Механизм

      Билл проводит холодным лезвием по бледной тонкой коже, едва касаясь, а затем вгоняет кухонный нож между ребрами. Диппер мычит от боли, а Сайфер задыхается в истеричном смехе. На лице и руках его кровавые разводы, глаза блестят искрами безумия, а на глазах Диппера застывают слезы.       Когда это началось? Месяц назад? Год? А может, всего лишь пару дней? Пайнс давно перестал считать время, что провел здесь.       Каждый день начинается одинаково. В замочной скважине проворачивается ключ, распахивается дверь, впуская в помещение лучи тусклого света, и в проеме является желтый демон. Серьезное выражение на его лице сменяется возбуждением, на губах расцветает улыбка…       Нож входит в бедро, и Диппер жмурится и снова мычит. Слезы катятся по щекам, а Билл смеется, смеется, смеется… Кровь течет по ноге. Руки Билла в ней по локти.       О чем думал Пайнс? Ах, да, улыбка. Такая жуткая сейчас, когда-то давно она обворожила и привлекла. Такая аккуратная, распускающаяся нежной розой, сейчас колола своими острыми шипами, проникая под кожу и задевая чувствительные нервы. Пайнс будет счастлив стереть эту улыбку с лица демона и надеется, что когда-нибудь, когда его руки будут свободны, он это обязательно сделает.       Диппер думает, что Сайфер — умалишенный. Ну какое нормальное создание, владеющее абстрактным умом, будет красть человека прямо из-под носа его родственников? Кто будет связывать его и запирать в темном холодном подвале? Кто станет пускать ему кровь забавы ради и кто будет смеяться над этим так искренне и счастливо?       Диппер думает, что Билл похож на сложно устроенную машину, понять и разобраться в который сможет лишь истинный гений. Билл — механизм. Диппер — слишком живой для него.       Билл касается ножом бледного лица, и Диппер, вздрагивая, замирает. Не трудно догадаться, что будет дальше: лезвие оставит порез в районе щеки или носа. Не такой глубокий, как остальные, но это не избавит от боли. Он бы попросил остановиться, но желтый демон давно зашил ему рот, не желая слушать сердитые угрозы и раздражающие крики о помощи.       Биллу нравится его молчаливая игрушка. Нравятся попытки выбраться отсюда, заканчивающиеся провалом. Нравятся грозные, но уже потухшие измученные взгляды, которыми Диппер пытается его напугать. А слезы… Ах, эти слезы! Сайфер не представляет себе зрелища лучше.       Пайнс жмурит глаза, чтобы не видеть мелькающего перед ними лезвия. Волна страха накрывает его с головой. Смех Билла затихает. Они сидят друг напротив друга, не произнося ни звука. Диппер смотрит на желтого демона. Сайфер снова смеется.       На следующий день Билл не берет в руки нож. Он лишь сидит напротив и смотрит своими желтыми глазами. Воспользуйся он способностью воспламенять взглядом предметы, давно бы уже выжег в Пайнсе сотню дыр. Но Сайфер этого не делает. Не может или не хочет — вопрос десятый. Видимо, ему понравилось просто наблюдать, думает Диппер. Не важно, за чем именно.       Демон молчит. Уже несколько часов сидит, наблюдая с серьезным лицом, не произнося ни звука. Диппер думает, что в его голове, будто в компьютере, происходит перезагрузка данных, которая замерла на отметке девяносто девять процентов. Неясно, чего хочет Сайфер и чего пытается добиться своими действиями, но Диппер не двигается с места ни на сантиметр. Казалось, вот он, выход. Встань и иди, оставь позади себя этот тормозящий инопланетный механизм… Но Пайнс сидит смирно, не позволяя себе даже смотреть на дверь.       Все же догнавшись одним процентом, Сайфер выпрямляется, а уголки его губ ползут вверх. Приступ смеха снова рвется наружу, и Билл не пытается его сдержать. Демон хватает Пайнса за подбородок. Диппер ничего не понимает.       — Какой же ты идиот, Ёлка, — успокоившись, говорит Билл. Их губы соприкасаются. Диппер вздрагивает от их холода. Билл чувствует чужую дрожь. — Я даже оставил дверь открытой, — шепотом, — а ты все равно не ушел. Неужели… — Сайфер приближается к уху и касается его губами. — Так нравится чувствовать боль?       Пайнс и правда чувствует себя идиотом. Упустить единственный выпавший на его долю шанс на спасение — участь истинного неудачника. Глаза полны ужаса. По щекам текут слезы. Мысли заполнила вязкая смесь отчаяния и разочарования.       — Ну что ты, что ты? Не плачь, мое Сосновое Деревце, я не буду тебя убивать, — утешает Билл. — Будет только немного больно. — И шепчет на ухо: — Так, как ты любишь.       Руки прижимают отмеченную синяками и укусами шею к полу, а мальчишка не видит смысла в попытках вырваться, только мычит что-то, что невозможно разобрать. Никаких движений: они сделают только хуже и больнее ему самому.       Диппер думает, что Сайфер — чокнутый. Что шестеренки в его голове сместились на другую орбиту, и сломанный механизм восстановлению не подлежит. Он считает, что Билл уже совсем слетел с катушек и помешался на чужой боли. И Диппер не ошибается. Демон и правда помешался, но лишь на его — Диппера — боли.       Тело бьет судорога. Кислорода так мало, что еще минута, и в обоих предсердиях кровь потечет венозная. Пайнс пытается не закрывать глаза.       Билл отпускает шею. На ней остаются красные борозды от его длинных пальцев и кровавые полумесяцы от аккуратно подстриженных ногтей. Диппер задыхается в кашле, сворачиваясь побитым котенком на холодном полу. В Сайфере на секунду просыпается совесть, демон закидывает ее камнями.       Дипперу холодно и очень хочется спать.       Билл взрывается скрипучим смехом. Шестеренки в его голове сдвинулись еще на одну орбиту.       Диппер не думает ни о чем, кроме сна. Смех режет уши, медленно затихая.       Диппер закрывает глаза.