Am I on the top?

- Пейсон, что ты делаешь? Я посмотрела на свою мать, что стояла в дверях, смотря, как я собираю вещи в сумку поспешными, рваными движениями. Не услышав от меня ответа, она продолжила: - Пей, успокойся… Что с тобой стряслось? Что теперь? Ничего, мам. Абсолютно ничего. - Ты теперь на вершине мира, дорогая, и никто у тебя этого не отнимет, так что же ты… Остальное я уже не слышала, погруженная в свои мысли, пока укладывала очередные штаны в сумку. На вершине мира. Ха. Да, так-то оно и было. Вот только так ли я себя чувствовала?.. Со злостью запихав оставшиеся вещи и закрыв молнию резким движением, я выдохнула и села на кровать. - Мам, прошу, - сказала я ровным голосом, - Дай мне побыть одной. После поговорим. Обещаю, - добавила я, посмотрев на ее неуверенное выражение лица. Она, поколебавшись, кивнула и оставила меня наедине с самой собой, аккуратно прикрыв дверь. Уставившись в одну точку, я закусила губу. Все было бы прекрасно, все было бы просто замечательно и так, как я того и хотела, если бы не одно «но». У меня была золотая Олимпийская медаль. Вон она, лежит на комоде перед зеркалом, моя личная, добытая кровью и потом, годами усиленных тренировок. У нее был Саша. Она, не завоевав ни одной медали на Олимпиаде и заняв четвертое место, действительно была сейчас на вершине мира рядом с МОИМ тренером, МОИМ наставником и другом. Конечно, бывшим другом, ведь я больше не хочу его видеть. Не хочу его видеть после того, как на моих глазах, через полчаса после оглашения результатов и моего олимпийского чествования, он и она на виду у всех поцеловались. Это был шок для многих. У всех были такие лица, что я бы точно засмеялась, если б могла. Если бы мое горло не перехватило тисками, а сердце бы не разбилось на куски – точно говорю, так оно и было, именно это я и ощутила, как бы глупо и мелодраматично это не звучало. В моей голове навсегда застыл наш с Сашей поцелуй – как будто бы случайный, «невинный», как не уставали повторять мама, Саммер и все остальные – но я-то знаю, что он был далек от невинности. И после того случая, когда я была раздавлена всеобщей оглаской и храбрилась, пуская едкие комментарии на сальные шуточки Лорен по поводу всего этого – мне было плохо. Мне было плохо и душно от того, что он так все воспринял. Как будто я ребенок, который случайно перепутал восхищение и преданность с любовью. Который не мог отдать себе отчет в своих действиях, как будто бы для меня это тоже было «неожиданностью». Черта с два. Я думала об этом еще до того, как все случилось. Просто иногда наши мысли становятся материальными, не так ли? Вот и здесь я не смогла себя сдержать. Когда он смотрел на меня с таким восхищением, как будто я – прекрасная и невесомая бабочка, а не спортивная гимнастка, славящаяся своей стойкостью и силой. Когда в его глазах я прочитала ЛЮБОВЬ – и мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я дотронулась своими губами до его губ, как и мечтала. Вот только после того, как я сделала это, в его глазах застыло непонимание, шок, вина – вина? За что ты винил себя в тот момент, Саша? За то, что не смог удержать трудного подростка от ошибки? Не смог увидеть предпосылок к тому? О, тебе не стоило винить себя в том. Ты был не виноват, это я, как дура, поверила чему-то в своей голове, поверила и представила себе нечто такое, чему не суждено было сбыться в этом мире. Настроила себе воздушных замков. Это такое нетипичное поведение для меня. После этого злосчастного поцелуя утекло много воды. Ты уходил, возвращался и снова уходил. Я корила себя за несдержанность, думала, что ты переживаешь, что ты, возможно, тоже что-то чувствуешь ко мне. Не только ту отеческую привязанность тренера к своему спортсмену, не только то «не похожее ни на что другое» чувство, возникающее между наставником и гимнастом, о котором ты так любил говорить. Я лелеяла мечту – обе свои мечты – и жила дальше, готовилась, тренировалась, что есть сил, представляя, как ты и я, оба с золотыми медалями, оба – чемпионы мира, идем рука об руку, как в какой-то сентиментальной книжонке. Я истово верила в то, что мы сможем быть вместе. Что я уже совершеннолетняя и тебя уже ничто не сможет остановить. А меня – особенно. Вот только я ошибалась. Меня остановила она, та, что была мне подругой с детства, которую я, несмотря на все ее периодические закидоны, на ее страсть к драмам и интригам, всегда прощала. Лорен Таннер. Это она, улыбаясь этой своей улыбочкой тигрицы-победительницы, была в объятиях Саши. Это она, не занявшая ни одного призового места, сияла так, будто бы выиграла все личные зачеты разом. А он, обнимавший ее за талию, он… На него мне было больнее всего смотреть. Уж лучше бы Саммер ван Хорн, уж лучше бы… Уж лучше бы я проиграла. Это было каким-то издевательством – все смотрят на меня, как на чертову манну небесную, а я стою, с цветами в руках, слышу все эти поздравления, вижу вспышки фотокамер тут и там, чувствую, как меня то и дело кто-то хлопает по плечу, пожимает мне руку… Стою и мне хочется кричать. Хочется расплакаться и кинуться через толпу, окружившую меня, кинуть в лицо Белова цветами, что я сжимала в руках, высказать ему всё, что я о нем думаю – но я стояла. Проклятая Киллеровская выдержка, такова вся наша семья. Нацепив на лицо дежурную улыбку, кивала, не слушая то, кто и что мне говорит. Все равно… Когда, наконец, этот чертов день закончился, когда я отвязалась от Кейли, которая, сверкая своей честно заработанной бронзой, что висела на груди, пыталась вывести меня на разговор, когда я смылась от репортеров и от своих собственных родителей, я пришла в свой номер в отеле. Не раздеваясь, я рухнула в постель и разрыдалась, давая волю всем скопившимся во мне эмоциям. Мне было настолько плохо и больно, что я не могла успокоиться всю ночь, и только под утро вырубилась от усталости, проспав весь следующий день. Проснувшись потом, я увидела около двухсот пропущенных звонков от мамы, папы, Кейли и других людей, что были со мной в последнее время. И я увидела сообщение, которое мне совсем не хотелось открывать. Оно было от него. Не читая, я удалила его, жалея, что так же легко не могу «стереть» Белова из своих мыслей. Лорен тоже оставила мне пару смс, но их я просто проигнорировала. Мне все равно. Я чемпионка. Я достойна всех почестей, что может предложить мне этот титул. Плевать на то, что двое близких мне людей меня предали. Фактически, я ничего не теряю. Я теперь не нуждаюсь в тренере, а что касается парней… Выйдя из отеля, меня встретила буря оваций, толпы репортеров и поклонников, желающих заполучить мой автограф и сфотографироваться со мной. Среди них было много парней, и даже кто-то из знакомых мне – вон, стоит Макс и машет мне рукой, чуть поодаль, рядом с другими парнями, я увидела Никки Руссо – что ж, что касается парней, то у меня все схвачено. Я достойна лучшего. И от этого хочется плакать, ведь лучшее для меня – это Саша, это его серо-зеленые глаза, лучащиеся заботой, гордостью и пониманием, его сильные руки и широкая, непостижимая душа, его доброе и справедливое сердце… Прикрыв глаза, я выдохнула, затем снова открыла их, улыбаясь во все тридцать два. Нет, не сегодня. Сегодня я намерена повеселиться, а не думать о тебе, Белов. А завтра – завтра я тебя достану.