Пролежав дома три дня, я поняла, что мне абсолютно нечего здесь делать. Мои вопли под гитару, ставшие теперь чуть ли не единственным занятием, раздражали не то что бабушку — соседей из дома напротив, и играть приходилось, когда дома никого нет. Я успела пересмотреть почти все фильмы, принесенные бабулей, и даже нашла в интернете еще несколько своих. С Бродягой приходилось гулять только по двору и ближайшей части улицы, чтобы не пугать случайных прохожих тем, как я неуклюже хромаю в старых домашних балетках, да и бабушка настаивала, чтобы я меньше напрягала ногу, но даже тисканье любимого щенка не могло меня увлечь на целую неделю.
Конечно, каждый день приходила Талина и зависала у меня до позднего вечера, а один раз даже осталась ночевать. Она рассказывала все школьные новости, закармливала меня любимыми сладостями и что только не делала, чтобы я не так скучала, разве что танцев с бубнами не устраивала, зато хотя бы с ней я могла быть настоящей, не устраивая очередной маскарад. Порой мне казалось, что она знает меня гораздо лучше, чем я сама, хотя так оно, наверное, и было.
На четвертый день моего заточения Таля обещала принести карты таро и погадать мне, но вместо этого привела домой весь класс. Повезло, что я вовремя заметила ее сообщение, иначе явилась бы всем в виде заспанного лохматого чудовища. Легкий макияж скрыл следы очередной бессонной ночи, а симпатичное летнее платье с красными, как будто акварельными, цветами смотрелось одновременно нарядно и вполне по-домашнему. В ход пошли даже туфли на невысокой платформе, купленные мной когда-то давно на распродаже. Я так спешила привести себя в человеческий вид, что совсем забыла подумать, чем буду угощать незваных гостей. В панике я написала об этом Талине, однако она заверила, что разберется с этим сама.
В нервном ожидании я нарезала круги по своей комнате уже четверть часа, и вот наконец громкий лай Бродяги оповестил меня, да и всю округу, о приближении чужих. Радостная, я бросилась открывать, полностью наплевав на то, что мне нельзя бегать. Сразу же в прихожую ввалилась шумная толпа, именуемая десятым «Б», но вместе с двадцатью пятью одноклассниками в дверь постучалось и разочарование: Костик мало того что не пришел вместе с классом, так за эти четыре дня ни разу не позвонил, а мог бы написать хоть смс-ку с пожеланиями скорейшего выздоровления — чисто из вежливости — но даже этой малости он не сделал.
Неужели ему совсем-совсем всё равно? В понедельник мне так не показалось, хотя кто же может разобрать, что у классного в голове. Дура, у него даже нет твоего номера. Зачем тогда обещал зайти? Может, для него такое общение абсолютно нормально, а я надумала себе невесть чего? Я не хотела себе признаваться, но он действительно занял практически все мои мысли. Нет, этого быть не может, и точка, на кой он вообще мне сдался? Если у него встал на собственную ученицу, тут не любовью пахнет, а уголовной статьей, и думать об этом больше нечего.
Стараясь не думать о Косте, я обратила всё свое внимание на гостей. Кто-то принес тортик, кто-то фрукты, чипсы или конфеты. Таля шепнула, что она хотела купить нам пива, но на такую толпу нужен как минимум ящик, а ей не продали даже одну банку. Разорять бабушкины запасы вина я не хотела, поэтому пришлось ограничиться чаем, которого у нас, к слову, было предостаточно. Хотелось чего-то поинтереснее, поэтому я озвучила внезапно пришедшую в голову новую идею, и уже через пару минут все заметно оживились.
Пока одноклассницы помогали мне мариновать мясо, мальчики устанавливали мангал под чутким руководством Тали, затем в ход пошли стол и скамейки. Природа, свежий воздух и легкий ветерок давали почувствовать себя чуточку свободнее, чем обычные десятиклассники: как будто уже каникулы, завтра никому не нужно на учебу, а солнце греет так тепло, будто совсем по-летнему. До самого вечера мы дружно играли в «мафию», «крокодила» и кучу других интересных игр, однако как бы ни хотелось сделать этот день бесконечным, против времени мы были бессильны: постепенно все расходились домой, и с наступлением темноты мы с Талиной проводили последнего гостя.
Таля заявила, что сразу отпросилась у мамы на ночевку, поэтому останется со мной. Она помогла мне привести задний двор в первоначальный вид, помыть посуду и убрать несъеденную еду в холодильник. Бабушка вернулась пару часов назад, но нам не хотелось ее тревожить: несмотря на возраст, она по-прежнему оставалась отличным логопедом и ходила на работу даже в свои шестьдесят четыре.
— Джи, посмотри, меня сегодня в школе Макс фоткал. Как думаешь, что лучше поставить на аватарку? — сестра протянула мне телефон.
С фотографии на меня смотрела улыбающаяся Талина. Она сидела на парте в кабинете, похоже, английского, и вовсю уплетала булочку с маком.
— Ты серьезно, Таль? Аватарка с булочкой? У тебя тут такое хитрое лицо, как будто ты не ешь, а занимаешься со-овсем другим, — с тем же выражением лица Таля обреченно вздохнула, а я открыла следующее фото.
Здесь она поправляла волосы так, как будто и не знала, что Макс ее фотографирует. Для меня это выглядело клоунадой, но снимок был действительно красивым, вот только главной моделью на нем для меня была вовсе не сестра. Приблизив фото, я смогла рассмотреть Костика, который что-то писал в журнале. Его светлые волосы были завязаны в низкий хвост, и только одна прядь выбилась и спадала на глаза. Он действительно был в очках: квадратная черная пластиковая оправа очень ему шла, и я невольно засмотрелась.
— Что ты там уже нашла? — Таля подсела ко мне так неожиданно, что я даже не успела уменьшить фотографию обратно. Почему это всегда происходит именно со мной? Рассказывать об учителе мне вообще не хотелось, но ведь Пентагон взломать проще, чем что-нибудь скрыть от моей сестры.
— Да! Да! Я знала, зна-ла!
От воплей подруги я подпрыгнула. Бродяга с громким лаем убежал, а на шум тут же примчалась бабушка. Таля даже не скрывала идиотскую улыбку до ушей и сидела сейчас с настолько довольным видом, что мне почему-то хотелось выть.
— Джина, солнышко, ты чего?
— Ба, ну чего чуть что, так сразу я?! Вообще-то, это всё Таля! — после этих моих слов сестра хихикнула, а у бабушки глаза полезли даже не на лоб, а сразу на затылок.
— Математику решаем, бабуль, — чуть слышно добавила подруга, и мы обе виновато улыбнулись.
— Девчонки… — пробормотала бабушка, и, пожелав нам спокойной ночи, ушла к себе в комнату. Мы с Талиной, выдержав секундную паузу, дружно расхохотались. От кого-то мы уже слышали подобный упрек, и этот кто-то по-прежнему красовался на экране Талиного телефона.
Пришлось рассказывать всё, начиная автобусом и заканчивая той милой поездкой из школы и в травмпункт. Таля слушала, затаив дыхание: она, как и я сама, не до конца верила в настолько абсурдную и нелогичную ситуацию, но произошедшее действительно было правдой. Сестра уже несколько раз потребовала от меня племянников, за что я чуть не треснула ее по голове: сама ведь еще не разобралась, да и что-либо, кроме обычных отношений классного и ученицы, не представлялось возможным. Ладно, мне в его жизни еще может быть отведена роль мелкой сестры лучшего друга, но и об этом думать не хотелось. Карты, которые сестра всё-таки не забыла взять с собой, обещали мне неожиданные новости и не менее неожиданную приятную встречу.
Утром субботы пришлось проснуться очень рано, чтобы выгулять щенка. Таля заявила, что останется на все выходные, и решила сама приготовить завтрак, вызвав неподдельную радость бабушки. До моего переезда сестра не так часто навещала бабулю, разве что по праздникам или вместе с Ником, но тот уже больше года назад уехал доучиваться за границу, а сейчас проходил там стажировку. После завтрака подруга куда-то вышла, и вернулась только минут через пять с обеспокоенным лицом.
— Бабуль? Только что позвонила мама, ей нужно до вечера отъехать по делам, и она просит присмотреть за Стасиком. Он приболел, поэтому она не хочет вести его к соседям, чтобы не заразил случайно их Илью, и теперь мне придется целый выходной с ним возиться. Я, конечно, только рада, но как назло именно сегодня меня Макс позвал в кино. Бабуль, он очень-очень классный, такого раз в жизни встретишь, никак нельзя не пойти! Присмотришь за Стасом? — протараторила она на одном дыхании, умоляюще заглядывая бабушке в глаза.
После аварии в моей памяти не сохранились образы близких, но остались хотя бы некоторые имена. Имя же Стаса вообще не проскакивало в памяти до того, как Таля рассказала, что это ее родной брат, а мой — двоюродный. То, что я даже имени не помнила, мы объяснили тем, что я его ни разу не видела: я приезжала в Россию еще до рождения мальчика, а летом он не приезжал ко мне вместе с Талей, потому был слишком маленьким. Чтобы как-то исправить ситуацию, сестра показала мне несколько фоток, а на следующий день притащила мелкого к нам на пару часов, а он был только рад съездить в гости к бабушке и познакомиться с двоюродной сестрой, о которой уже был наслышан, хотя ему не было и трех.
— Таль, а отчим что? — тихо спросила я, чтобы бабушка не слышала. Отец Тали бросил их с мамой, когда она только родилась, и через несколько лет тетя Лена второй раз вышла замуж.
— Опять поругались, — отмахнулась подруга. — Им хоть бы что, потом опять сойдутся, а мелкий страдает. Я бы попросила маму отправить его к бабушке хоть на пару недель, но у нас уже садик, а возить его через полгорода будет неудобно, да и бабушка опять расстроится, что ее дочери так не везет с мужиками.
Тетя Лена не успевала привезти Стаса к нам, и нужно было ехать домой к Тале. Я порывалась сама стать няней на этот день, тем более, мы с мальчиком неплохо поладили, но Талина и бабушка меня остановили:
— Ну что ты! Сиди дома, у тебя ведь нога еще не зажила! — заохала бабушка. К слову, эту неделю она даже не запрягала меня для работы в огороде и вообще полностью освободила от домашних дел.
— Сиди-сиди, тебе полезно, — ехидно добавила Таля. И что она на этот раз придумала?
Моей ноге уже ничто не угрожало, и я наоборот хотела развеяться, а день со Стасом был бы неплохим вариантом. Но светловолосая предательница, махнув рукой на прощание, упорхнула в кино, а бабушка поехала развлекать младшего внука. Бродяга мирно спал на своей лежанке, которую я купила ему, сэкономив немного на школьных обедах — всё равно старалась беречь фигуру. А вот соседи, в отличие от щенка, бодрствовали, значит, гитару придется отложить: у них даже кошка начинает икать, когда я играю.
От скуки я даже почитала пару параграфов по истории и сделала несколько примеров из задания по математике, но было ожидаемо неинтересно. Я могла бы попробовать погадать на Талиных картах, но переплюнуть сестру в этом деле было, наверное, невозможно, да и я не особо доверяла всякой мистической лабуде: как я и говорила, мной эта тема всегда воспринималась как шутка, очередная забавная игра. Таля верила, но я так и не смогла понять: всерьез она это или только для антуража.
Сейчас я как никогда чувствовала себя бесполезным существом. Попытки вспомнить что-то из прошлого снова не увенчались успехом. Иногда непонятные отрывки вспышками врывались в голову, но они были мутными, нечеткими, скорее надуманными, ведь обычно это были истории, которые уже рассказывала мне Таля, и я не знала, можно ли это считать полноценными воспоминаниями. Они отличались от того, что я помнила всё это время после того, как очнулась.
Воспоминания хотя бы из школы были живыми, яркими, я могла при желании проживать один и тот же момент по два, а то и по десять раз, а из жизни до катастрофы проскакивали неясные картинки, которые тут же от меня ускользали. Я уже почти забыла, как это — помнить, что происходило раньше; весьма иронично стараться жить полноценной жизнью и даже не знать, что ты за человек. Злополучная авария разделила мою жизнь на
до и
после.
Я сидела и мысленно рисовала узоры на стенах, пытаясь разобраться, что мне делать и каким образом жить дальше, практически не имея прошлого, как неожиданно в дверь позвонили. Успокоив мгновенно проснувшегося щенка, я поплелась к двери, теряясь в догадках: я никого не ждала. Бабушка еще не должна была приехать, да и Таля вряд ли бы стала так быстро заканчивать свидание со своим обожаемым Максом, с которым теперь без остановки перебрасывалась записками на уроках. Не думаю, что и одноклассники пришли бы сегодня, ведь мы уже отлично провели время прошлым вечером. Кто бы то ни был, открывать не хотелось: в последнее время, несмотря на скуку, мне всё больше нравилось находиться одной.
Раздался повторный звонок, и открыть всё же пришлось. Я обомлела: передо мной стоял тот самый мой идеальный идеал, который я всячески отталкивала, который просто не может никогда стать моим, который я искала, наверное, очень долго и нашла слишком рано. Эх, была бы я на хоть пару лет постарше… И почему только я родилась так поздно, так невовремя, что встретив, кажется, мужчину моей мечты, даже надеяться не могу на какую-либо взаимность?
— Ну привет, Снегирева, — улыбнувшись уголком рта, произнес Костя.
Первое, что я сделала, — прокляла себя за свой внешний вид. Ладно еще волосы не растрепаны, с ними почти всегда порядок, если я не сплю, но одежда на мне была явно не для подобных встреч: короткие потрепанные джинсовые шорты, которые висели на бедрах так, будто вот-вот упадут; черная майка на бретелях с пятном от травы, которое появилось после того, как очередной раз Бродяга на прогулке утащил меня в кусты; бордовая клетчатая рубашка на много размеров больше, которую я откопала на чердаке — бабушка сказала, что когда-то она принадлежала папе. На ногах красовались резиновые массажные тапки, и я была похожа скорее на дачное пугало, чем на девушку.
Пребывая в абсолютной растерянности, я не сразу поняла, что до сих пор не поздоровалась с Костиком и, тем более, держу гостя в дверях. Мысленно взывая ко всем высшим силам за свое слабоумие и в надежде незаметно провалиться куда-нибудь поглубже, я, стараясь не заикнуться, тихо сказала:
— Добрый день, — я так и не смогла определиться между «здравствуйте» и «привет».
Затем, конечно же, поспешно пригласила его в дом. Когда учитель протянул мне букет красивых белых ромашек, сердце пропустило удар и чуть совсем не остановилось, прямо как в песне, — и откуда только узнал, что это мои любимые цветы? Вряд ли Ник рассказывал обо мне в таких интимных подробностях. Скомканно поблагодарив Костика, я поставила цветы в не без труда найденную вазу и помчалась разогревать пиццу, одновременно с этим суетливо накрывая на стол. Пицца была, между прочим, собственного приготовления, и неважно, что делала ее в этот раз Таля, ведь это был, можно сказать, семейный рецепт. Парень молча наблюдал за мной, в то время как я сбивчиво лепетала что-то вроде «минутку, подожди, я сейчас», так глупо выдавая свое волнение.
С улыбкой облегчения я поставила на стол пиццу и, отчаянно краснея, помчалась на кухню готовить торт. Я не отдавала себе отчет в том, зачем мне приспичило делать именно торт и именно сейчас, но что-то подсказывало, что так надо. А я ведь даже не подумала, что гостю, скорее всего, будет скучно ждать, ведь к кухне я его и близко не подпустила, чтобы он не заметил моей глупой улыбки и отчего-то трясущихся рук: неужели переборщила с успокоительными? Нет, тогда бы меня не брал сейчас такой мандраж. Точно нет.
У мамы была целая тетрадь с рецептами различных тортиков, которую я забрала с собой: кажется, это была единственная принадлежавшая маме вещь, которую я сложила в рюкзак. Тщательно перебрав все варианты, я остановилась на беспроигрышном — мамином любимом шоколадном шедевре с вишней. Она готовила его намного чаще, чем остальные торты, и если честно, то я и сама была от него без ума.
Через час, испортив от волнения половину продуктов и чуть не устроив в доме пожар, я всё-таки приготовила этот злосчастный торт. Получилось очень даже ничего, хотя самостоятельно я делала его впервые и чуть не разломала все коржи. Дрожащими руками я украсила свое детище добытыми из холодильника замороженными вишенками — специально по такому случаю открыла новый пакет — и, аккуратно переместив торт на блюдо, вынесла в столовую. Огромным достижением было уже то, что я его не уронила.
Костик как-то странно улыбнулся, а в следующий момент достал откуда-то из-под стола торт, который, видимо, всё это время держал в руках, да я не заметила: бисквитный с персиковой начинкой, практически копия моего. Торт, принесенный другом брата, показался знакомым: мама признавалась, что когда-то очень давно взяла этот рецепт у своей хорошей подруги, только персики заменила на вишню, а в тесто добавила какао и тертый шоколад.
***
— Детка, иди сюда, — мама достала из духовки вкуснейший шоколадный бисквит. Десятилетняя я со всех ног побежала на кухню, зная, что сейчас будет самое интересное.
Мама рассказывала, как готовится шоколадный крем и вишневая прослойка, попутно давая мне попробовать, что у нас получается. Я внимательно слушала и старалась не упустить ни одной детали.
— А ты сама придумала этот торт?
— Нет, родная, — мама вздохнула. — Этим рецептом со мной поделилась одна моя близкая подруга еще тогда, когда я встретила твоего папу. Правда, начинкой была не вишня, да и вместо какао в бисквит она добавляла фруктовый сироп, но я немного усовершенствовала рецепт, и этим тортом, можно сказать, покорила нашего папу.
Дальше наступила моя любимая часть приготовления тортиков — украшение. В ход пошли ягоды, маршмеллоу и невероятно красивые шоколадные посыпки. Мама всегда давала мне украшать всё, что бы она ни пекла, а моей радости не было предела.
— Мам? А где сейчас твоя подруга? — поинтересовалась я, увлеченно выедая из ковшика остатки глазури.
— Ее больше нет, солнышко. Лучше возьми вот этот кусочек и занеси папе в кабинет, — с этими словами мама протянула мне тарелку. Что-то мне подсказывало, что не стоит больше затрагивать эту тему, поэтому остальные возникшие вопросы я оставила при себе, собираясь задать их, когда вырасту.
***
— Всё в порядке? — голос классного вернул меня в реальность. Постепенно до меня доходило: только что ко мне пришло первое нормальное воспоминание. Сегодня я пыталась представить один из Талиных рассказов, но потерпела поражение: воображение прекрасно справлялось с конструированием ситуации, вот только я чувствовала, что всё было совсем не так: и места были не теми, и люди выглядели совсем иначе, — но как было на самом деле, я вспомнить не смогла. Сейчас же воспоминание было настоящим: я как будто снова оказалась в Лондоне, в нашем уютном доме, с мамой на кухне.
Костик ждал ответа. Я еще не до конца пришла в себя, но, увы, не могла поделиться своей радостью с ним: а вдруг не так поймет? К тому же, мы были не настолько близки, и я лишь растерянно кивнула, попутно опуская блюдо с тортом на стол. Мне срочно требовалось выпить, но я не могла предложить к торту коньяк, а пить его одной, да еще и при своем учителе, было бы верхом безрассудства.
Приложив палец к губам, я улыбнулась и направилась к мини-бару. Костина улыбка поплыла куда-то в сторону, когда он, видимо, стал догадываться, в чем дело: уж он-то знал, где и что находится в этом доме. Быстро определившись с выбором, я извлекла на свет бутылку розового шампанского, купленного бабушкой в супермаркете пару недель назад. Ну да, такая вот я негодяйка, немного краду алкоголь, который бабуля всегда держит для праздников или внезапных гостей. А учитель, кажется, даже не против, что его несовершеннолетняя ученица вот так запросто средь бела дня собирается распивать с ним спиртное? Хотя попробовал бы он быть против после того, как сам же приставал ко мне в автобусе.
Я так волновалась, что совсем забыла про то, из чего мы будем пить. Пришлось снова обходить стол, чтобы пробраться к буфету и достать для гостя самые красивые бокалы. Конечно же, я сразу их уронила, и кусочки стекла причудливым узором разлетелись по полу. Я ненавидела себя за неуклюжесть и готова была расплакаться, собирая осколки, но Костик вовремя заметил мое состояние. Он молча поднялся с дивана, собрал оставшееся стекло, и, выбросив его в ведро, присел рядом и дотронулся до моей руки, успокаивая. Правда, он и не догадывался, что именно после такого действия мое сердце начало колотиться как бешеное и успокаиваться уж точно не собиралось.
Улыбнувшись точно так же, как улыбалась мама, рассказывая мне истории своей молодости, классный произнес:
— Не переживай так, разбитые бокалы — всегда к счастью.
— Но ведь и мы не на свадьбе, — грустно добавила я.
— Наверное, оно и к лучшему, — задумчиво произнес Костик.
«Жаль», — подумала я, а вслух сказала совсем невпопад:
— На свадьбах всегда шумно. Не люблю лишний шум, он отвлекает от важных мыслей.
— И от каких же мыслей ты так не хочешь отвлекаться, Снегирева?
«О тебе».
— О том, как мечтаю стать учителем,
Константин Леонидович.
— Да уж, прости за ту импровизацию, но не хотелось зря расстраивать твою бабушку. Раз уж мне удалось замять тот случай и директор не вызвал Анну Максимовну вместе с тобой на ковер, то не вижу смысла мне жаловаться ей на тебя. Согласна? — я кивнула. — Жаль, что не зашел раньше, всё-таки у меня работа, а вечером, — он указал на ромашки, — твоя бабушка могла бы меня неправильно понять. Сильно будет ругать за разбитые бокалы?
— Не думаю, что она заметит их отсутствие раньше, чем я успею с карманных денег купить новые. Вряд ли бабушка пересчитывает посуду каждый день, — тут я вспомнила вечер, когда Костик принес меня с перебинтованной ногой домой на руках: — И кстати, бабушка
уже тебя неправильно поняла, — я хихикнула.
— Я рад, что хотя бы вне школы ты перестала говорить мне «вы», мы ведь вроде как не чужие люди, — может быть, и так, но для меня после аварии все стали чужими. — Это обязательно только при свидетелях, — Костик игриво подмигнул. — И, кстати, ты всегда можешь обращаться ко мне за помощью, — сердце пропустило удар, — ты ведь сестра Ника, — желание уничтожить брата к чертовой матери растет в геометрической прогрессии.
Интересно, откуда Костя узнал, что бабушки не будет дома в выходной? Она уехала довольно давно, и учитель не мог видеть, как она выходила из дома. Да и что такого в небольшом букете ромашек? Вполне обычное дело, раз человек болеет, приносить ему цветы. Растяжение сложно было назвать болезнью, но всё же на полностью здорового человека я была не очень похожа: опухоль прошла не до конца, хоть нога уже давно и не болела. А о том, что я больная на голову, можно было даже не упоминать вслух: в последнее время я стала подозревать всех и во всём.
С одной стороны, я практически ничего не помнила из прошлой жизни и стремилась к шумной компании одноклассников — да хоть кого-нибудь — и беззаботной жизни самого обычного подростка, чьи проблемы ограничиваются учебой и билетами в кино на последний сеанс, куда никак не хотят отпускать родители. Вот только с другой стороны, да и в принципе со всех остальных, родителей у меня не было, а спокойно подумать можно было только в одиночестве, но стоило мне только остаться наедине с собой, и боль вперемешку со страхом буквально раздирала меня изнутри, услужливо заполняя душевную пустоту. Неужели я действительно схожу с ума?
На удивление, у нас нашлось еще больше общих тем, чем можно было подумать, и мы мило болтали о всякой всячине, пока спустя полчаса Костик не стал лихорадочно чесать запястья и кисти рук. Звучит достаточно странно, но вот мне стало вовсе не смешно, когда я увидела, как быстро при этом покраснела его кожа. Я обеспокоенно спросила:
— Что-то не так?
— Вишня, — обреченно ответил классный.
— Как вишня? — тут я совсем растерялась и снова расстроилась. — Ты же говорил, что вкусно…
Костик облизнулся.
— Конечно, вкусно, Снегирева, — было бы еще лучше, если бы он тоже начал звать меня по имени. — Это ведь моя любимая ягода, вот и не удержался, а я не ел ее уже почти три года, — заметив мое недоумение, он пояснил: — У меня аллергия.
Вот дерьмо… Блин. Это первый и теперь уж точно последний раз, когда ко мне домой пришел мой классный и по совместительству мужчина, от которого я без ума, а я, дура набитая, накормила беднягу тортиком, на который у него аллергия. Если нужно где-то накосячить, обращайтесь сразу к блистательной Джине Грейсон-Снегиревой-идиотке, которая даже такую малость не может сделать как следует. Мне выпал, можно сказать, единственный шанс, но даже его я прое… упустила, в общем. Теперь Костик окончательно меня возненавидит несмотря ни на что, а в четверти мне не видать даже тройки. Черт. Фак.
В столовой дома номер пятьдесят четыре любой, кто зашел бы сюда, мог бы наблюдать до абсурда комичную и нелепую ситуацию: Костя сквозь зубы матерится и неистово, я бы даже сказала отчаянно, чешет руки, я мечтаю просто испариться, а упитанный черный щенок прибежал, почуяв неладное, но вместо лая наградил гостя тем, что стал приветливо пускать слюни на его штаны. Всё действие происходит под громкий рев моего мобильного, на который позвонили уже раз пять, не меньше.
Еще пару раз я сбросила звонок Тали, но в конце концов сдалась и ответила. Та сразу стала молоть какую-то чепуху про кино и про то, что сегодня ко мне собирался зайти Костик. Вовремя, однако, она меня предупредила: еще бы до завтра подождала, чтобы сказать. Я, не слушая дальше, что она говорит, нервно бросила в трубку, что перезвоню. Действие разворачивалось дальше: Бродяга ни с того ни с сего воспылал к гостю еще большей любовью и бросился облизывать Костино лицо. Парню, вероятно, было неловко и неудобно сбрасывать дружелюбного щенка с себя, поэтому я поспешила на помощь, однако оказалось, что с нового объекта обожания Бродягу не так-то легко снять.
— Бродяга! — взревела я, и только тогда щенок оставил классного в покое и послушно засеменил в мою комнату.
— Неужели в честь Сириуса Блэка? — удивленно-радостно спросил такой же фанат поттерианы, как и я сама. Я кивнула в ответ и, вновь оставив гостя одного, помчалась к соседям за таблетками от аллергии: насколько я помню, дочка Клавдии Семеновны жаловалась бабушке на эту напасть.
Вернувшись домой, я обнаружила Костю на том же месте: друг моего брата пытался оттереть свои штаны от собачьей слюны, но похоже, безрезультатно. Я была готова смотреть на это целую вечность и даже больше, ведь такая картина меня порядком рассмешила, но я по-прежнему боялась, что классный меня потом за это убьет. Я вышла из очередного ступора и бросилась к парню уже со стаканом воды, который не разбила только чудом, и пачкой «цетрина». Разумеется, я предложила по-быстрому закинуть в стирку его штаны и, разумеется, я знала, что он не согласится. Костя засобирался домой, и я бы охотно возненавидела себя и за это тоже, но часы и вправду показывали уже без пяти семь.
Бросив попытки отмыть штаны влажной салфеткой, классный заверил меня, что ничего страшного в этом нет и что он всё равно на машине, и что поедет сразу домой.
— Спасибо, Джина. Это был действительно приятный день и на самом деле очень вкусный тортик, даже я не смог устоять, — пошутил он.
Это был первый раз за всё время, когда он назвал меня по имени. Я уткнулась взглядом в пол и тихо пробормотала:
— Константин Леонидович, извините. Пожалуйста. Неловко получилось на самом деле.
— Ничего страшного, хватит уже извиняться, — учитель улыбнулся. — Торт ведь действительно очень вкусный. Вообще после всех наших приключений даже неловко, что ты обращаешься ко мне так официально. Мы ведь уже договорились: можешь называть меня по имени и на «ты», но только не при других учениках.
— Но… Но ведь это всё равно не очень правильно?
— А пить шампанское с классным руководителем, значит, правильно? — Костик лукаво улыбнулся. — Да ладно тебе, никто же не виноват, что получилось именно так. Ведь мы могли познакомиться при других обстоятельствах, и тогда бы ты точно не стала называть меня «Константин Леонидович», — он очень похоже передразнил меня. Я улыбнулась, не зная, как реагировать на подобное заявление. — Хотя постой, ведь мы и так познакомились при других обстоятельствах, — добавил он, заставив меня покраснеть до кончиков ушей. — Можно считать, что тогда и представились друг другу.
— Ты только не подумай, я не…
— Да ладно тебе объясняться, Джина, — Костя по-доброму потрепал меня по волосам, — придумывать оправдания скорее надо было бы мне, и это я должен был сейчас извиняться, но я этого делать не буду, потому что не в моих правилах о чем-либо жалеть. Не скучай, — и ушел, а я подбежала к щели в заборе и незаметно провожала взглядом его машину, пока та не скрылась за поворотом.
И кто бы мог подумать, что дело в тортике?
