Осколками наших созвездий

Эта жизнь очень странная штука. В ней вертишься, ползаешь, давишься, взлетаешь и снова падаешь — лишь бы не дать себя раздавить, распластать по асфальту как лужу совершенной никчемности. Все время пытаешься что-то кому-то доказать, наверное, больше другим, чем себе, мол, смотрите, я все же чего-то стою. В то время как смотреть некому — все слишком собой заняты, а до других особенно и дела то нет, так, фоном идут. Стремишься к чему-то, находишься в вечном поиске, то ли себя, то ли других. Прыгаешь из крайности в крайность, меняешь полярность, надеясь, что в один миг все изменится и желаемое как по волшебству в руках окажется. А в итоге что? Сидишь себе, в зеркало смотришь, и думаешь: а нахуя все это? Все равно ничего не меняется — мир не фабрика по исполнению желаний. Ты борешься — тебя нагибают за чрезмерную активность. Ни черта не делаешь — нагибают за ее недостаток. Чем бы ни занялся, куда бы не спешил — все равно нагнут. Кто? Жизнь. На протяжении всего своего сознательного существования я был в бесконечном стремлении быть выше всего дерьма, что со мной происходит, но, как правило, погрязал в нем по самое не балуйся. Все бежал куда-то, от кого-то, зачем-то — а цели впереди не видел. Только мечтал, все надеялся на чудо, мол, все само сложится. Нам всем с рождения вбивают в голову, что где-нибудь, в любой точке этой планеты, живет человек, предназначенный вот именно для тебя и ни для кого другого — он растет, учится, играет, совершает ошибки и, быть может, долбится в вену во время ограбления банка, но он все равно твой, твоя душа, твое сердце. И никого другого на его месте быть просто не может, потому что изначально все разделены из одного целого надвое: найдешь свое — будет тебе счастье, нет — ну, увы, не срослось. Только не бывало никогда и ни с кем, чтоб не срасталось. То ли звезды так складываются, то ли действительно магия какая, но каждый в свое время обретает как будто самого себя, только в лице другого, словно всю жизнь бывшего родным человека. И я всегда в тайне надеялся, что не стану исключением, сколько бы времени не ушло на ожидание. Я ждал и верил, рисовал красивые картинки в голове и мечтал о первой встрече, пока действительно не встретил. А потом понял, что ошибся — жестоко и совершенно беспощадно, как можно ошибиться только раз в своей жизни. Да только поздно: к тому моменту я уже был сломан. И, когда встретил по-настоящему моего человека, роднее которого просто быть не могло, получилось до ужаса смешно — без одной четверти целое. Было смешно. А потом захотелось плакать. — Ты же понимаешь, что так больше не может продолжаться?! — Он стоит у окна, буквально вдавив ладони в подоконник. Его зовут Крис. Он мой соулмейт. Настоящий, искренний, к которому тянет сильнее самой силы притяжения. Такой красивый, невыносимо прекрасный, словно бы мраморная статуя, впитавшая в себя всю любовь творца, до самой последней капли. Он стоит и смотрит на меня опухшими от слез глазами, голос срывается на нотки истерики, а я смотрю на него в ответ и в горле стынет ком. Мне просто нечего ему сказать. Я будто бы закрыт на десятки молний внутри себя, погряз в замешательстве и просто не вижу выхода — всюду сплошной тупик. — Я ненавижу тебя, понимаешь? Ненавижу! Мне тошно даже думать о том, чем я тебя заслужил. Он все кричит, а в окно бьет сильный ветер, заставляя занавески танцевать причудливые танцы над его головой, а гардину — умолять их остановиться. Мне совершенно понятно, что Крис чувствует, и действительно больно, чертовски больно. Только исправить ничего не могу. Я — поломанная игрушка. Меня любили, мной играли, ложились со мной в одну постель и ласково шептали, что никогда не оставят, пользуясь наивностью и легковерной мечтой в своего человека. А потом бесчеловечно разорвали на куски, вырывая провода моего часового механизма, остановили бег моих секунд. Сломали. Холодно, без сожалений. И почему-то я решил, что в отместку могу сломать Криса. И отчаянно, день за днем, я пытался отомстить за все то, что когда-то испытал сам. Да вот только забыл — ломая его, я снова ломаю себя. Моя жизнь с самого рождения никогда не была настоящей. Я не жил, — нет. Просто существовал. Родителям всегда искренне было плевать, причем как на меня, так и друг на друга. Каждый вечер мы собирались за столом, строили из себя примерную семью как с обложки, говорили о чем-то и строили планы на выходные. Но стоило выйти за его пределы, как каждый из нас обретал самих себя, сбрасывая тщательно продуманные клеше: примерный семьянин и глава семьи становился жалким, малодушным и по-настоящему жестоким человеком, что трахает каждую девушку в компании, угрожая чем только можно; прекрасная домохозяйка и любящая мать — меркантильной сукой, прыгающей в постель к любому, кто согласиться дарить неплохие подарки. А что до меня, я всегда всего лишь строил из себя жертву и сидел на таблетках от стресса, чтобы в конец не свихнуться. Забивал на все, что только можно и нельзя, спал со всеми подряд и заливал свои дни алкоголем, по вечерам прилично пьяным рассказывая всем, кто был вокруг о том, что меня ждет самый чудесный соулмейт, какого только можно представить. Меня шатало из стороны в сторону, как блядскую деревянную лодку во время шторма, но я все равно ждал, что однажды сорву джекпот. И сорвал. В одно мгновение все кардинально изменилось: мир вокруг заиграл нереальным количеством красок, мне взаправду захотелось жить. Теблетки пошли нахуй, вместе с ними и разгульная жизнь. Я словно попал в сказку, похожую на невероятный сон. Все было настолько волшебным, что казалось рукой потянись — не дотянешься, но разрушишь в один миг. Меня буквально подняли с колен. Потом на них же и поставили. Яркий и красочный мир превратился в одну сплошную серную полосу, где я был никем и ничем, так, давалкой, какую можно и пнуть, и обнять. Меня насиловали, изивали, об меня тушили сигареты и, что самое смешное, я наивно пологал, что так и надо, ведь я нахожусь рядом со своей второй половиной, назначенной мне самой судьбой. А когда появился Крис, неожиданно понял — такого наивного идиота стоит еще поискать. И мир снова перевернулся на стовосемьдесят. Как для меня, так и для него. Меня тянуло душой, со всей дури тянуло, но тело отчаянно противилось. Я бежал навстречу и спотыкался об осознание ублюдской действительности — быть рядом я не могу. Вокруг люди гуляют в парках, ходят в кафе, устраивают уютные вечера и любят друг друга, каждый день как последний. А я застрял там, в углу темной комнаты и выбраться сил нет. Какая ирония. Всю свою жизнь стремится к счастью, но обретая его — неизбежно терять. — Все, что между нами было — драки, упреки, ругань и скандалы на сплошь одни и те же темы! — Все больше и больше его поведение походит на истерику, но я ничем не могу помочь. Изнутри разрывает на мириады осколков, мне больно и противно на самого себя, но там, в голове, ничего не щелкает и я попросту не в силах сдвинуться с места. — Но ведь так не бывает. Просто быть не может. Ты загоняешь меня в тупик, с каждым днем все больше и больше. А самое паршивое — мне от тебя никуда не деться. Почему так? Почему мир так несправедлив? Я люблю тебя больше жизни, но в ответ натыкаюсь на бесконечную стену безразличия и упрямства. Всю свою жизнь я ждал тебя и верил, что встретив, обрету свой смысл. Но вместо этого я лишь все больше теряюсь. За что ты так? Почему все не может быть проще?! Ответь! Он ждет, что я отвечу, но мне совершенно нечего сказать. Грудь словно передавило тисками, я задыхаюсь — меня душит осознание того, что я натворил собственными руками. Только легче от этого отнюдь не становится. Крис смотрит на меня, глазами полными скорби, а по щекам его катятся слезы. И становится невероятно паршиво. — Обними меня. Просто обними. Без лишних слов. Это ведь ничего не стоит! Умоляю тебя, пожалуйста! Я прощу тебе все на свете, только не отворачивайся. — его голос предательски соскальзывает вверх, а ногти почти до крови впиваются в ладони. Мне плохо, нестерпимо плохо — я словно бы умираю изнутри, и ничего толком уже не исправить, потому что что-то в моей голове давным-давно замкнулось. Но от того, что мне жаль, ничего не изменится. Собрав всю свою волю, тихо и внятно: — Я не могу. Его губы кривятся в болезненной улыбке. Я закрываю глаза. И разбиваюсь вместе с ним, всего за долю секунды.