Бог даёт второй шанс

Мне с самого рождения нравились звёзды. Я мог часами наблюдать за ними, сидя на каменном крылечке старой лачуги, что звалась домом. Мама мне не раз говорила, что моя любовь к звёздам к хорошему не приведёт. Я исправно посещаю церковь и верую в Бога, но так сложилось, что я всегда тянулся к знаниям. Это опасно — находить что-то новое. Мне не раз говорил Святой Отец, друг моей матери, что нельзя отрекаться от Бога за слоем науки, которая идёт против Него. И я ему верил, но продолжал смотреть на звёзды, подмечая что-то новое. Эта любовь не пройдёт, даже после моей смерти, я уверен. Когда мне было семь, то сожгли нашу соседку. Она была ведьмой. Мама со слезами на глазах умоляла не применять всего того, что она мне говорила. Прости, мам… Я не смог забыть многочасовые разговоры о звёздах. Я люблю звёзды, ты это не исправишь. Она научила меня гадать по звёздам, предсказывать будущее. Почти каждую неделю кого-то сжигают… Я, да и все в этом городе, привык к крикам еретиков и ведьм. Однако это была первая казнь двух парней. Они были красивые, загорелые и крепкие, первые красавцы в нашем городе. Их сожгли со странной трактовкой — мужеложство. Позже Святой Отец объяснил мне, что связь с лицами своего пола или со своей семьей — преступление против Бога. В десять лет случилось нечто необычное. Мама купила мне телескоп на одном из чёрных рынков. Только потом, после её смерти я узнал, чего ей стоило купить это чудо техники. Я любил телескоп, он был самой чистой вещью в нашем доме. Мама восхищалась моей тягой к звёздам и страшилась последствий. Я всегда успокаивал её, говоря, что против Бога я не пойду. Она мне верила. В двенадцать я научился подмечать изменения в настроении по звёздам. Я мог безошибочно предсказать изменение в настроении на целые сутки вперёд, пускай и незначительное. Это было что-то невозможное. Наверное, это и есть преступление перед Богом. Я горел от стыда, находясь в церкви. Мне было стыдно перед матерью, но наука манила сильнее. Я предсказал чуму… Жалко, что я никому не смог об этом рассказать. Даже матери. Она и слышать не хотела ничего о моих предсказаниях. И множество раз говорила мне, что пожалела о покупке телескопа. Чума началась внезапно, но не для меня, я успел подготовиться. Мне помогли звёзды, они предсказали страшную трагедию. Моя мать умерла, и её сожгли с остальными трупами. Костёр… Он был всегда в моей жизни. Запах палёного мяса, крики жертв, вид и жар огня. Я не перестал посещать церковь или верить в Бога, но я понял, что ему всё равно. Святой Отец сказал, что чума — это кара Бога. Я же подумал, что чума — это болезнь из-за недосмотра людей. Я полностью углубился в науку, но исправно ходил в церковь по воскресеньям и присутствовал на всех казнях. Мужеложцев сжигали всё чаще, и это пугало… Я мог просто ткнуть в двух друзей, обвинив их в содомии, и мне бы поверили. Это ужасало. Всех: и ведьм, и мужеложцев, и просветителей — всех сжигали без разбора и следствия. Меня это пугало… Меня это пугает и сейчас. Сегодня мой двадцать пятый день рождения. Звёзды предсказали мне страшное. Я умру в огне, от глупости людей. Неужели наука всё-таки приведёт меня к смерти? Я вздохнул и отложил записи в сторону. За окном уже давно стемнело, а завтра воскресенье… Я поднялся из-за стола и взял в руки подсвечник. Раздался лай со двора. И кого могло принести так поздно? Я убрал чёрные волосы, которые вновь успели отрасти, назад и пошёл к двери. — Кого ночью дом не держит? — я чуть открыл дверь, пытаясь разглядеть гостя. — Я путник, — раздался голос из темноты. Он был необычно звучен и ясен для этих мест. — Я устал с дороги, разрешите погреться. Утром меня уже не будет. — Ну заходи, коль не шутишь, — я открыл дверь шире, жестом успокоив собаку. Путник шагнул вперёд, и я смог его разглядеть. Он был очень красив. Светлые волосы спадали ниже плеч, яркие голубые глаза были чистые, такие невинные. Губы были немного бледноваты, а нос чуть вздёрнут. На вид ему было лет двадцать, не больше. Он прошёл в дом, и я закрыл дверь. — Тебя как называть? — спросил я у него, не спеша куда-то уходить. — Называйте Крип, — парень внимательно оглядывал помещение, пока я разглядывал его. Он мне нравился всё больше с каждой секундой. — А вас? — Давай на ты. Кайл, — я протянул ему руку. Крип пожал её чуть сильнее, чем я думал. — Куда путь держишь? — Я пишу книгу о Святой инквизиции, вот и странствую по городам. Что вы, вернее ты, можешь про неё сказать? — кажется парню тоже было вполне комфортно в прихожей. — Что лучше про неё не писать, — я усмехнулся. — Целее будешь. — Что верно, то верно… Дальше мы долго болтали всё в том же коридоре. Спать мы легли почти на рассвете. Это было удивительно. У нас с Крипом было много общего, что поражало. Он много рассказывал мне о разных странах и городах, о традициях и обычаях. А я взамен говорил то, что знаю о звёздах. Ему эта тема была интересна, что не могло не удивлять. И это был первый раз, когда я проспал воскресную службу. Когда солнце было в зените, в дом постучали. Крип спал рядом, ибо у меня не было рамок на счёт личного пространства, да и у него, кажется, тоже. Он растянулся на кровати, занимая почти всё пространство и стянув на себя всю шкуру. Его рот был чуть приоткрыт, а грудь вздымалась в такт дыханию. Он во сне облизнул губы и что-то прошептал. Я засмотрелся на парня, но, после повторного стука, пришлось идти открывать. На пороге, ожидаемо, стоял Святой Отец. — Кайл, ты пропустил службу, что случилось? — серьёзно спросил он. — Святой Отец… — я немного подумал и решил сказать правду. Относительную. — Ко мне вчера путник постучал далеко после заката. Не мог я его одного в доме оставить, сейчас люди разные… — я вздохнул. Было тошно от вранья, но не говорить же ему, что мне элементарно не хотелось идти на его проповедь. — Да, Кайл, тут ты прав… Тогда приходи вечером, не опоздай, после третьего удара колокола. — Конечно, Святой Отец, — я закрыл за ним дверь и ушёл обратно в комнату. Сегодня отдохну от всего. — Кайл… — Крип сел на кровати, сонно потирая глаза. — Это был Святой Отец? — Да. Позже у него спросишь об инквизиции, — я сел рядом. С этим парнем мне было необычайно легко и спокойно. Я поддался какому-то необычайному порыву и поцеловал Крипа. Тот, вопреки моим ожиданиям, ответил на поцелуй. Это было странно… Я целовал парня, но мне не было противно. Меня не поразил Бог, как говорил Святой Отец, мне было легко и спокойно… Крип чуть отстранился от меня. — Как думаешь, нас покарает Бог? — спросил он, растягивая слова, как кот. — К чёрту, — это было самое страшное, что я мог произнести в адрес Бога. — Мне сейчас хорошо. Ты мне нравишься… — и вот куда успела теперь подеваться вся моя уверенность? Последние слова я просто промямлил. — И ты мне, — выдохнул Крип, крепко обняв меня. Я почувствовал жжение в области лопатки и вскрикнул. Крип изменился в доли секунды. Его глаза стали рыжими, а кожа почти прозрачной. Он будто стал огнём, но он всё равно был очень красив. Меня даже не волновало то, что он выглядит, как элементаль из языческих сказок. — Не бойся, — он улыбнулся. — Я тебе не причиню вреда. — Кто ты? — задал я единственный волнующий меня вопрос. — Я Крип, — снова улыбнулся он. — Я не желаю тебе вреда, — в подтверждение этого он снова стал обычным и поцеловал меня. На периферии сознания я услышал звук открывающийся двери. Однако было поздно что-то менять. Я уже подмял под себя Крипа, буквально вжимая его в деревянную кровать. А тот лишь улыбался, смотря на эту чёртову дверь. — Кайл! — я услышал шокированный голос Святого Отца. Я поднял на него глаза. В его взгляде читалось отвращение и обещание скорой кары. Правы были звёзды - смерть в огне, от глупости людей. Это любовь, а не деяние супротив Бога. — Схватить мужеложцев! — закричал он. В дом сразу же ворвалась стража, и нас с Крипом схватили. — Не ожидал от тебя, Кайл… — сокрушённо произнёс Святой Отец. Да я и сам такого от себя не ожидал, что уж там… — Вас сожгут сегодня, — он величаво вышел из дома, а нас потащили за ним. Нас с Крипом бросили в разные темницы. Всё это время у меня нестерпимо болела левая лопатка. Прошло слишком мало времени, но я услышал шаги. Ко мне подошёл стражник и связал руки. В его взгляде читалось настоящее, ничем не прикрытое отвращение. Всю дорогу до костра я смотрел на Крипа. Почему-то у него был подбит глаз и кровь на подбородке. Наверняка ему устроили «допрос» в лучших традициях рыцарства… Меня привязали к палке так, что руки и ноги свело, было больно, но почему-то не страшно. Мы переглянулись с Крипом. В его глазах читалось ледяное спокойствие, и оно передалось мне. Странно… Меня вот-вот убьют, но мне так спокойно… Такое приятное чувство. — Сегодня состоится казнь, — громогласно объявил Святой Отец. — Сегодня мы казним мужеложцев и еретиков. Они пошли против Бога, их грех нельзя вымолить. Его можно только выжечь святым костром инквизиции. На этих словах к нашим ногам, а точнее к сену под ними, поднесли факелы. Огонь меня почему-то успокоил… Когда я горел, то чувствовал, как огонь скользит по мне, как обугливаются кости, но мне не было больно. Я умер с улыбкой на лице. Я умер за любовь… — И долго ты тут ещё валяться будешь? — поинтересовался у меня Крип. Я открыл глаза. Лес, небо, рядом ручей и Крип. Стоп… Ручей. Небо. Звёзды. Крип… Крип! Мы живы! Да быть такого не может! Я резко сел, отчего в глазах потемнело. Да плевать. Мы живы, чёрт возьми! Я крепко обнял парня, боясь, что он пропадёт. — Почему мы живы? — в шоке спросил я. — Бог даёт второй шанс, — усмехнулся Крип и поцеловал меня в макушку. — Пошли отсюда, надо уйти из города до заката.