. В течение долгих лет каждый день уделял много внимания тренировкам и был необыкновенно счастлив, когда его взяли в первый военный поход. Продвижение по службе пошло в гору, и в жизни Зюльфикяра осталось место только янычарскому корпусу. Зюльфикяр презирал себя за чувства к человеку своего пола. Такие угрызения совести и отвращение к себе он испытывал, разве что, только когда отнимал в бою жизнь очередного солдата, стоявшего насмерть за чужие идеалы. Искандер доверчиво тянулся к Зюльфикяру как к отцу, которого у того, по всей видимости, никогда и не было. От осознания этого, Зюльфикяра еще больше одолевало ощущение неправильности и недопустимости испытываемых им чувств. Последнюю неделю Зюльфикяр не мог думать ни о чем, кроме своего неправильного и порицаемого Аллахом увлечения. Он не мог разобраться, как ему дальше жить с этим и заслуживает ли он теперь жизни в принципе, исходя из соображений Шариата. Эти мысли кружились в голове Зюльфикяра, когда он вставал утром и ложился вечером в течение последних семи дней. Бессонница и общий упадок сил не заставили себя долго ждать. Если бы не чай, заваренный специально для него Ильясом-агой, Зюльфикяр бы уже и вовсе не мог держаться на ногах от усталости. Только благодаря этому успокаивающему душу напитку из неизвестных ему трав, аге янычар удалось вернуть себе хотя бы некое подобие сна. Но настоящим спасением Зюльфикяра стало его любимое увлечение, которым он овладел еще в детстве – рисование и роспись арабской мозаики. Когда Зюльфикяр оказался на улице, он быстро понял, что не сможет выжить только за счет мелких краж. Поэтому, ему с другими беспризорными мальчишками пришлось выучиться ремеслу создания традиционной арабской мозаики у старого, полуслепого мастера Синана-аги. Им даже как-то раз щедро заплатил один стамбульский шейх, чтобы они расписали беседку в его саду. С тех пор прошло много времени, зато любовь к этому ремеслу осталась с Зюльфикяром и по сей день. Правда, теперь он только на бумаге вырисовывает причудливые ромбы и завитки, которые при разглядывании издалека сливаются в узоры в виде солнца или сказочного цветка. Зюльфикяр полностью сосредотачивается и успокаивает свои мысли, когда в его воображении появляется сюжет или эскиз для очередной фигурной мозаики. Зюльфикяр как будто боится спугнуть свое вдохновение, которое в такие моменты незримыми нитями окутывает все его естество. Так и сейчас – он достает из нижней части письменного стола чистый лист и чуть неуверенной рукой начинает выводить синим карандашом восьмиугольники, шестиугольники и вытянутые прямоугольники, которые вместе образуют подобие большой звезды. Зюльфикяр решил, что его новая мозаика будет изображать цветок астры. А по завершению работы над новым эскизом, он, полностью лишенный всяких угнетающих душу мыслей, без труда проставит печать на приказах и вернет их Осману-аге. Прошло немного времени, и на бумажном листе уже красовались черно-синие геометрические фигуры. Их линии слились в единый рисунок и образовали строгие контуры четкого орнамента. Даже не всякий мастер способен создать подобный эскиз за такой небольшой промежуток времени. Если бы это знал Зюльфикяр, то счел бы свое новое творение настоящим поводом для гордости, хоть и не одобряет даже намеков на самолюбование. Довольный собой, Зюльфикяр быстрым движением указательного пальца смахнул пот со лба и принялся рассматривать свой рисунок под разным углом. Он выводил недостающие линии красным карандашом, от чего мозаика смотрелась еще красочнее. Зюльфикяр счастлив, что от терзающих душу переживаний не осталось и следа, ибо переполнявшие его страхи и сомнения отпечатались на бумаге. Зюльфикяру хочется верить, что на ней они и останутся. Теперь ага янычар сможет спокойно сосредоточиться на работе, выполнив ее в два счета. А потом будет время и вздремнуть часок-другой, что измученному Зюльфикяру явно не повредит. Но вдруг сквозь поток рассеянных мыслей просочился глухой, навязчивый звук. Только спустя несколько секунд, ага янычар понял, что его отвлекает не что иное, как стук в дверь. - Войдите! – немного помедлив, произнес глава корпуса. Привычным движением он резко прикрыл рисунок правой рукой, подвинув его к себе. "Должно быть, Осман-ага решил сам забрать отпечатанные приказы", - мелькнуло в голове Зюльфикяра, когда дверь в его кабинет отворилась. Но это был вовсе не Осман-ага, на пороге появился ни кто иной, как Искандер. Увидев его, Зюльфикяр откровенно запаниковал, пытаясь изобразить бурную деятельность. Стараясь не смотреть на непрошенного гостя, ага янычар вынул новый чистый лист и принялся исписывать его первыми приходящими на ум словами. Зюльфикяр надеялся, что Искандер увидит, как много сегодня работы у главы янычарского корпуса. Полуприкрыв веки, Зюльфикяр молит Всевышнего, чтобы новобранец оставил его прежде, чем он снова безвозвратно лишится мнимого покоя. - Добрый день, Зюльфикяр-ага! – Искандер поприветствовал своего командира привычной лучезарной улыбкой. - Да, день добрый! – быстро проговорил в ответ Зюльфикяр, не поднимая глаз от листа на котором все еще что-то писал. - Сегодня привезли девять новых скакунов. Все чистокровные арабские, – добавил Искандер, надеясь, что его командир оторвется от листа хотя бы на секунду. - Да? Великолепно! - Зюльфикяр неубедительно сделал вид, что новость о пополнении в конюшне его заинтересовала. Внешне ага янычар выглядит совершенно спокойным, но увы, этого нельзя сказать о его внутреннем состоянии. После последней произнесенной Искандером фразы, Зюльфикяр мечтает лишь об одном – чтобы тот прямо сейчас исчез его кабинета с тихим поскрипыванием отсыревшей двери. От одного звука голоса молодого воина, сердце аги янычар начинает предательски ухать вверх-вниз, при каждом ударе подпрыгивая к горлу или опускаясь к самому низу живота. Глаза Зюльфикяра сейчас точно живут своей жизнью, отдельно от тела. Они так и стараются перехитрить агу янычар, чтобы взглянуть на Искандера хотя бы мельком. Это незримо глазу, но внутри Зюльфикяра сейчас разворачивается настоящее сражение. Оно не похоже ни на одну из тех баталий, которые Зюльфикяр, будучи главой янычарского корпуса, видел сотни раз. Эта битва куда более жестокая, тягостная и мучительная. Это сражение с собой один на один – подсознательное влечение против здравого смысла. - Восхитительный эскиз! Должно быть, Вы заказали его у искусного мастера, – слова новобранца вывели Зюльфикяра из минутного транса. До аги янычар не сразу дошел смысл сказанного Искандером, но когда сознание начало постепенно переключатся на стоящего вплотную к его столу молодого воина, Зюльфикяра вдруг прошиб холодный пот. Выражение его лица в миг сменилось с отвлеченного на растерянное. Зюльфикяр лихорадочно перевел взгляд с Искандера на свой несчастный рисунок, который теперь каким-то непонятным образом оказался на краю стола! Несчастный листок беззащитно лежал прямо перед Искандером, словно с гордостью показывая миру неведомый доселе узор мозаики. "Старый тюрбан! – пронеслось в голове Зюльфикяра. Вероятно, рисунок исчез из его поля зрения, когда он суматошно доставал чистый лист из стола. Хваленая бдительность Зюльфикяра была нарушена старой привычкой - класть просмотренные документы на край стола. Ага янычар поймал себя на мысли, что в воздухе уже давно висело неловкое молчание. Поэтому чуть дрожащим голосом, он ответил Искандеру: - Нет, это мой рисунок, – Зюльфикяр пытается вложить в эти слова как можно меньше эмоций. Но это не помогло избежать шквала восхищения и расспросов от новобранца, градом посыпавшихся на Зюльфикяра в следующую секунду: - Зюльфикяр-ага, так Вы, оказывается, не только прекрасный воин, но еще и великолепный художник! Где Вы овладели этим ремеслом? Разрешите как-нибудь взять у Вас хотя бы пару уроков, – теперь Искандер готов восторгаться им еще больше. Кто бы сомневался! Зюльфикяр издал еле слышный истерический смешок. Он пожалел, что не смог солгать Искандеру и выдать свой рисунок за чужой. - Не сейчас, как-нибудь в другой раз, сегодня у меня много работы, я очень занят, – на одном дыхании произнес Зюльфикяр. И тут же заметил, как Искандер поменялся в лице: его восхищенная улыбка в мгновенье испарилась, нижняя губа выступила вперед, а взгляд опустился куда-то вниз. Его лицо живо напомнило главе янычар морду нашкодившего пса. Забавно, что даже в такие неловкие моменты воображение Зюльфикяра не сдается. "Неужто вину почувствовал?" – подумал Зюльфикяр. - Не буду отвлекать Вас, Зюльфикяр-ага, – Искандер развернулся и собирался было покинуть кабинет аги янычар, как Зюльфикяр неожиданно его остановил: - Постой-ка, Искандер… – и замолчал. Неловкое молчание взвинтило последние нервы аги янычар. Следовало бы сказать что-то подходящее, но в следующее мгновение, у Зюльфикяра возникла чудовищная идея. В горле аги янычар пересохло, ведь поступившее от него предложение могло показаться Искандеру очень и очень странным, если не безумным. - Искандер, если ты не возражаешь, мне бы хотелось нарисовать мозаику на твоей спине, – голос Зюльфикяра звучит весьма уверено для человека озвучивающее такое откровенно-безрассудное предложение. Странно, но ага янычар в тот момент совсем не боялся услышать от Искандера отказ или встретить непонимающий взгляд, которым обычно нормальные люди сморят на душевнобольных. Зюльфикяр не испытывал страха потому что чувствует – ответ Искандера не может быть отрицательным. - Нет, не возражаю, Зюльфикяр-ага. Думаю, это будет выглядеть очень красиво, поскольку не сомневаюсь – такой мастер, как Вы, справится со своей задачей великолепно, какой сложной бы она не казалась! – Зюльфикяр уловил в сказанном Искандером ноты двусмысленности, но посчитал это всего лишь очередным бунтом своего воображения. Только когда Искандер легким движением сбросил кафтан и принялся расстегивать рубашку, Зюльфикяр вдруг опомнился - лучше бы его любимый ученик отказался участвовать в этой безумной затее. Осознание беды опустилось на Зюльфикяра и окутало его словно густой, утренний туман. А если он, стоя на грани между дозволенным и запретным, не сможет совладать с собственным разумом? Если гнусный шайтан возьмет его в свои объятия, а затем без сожаления бросит в омут одного из самых страшных грехов - похоти? Тогда он напугает Искандера своими грязными намерениями. Он совершит непоправимую ошибку, тем самым безвозвратно оттолкнув от себя любимого новобранца. Зюльфикяр нервно сглотнул, когда увидел прямо перед собой обнаженный торс Искандера. Молодое тело, натренированные мышцы на впалом животе, гладкая кожа шеи – все это Зюльфикяр уже не раз представлял в своих навязчивых фантазиях. Но реальность не шла ни в какое сравнение даже с самыми смелыми грезами. Зюльфикяру хотелось своими руками коснуться каждого изгиба этого красивого молодого тела, чтобы лучше запечатлеть в памяти все его особенности и черты. Как же давно агу янычар преследуют подобные наваждения! Зюльфикяр увидел на шее Искандера небольшой порез с запекшейся кровью. Если бы только было возможным прикоснуться к этому беззащитному месту губами. Зюльфикяр бы без сомнений отдал за это полжизни. - Зюльфикяр-ага, Вам нехорошо? Вы выглядите очень бледным, - обеспокоено произнес раздетый до пояса Искандер. - Все нормально, Искандер. Я просто задумался, в какой части комнаты будет достаточно хорошее освещение для предстоящей работы, - ага янычар развел руками и натянуто улыбнулся новобранцу. Зюльфикяр начал рыться в столе, где вскоре под обширными стопами бумаг обнаружил старый набор красок и пару кистей. Зюльфикяр в очередной раз позволил себе бросить взгляд на полуголого новобранца, после чего проклял тот миг, когда в нем проснулся шайтан и подбил его на этот замысел. Зюльфикяр подошел к окну и отдернул занавеску: - Думаю, тут самое подходящее место. Только подвинь ближе тот стул, – ага янычар указал новобранцу на табурет, стоящий в правом углу кабинета. Искандер быстро выполнил указание Зюльфикяра. Он уселся в месте, где солнечный свет светил ярко, но в то же время идеально падал на его спину. Словно готовясь к принятию присяги, Искандер покорно расправил плечи. Поворотом головы, Искандер дал понять аге, что тот может начинать работу. Непосредственная улыбка Искандера, которой так самозабвенно восхищался Зюльфикяр, теперь отчего-то казалась ему пугающей. Возникло чувство, что сейчас эта улыбка выглядит как самонадеянная насмешка над возникшей щекотливой ситуацией, спровоцированной приступом неконтролируемых чувств Зюльфикяра и нелепым стечением обстоятельств. Зюльфикяра не покидает чувство, что Искандер специально ждал возможности оказаться в подобном положении. И теперь только его улыбка выдает этот издевательский замысел. Какой вздор! Разве для доблестного воина Великой османской империи допустимо перекладывать ответственность за свое безумное помешательство на непорочного, ничего не ведающего юношу? Зюльфикяр взял в руку кисть и оглядел спину новобранца. Он удивился, насколько бледным, если не прозрачным, выглядит его будущий холст в таком освещении. Руки Зюльфикяра тряслись в предвкушении, когда он медленно подошел к Искандеру. Ага янычар обмакнул кисть в стакане воды. Он поднес ее к правой лопатке новобранца и, стремясь сделать первый, безупречный штрих, провел изогнутую линию, спускающуюся вдоль позвоночника. На коже Искандера остался мокрый след. Зюльфикяр как завороженный залюбовался на бледную спину новобранца, которую теперь украшала влажная, бесцветная полоса. Это зрелище казалось Зюльфикяру даже более притягательным, чем если бы он вывел первую линию краской. Аге янычар хотелось прикоснуться губами к влажному следу на горячей спине Искандера, чтобы без остатка насладится каждой каплей, пропитанной запахом его кожи. Быстрым движением, Зюльфикяр споласкивает кисть в воде и снова несмело подносит к спине Искандера. На этот раз он лишь слегка касается влажным ворсом области чуть ниже шеи. Мелкая капля стремительно скатывается вниз, оставляя за собой еще одну влажную дорожку. - Щекотно! – Искандер вздрагивает и ежится. Зюльфикяр настораживается последнему телодвижению. Он решает немного поторопить себя, дабы его подопечный не простудился ненароком. - Терпи! Ты же воин, а не изнеженная хатун! – наигранно заругался на него Зюльфикяр. Невольно воображение Зюльфикяра нарисовало образ больного Искандера. В его фантазиях, новобранец мирно лежит в лазарете с высоко запрокинутой головой, шумно вздыхает, а его щеки пылают словно алые маки. Все тело Искандера покрыто испариной, и, прикоснувшись к его полыхающему от жара лбу, ладонь сразу же становится сырой. Зюльфикяр лично занимается лечением Искандера – дежурит у постели, приносит его любимый чай с молоком, по-отцовски кутает в теплые одеяла и поит лекарственными настоями. Но желаннее всего в таком положении шанс безнаказанно, как бы невзначай, касаться горячего тела новобранца. Ведь больным нужно постоянно измерять температуру через прикосновение ладони ко лбу или стирать выступившую испарину с груди. А может быть, вовсе и не преступление сорвать поцелуй с губ простуженного до состояния полубреда новобранца. Ведь все равно никто не узнает об этом, даже Искандер. После последней промелькнувшей в голове фразы, Зюльфикяру показалось, что им в очередной раз овладел шайтан. Ага янычар мгновенно осек себя, ведь как добропорядочный мусульманин, он дважды в день дает клятву не идти у него на поводу. Зюльфикяр макнул кисть в черную краску и вывел несколько линий, которые в пересечении представляли собой несколько ромбов. В глазах аги янычар неожиданно запестрило, нарисованные линии входили в резкий контраст с бледной спиной новобранца. Аккуратно, чтобы не смазать только что нанесенную краску, Зюльфикяр коснулся большим пальцем слегка выступающих позвонков Искандера. Как и ожидалось, агу янычар совсем не привело в восторг такое зрелище. Более того, Зюльфикяра начало даже волновать, что, несмотря на весьма мощную спину его подопечного, не исключается возможным пересчитать его позвонки. Это стало еще заметнее при длительном разглядывании его полуобнаженного тела. - Сегодня же сам дам распоряжение Ильясу-аге выделять тебе по две порции завтрака, обеда и ужина! – пробубнил Зюльфикяр себе под нос. Искандер сидел к нему спиной, но ага заметил, что его щеки зарделись после последней сказанной фразы. Новобранца выдал робкий поворот его головы в левую сторону - простая защита, за которой многие молодые люди, которые стараются выглядеть взрослее, обычно пытаются спрятать смущение. Ага янычар уже пожалел о своих последних словах - ему совсем не хотелось смущать своего подопечного, особенно когда тот сейчас находится в относительно беззащитном положении перед ним. - Я не жалуюсь на еду, Зюльфикяр-ага. В доме, где я рос, мы иногда питались даже скромнее, – сказал Искандер своим привычным, непринужденным тоном. Зюльфикяр лишь удовлетворенно кивнул и облегченно выдохнул. - Но обещай, что будешь есть лучше. Ты ведь будущий защитник нашего великого государства! – мягким тоном произнес Зюльфикяр. Он с умилением смотрел на реакцию Искандера, который теперь блаженно улыбался, словно нализавшейся сметаны кот. По всей видимости, его подопечный был очень не против такого явного внимания к своей персоне. Прошло не менее пятнадцати минут, однако орнамент мозаики покрыл только лишь шею Искандера. Зюльфикяр решил еще больше подчеркнуть красоту молодой шеи новобранца. Ага янычар старательно вырисовывал на ней широкие, белые линии, которые спускались к основанию спины и переплетались с тонкими черными, образуя роскошную комбинацию. В глубине сознания Зюльфикяра даже промелькнула мысль, что его подопечный может иметь дальнее или даже ближнее родство с правящей династией османов, поскольку никогда не встречал простолюдинов с такой нежной на ощупь и вид кожей. Для Зюльфикяра матовая, упругая кожа Искандера – безупречный холст. Ему безумно нравится ощущать под своими грубыми, мозолистыми пальцами теплую, еще по-юношески гладкую, кожу Искандера. Из боязни испортить свое великолепное полотно, Зюльфикяр прорисовывает каждую черту настолько старательно, точно у него нет права на ошибку. Он уделяет внимание даже таким мелочам, как будущие цвета выбранного орнамента, которые, как ему кажется, должны непременно гармонировать с глазами Искандера. Зюльфикяр аккуратно провел от нижней части спины несколько таких же белых и черных линий, что ранее вырисовывал на шее. Еще несколько небольших мазков, и на спине Искандера красовалось переплетение черных и белых линий, которые ровно посередине спины преобразились в восьмиконечную звезду. Орнамент удался более чем полностью – остались лишь детали в виде дополнения рисунка цветными элементами. Однако, даже к такой, на первый взгляд несложной задаче, ага янычар отнесся очень серьезно. Уже на этапе прорисовки основы, Зюльфикяр подобрал для своей мозаики синий, красный и зеленый цвета. Но завершающим венцом должен был стать золотистый. По задумке, этим благородной цветом Зюльфикяр намеревался раскрасить маленький цветок внутри восьмиконечной звезды. Ни разу в жизни Зюльфикяр не относился к своему хобби так трепетно, как сейчас. Ведь перед агой янычар не бездушный листок бумаги, а настоящий живой холст – спина юноши, который стал для него объектом мучительной страсти. Но теперь Зюльфикяр удивляется, что с каждым новым мазком эта страсть преображается во вдохновение. Пагубное, как недавно казалось Зюльфикяру, пристрастие к Искандеру больше не пугает – сейчас оно даже помогает ему создать свой новый, неповторимый шедевр. Ага янычар никогда и никому не посвящал своих рисунков, но это творение он готов без труда преподнести любимому новобранцу. Зюльфикяр может свернуть горы ради того, чтобы подарить Искандеру поистине драгоценный подарок, запечатлев на нем частицу себя. Зюльфикяр всматривается в завершенный рисунок, проводит синий краской последний штрих и с гордостью объявляет: - Готово! Можешь посмотреть, – ага янычар кладет новобранцу в руки маленькое, круглое зеркало. Искандер поворачивается спиной к небольшому зеркалу в золотой оправе, стоящему на столе аги янычар и пытается разглядеть орнамент на своей спине через миниатюрное зеркало. Искандер выглядит слегка растерянным – он немного щурится, стараясь разглядеть все части мозаики на своей спине как можно подробнее. Новобранец кладет маленькое зеркало на стол, теперь его лицо снова светиться неизменной восхищенной улыбкой: - Этот орнамент невероятно красив! В нем отражается Ваше умелое мастерство и безупречное чувство прекрасного. Спасибо Вам за такой чудесный подарок! - Искандер, ты преувеличиваешь, говоря о моем мастерстве. Но на тебе этот рисунок смотрится великолепно – вот самая лучшая благодарность, - Зюльфикяр смущенно потирает подбородок. Никто до этого не восторгался его мозаиками настолько искренне, как Искандер. А слышать такое от любимого новобранца – настоящее счастье. Его старания не пропали напрасно, а значит, они никогда не исчезнут, даже если рисунок сотрется со спины Искандера ближайшим вечером. Это ощущение заставляет сердце Зюльфикяра биться часто и размеренно. - Зюльфикяр-ага, все-таки я хочу взять у Вас пару уроков, – произнес Искандер, аккуратно натягивая рубашку, чтобы случайно не испортить рисунок раньше времени. Ему хочется сохранить орнамент на спине хотя бы до первого похода в хаммам. - Конечно, Искандер. Начнем завтра, если так хочешь, – Зюльфикяр сжал костяшки пальцев так сильно, что они хрустнули. - Тогда до завтра! – Искандер покинул кабинет аги янычар, оставляя того наедине с собой. Зюльфикяр-ага прищурено улыбнулся вслед своему подопечному. Он уже придумал новый орнамент, который сделает еще прекраснее юное тело его любимого новобранца.