Перед рассветом

Адольф К. Вайсманн был гением. Окружающие заметили его огромный талант, еще когда он был совсем маленьким, поэтому он получил наилучшее возможное образование. Друзей у него не было, людей, способных его чему-нибудь научить, тоже постепенно становилось все меньше, поэтому лишь книги, огромное их множество, могли как-то успокоить его беспокойное сердце и неуемное любопытство. Книги и общение с сестрой, на два года его старше, Клаудией Вайсманн. Клаудия обладала интеллектом равным, если не превосходящим, его. Говорить с ней доставляло ему большое удовольствие, они могли часами обсуждать любую заинтересовавшую их тему. Она на лету ловила ход его мысли, как будто была частью его самого, а потом высказывала точку зрения, совершенно отличную от его собственной, или идеи, которые ему самому не пришли в голову. Мир его, пусть и заключенный лишь в книгах и разговорах с сестрой, был все же необычайно богат и огромен. Но однажды Клаудия спросила его: — Скажи не, Ади. Разве тебе не одиноко вот так, совсем без друзей? Он с улыбкой ответил: — Совсем нет. Когда я узнаю о мире из книг, мне кажется, как будто у меня везде есть друзья». Хотя Вайсманн и обладал гениальным умом, который изолировал его от других, он никогда не смотрел сверху вниз на тех, кто находился на другом интеллектуальном уровне, да и одиночество он не любил. Он любил людей, и был чист сердцем. Однако в его восприятии мир состоял из его сестры и всех прочих, и эти люди, которых он, якобы, любил, были для него на самом деле частью очень широкого и довольно размытого понятия «человечество». Когда он вырос, в его жизни произошли два события, кардинально ее изменившие. Первым стало начало его работы со священной древней реликвией, обладающей таинственными способностями — Дрезденским Сланцем. Вторым — встреча с офицером Кокуджоджи Дайкаку, прибывшим из далекой восточной страны Японии с целью оказать помощь в исследовании Плиты. Его захватило понимание безграничного потенциала, воплощенного в Сланце, обладавшем силой изменить саму форму существования человечества. «Возможности». Вайсманн был исследователем, и эти потенциальные «возможности» заставили его развить сумасшедшую активность, направленную на их использование для создания мира, где все были бы счастливы. — Ты неисправимый оптимист, — часто говорил ему Кокуджоджи, всегда отличавшийся прямотой. Для Вайсманна Кокуджоджи стал первым настоящим другом. — А ты, лейтенант, просто слишком практик! Они с Кокуджоджи вели беседы самого разного рода, от взаимных подкалываний, как маленькие дети, до серьезных научных диспутов. Он развлекался, следуя за мечтой, которую делил с другом. Те дни были, пожалуй, самыми наполненными и счастливыми в его жизни. Но после смерти своей любимой сестры он бросил свою мечту. — Так ты сбегаешь, Вайсманн?! — донесся ему вслед голос его первого в жизни друга, и он улетел бороздить небеса в одиночестве. † Глаза его распахнулись. Какое-то время Широ лежал, рассеянно уставившись в потолок, пытаясь вспомнить, какой сейчас год и где он находится. — Проснись, Ади. Но голоса его сестры слышно не было. — Эй, Вайсманн! Голоса лейтенанта тоже. Он явно был не в Германии. — Исана Яширо, завтрак готов! — Широ!!! Еда, еда~! Но он не чувствовал аппетитного запаха только что приготовленного Куро завтрака, и не слышал жизнерадостного смеха Нэко. И место, где он находился, не было его комнатой в общежитии на школьном острове. — Ты все такой же соня, каким я тебя помню. Голос… голос лейтенанта, но гораздо старше, тоже не мог ему этого сказать больше. Перед мысленным взором Широ пронеслось все, что случилось с ним до этого. Время, проведенное в Германии с сестрой. Открытие Сланца, встреча с лейтенантом, дни, которые они провели втроем в погоне за ускользающей мечтой. Бомбардировка Дрездена. Поражение. Почти 70 лет в одиночестве в небе, куда он сбежал, и откуда смотрел на землю сверху. Потом в его тело вселился некто, он сам попал в тело мальчишки и упал на землю, забыв все, что с ним было, и стал жить обычной, но такой приятной жизнью. Потом начались суматошные дни, когда его называли убийцей и всячески преследовали. Память вернулась к нему, и, чтобы уничтожить Бесцветного короля, он дал Красному королю пробить себе пламенным кулаком грудь. Затемнение. Пробуждение. Воссоединение с лейтенантом, последние дни жизни которого они были вместе. Потом… — Доброе утро, — прошептал Широ в пустоту комнаты, стряхивая с себя последние остатки сна. В последнее время он испытывал трудности с осознанием того, где находится сразу после пробуждения. Выныривая из пучины сна, он чувствовал головокружение, возможно, потому, что долгое, очень долгое время для него ничего не менялось, независимо от того, спал он или бодрствовал, и теперь его мозг все еще не мог привыкнуть к тому, что эти времена ушли в прошлое. Широ выбрался из постели и вышел из комнаты подышать воздухом. Снаружи было еще сумеречно, но на линии горизонта возникло слабое свечение — предвестник рассвета. Похоже, вчера выпал снег, небольшие сугробы виднелись тут и там. Морозец ранней зимы пощипывал кожу, вмиг заставив его проснуться. Широ думал о годах, проведенных в небе за наблюдениями мира внизу. Он наблюдал тогда и не мог собраться с силами, чтобы вмешаться, но считал, что он начинает понимать этих существ, именуемых «людьми». Как тогда, в детстве, он думал, что может узнать мир, просто читая книги. Как тогда, когда он мечтал сделать всех людей «счастливыми», не понимая их. За эти семьдесят лет он не изменился. Время, которое ему довелось провести в качестве «Исаны Яширо» вместе с Куро, Нэко и остальными на школьном острове, было недолгим. Но он никогда бы не смог испытать такое настоящее, такое человеческое тепло, в которое он погрузился впервые за 70 лет, читая книги или наблюдая за людьми издалека. — Смогу ли я вернуть их — эти драгоценные несколько дней? Пусть тогда это была всего лишь иллюзия, подаренная ему способностями Нэко, в этот раз он хотел сам пережить их, удержать их собственными руками. Широ отвел глаза в сторону: из-за горизонта медленно поднималось ослепительное и прекрасное утреннее солнце.