Say you need me

- Хватит ебать мне мозги! Скажи чего ты от меня хочешь, Сехун! – в истерике и дрожью в руках проорал Чанёль, крепко хватаясь ладонями за бледное лицо напротив, стискивая щеки, и слегка потряхивая при каждом произнесенном слове. – Скажи, - уже шёпотом, одновременно с упавшей на его ладонь слезой. - Уйди, пожалуйста, - стряхнув дрожащие ладони со своего лица, отозвался О. – Ты умеешь это делать лучше всего, - он развернулся к Паку спиной, небрежно проведя тыльной стороной ладони по щеке, влажной от слез. Квартира Сехуна в этот момент напоминала электростанцию, где напряжения хоть отбавляй, и даже можно было слышать жужжание электричества, наполнявшее это помещение. Холодно, впрочем, как обычно. И пусто, хотя жильё было заполнено вещами хозяина, мебелью, и всяким ненужным барахлом, да и вроде как два человека сейчас находились внутри. Но почему-то ощущалась такая глубокая пустота, отчего проходит дрожь по телу, и очень сильно болит где-то в области сердца. - Я уйду, но ты ведь так и не прекратишь звать, - Чанёль все ближе подходит к худой спине. – Почему ты всегда зовешь, но когда я прихожу ты ничего не говоришь, а лишь снова и снова просишь уйти?! – его голос дрожит, и он уже не может сдерживаться, аккуратно обхватывая горячими ладонями талию Сехуна, отчего тот вздрогнул, словно только что обжегся. Пак всё крепче прижимается к спине, чувствуя чужое сердцебиение на своей грудной клетке. Сехун разворачивается, а на его лице ни капли эмоций, лишь слегка нахмуренный лоб и красные глаза. - Потому что каждый раз, когда ты приходишь, я чувствую запах чужого одеколона. Он будто впитался в твою одежду. И меня тошнит. Ты просто не представляешь, как мне плохо, когда ты в очередной раз уходишь к нему, а я остаюсь здесь, отстирывая свои вещи, а потом и себя от этого противного запаха, - протараторил О, облокачиваясь спиной к стене прихожей. - Сэ… скажи, что я тебе нужен. Скажи, что хочешь, что бы я остался, и я останусь на столько, насколько ты сам этого захочешь. Скажи что угодно! Я прошу тебя, малыш, - Чанёля снова притягивает магнитом, и он вмиг оказывается перед О, который потупил взгляд в пол, не желая встречаться взглядом. Тяжелая рука снова проскальзывает по хрупкой талии, вверх к грудной клетке, на мгновение остановившись, словно проверяя – бьется или все-таки нет; а потом выше, по шее, обхватывая точенные скулы, и потирая большим пальцем впалую щеку О. Сехун стоял, не отвечая на прикасания, но и не отвергая их, поэтому свободная рука Чанёля притянула худощавое тело ближе к себе, и подальше от холодной стены. В один момент горячие ладони снова заключили бледное лицо в своих объятиях, но уже нежнее, длинными пальцами проскальзывая по темным волосам. Искусанные губы в миг приблизились к уже заплаканному лицу О, то и дело оставляя горячие поцелуи то на щеках, лбу, переносице, красных губах и мокрых от невесомых слез глазах. - Хватит…остановись, - тихо произносит Сехун, неохотно пытаясь освободиться от крепкой схватки Чанёля. - Просто скажи это, малыш. Что я тебе нужен, - проигнорировав слабые попытки О остановить его, он вновь и вновь оставлял смазанные поцелуи на губах и шее, опускаясь ниже, приподняв края чужой футболки, тем самым открыв доступ к впалому животу. – Я ведь люблю тебя, понимаешь? Я так запутался…- сказав это, он снова принялся целовать такие желанные губы напротив, но уже более страстно и глубже. Сехуну в этот момент казалось, что у него земля уходит из-под ног, что все на свете исчезло, и только они существуют сейчас. Он снова слышит эти слова. Люблю и запутался. И сам не понимая почему, он продолжал отвечать на поцелуй, все шире открывая рот, впуская чужой язык, и сталкиваясь зубами. - Прекрати, это не правильно. Мы…,- его голос прервался глубоким вздохом, когда он почувствовал, как чужая ладонь проскользнула под тонкую ткань своих домашних штанов, -… совершаем ошибку, - и протяжный стон, последовавший после этих слов означал, что останавливаться ни тот, ни другой этим вечером не собирается. Чанёль нежно подталкивает Сехуна к кровати, а потом укладывает его на спину, пока сам нависает сверху. Пак еще секунд десять просто смотрит в почерневшие от расширенного зрачка глаза, в которых заметно читались желание, страсть, и еще что-то… надежда? Руки Сехуна стягивают с плеч Пака рубашку, пуговицы которых уже давно валялись повсюду, потому что никому не было дела до аккуратного расстегивания каждой, и теперь они валяются на простынях и полу, а некоторые закатились под кровать, где там и останутся ненайденными. А следом за ними на пол полетели и вещи, спутанные, никому ненужные. Чанёль запрокидывает чужие ноги на свои плечи, горячо дыша в шею О, пока тот чуть ли не до крови вцепляется в его спину короткими ногтями, чувствуя такую давно желанную наполненность внутри себя. Пак задаёт темп, и толчки становятся все отрывистей, резче, быстрее, тем временем, как стоны становятся все громче и надрывистей. Пак выпрямляется в спине, обхватывая заднюю часть коленок О ладонями, шире их раздвигая, и вдалбливаясь еще сильнее, при этом не отводя взгляда от раскрасневшегося лица Сехуна, который все так же громко дышал, и так же надрывисто стонал, когда Пак нашел правильный угол, все так же не прекращая двигаться внутри него. - Ты прекрасен, малыш, - произнес Чанёль, снова нагнувшись, и оставив очередной смазанный поцелуй на приоткрытых, и высохших от частого дыхания через рот, губах. Стоны Чанёля больше напоминали рычание, отчего у Сехуна проходили мурашки по коже, и, кажется, он получал от этого звука двойной, если даже не тройной оргазм. И он просто каждый раз сходил с ума. Он просто любил его до невозможности, до боли в сердце, и до скрежета в зубах. И сейчас, когда Пак вот так безжалостно вцеплялся зубами в его кожу, так жестко его трахал, так сильно сжимал его ягодицы, он просто ментально умирал и возрождался вновь, просто, потому что это было, мать твою, слишком. Сехун кончает первым, его губы раскрыты в немом крике, а по телу пробегает дрожь, и он думает, что сейчас отключится. Но голос и тело Чанёля возвращают его в чувства, когда внутри руасплывается теплое чувство, и Чанёль чуть ли не будит весь дом своим завершающим стоном. Утром, когда они оба просыпаются в одной постели, Чанёль берет ладони О в свои, и приблизив их к своим губам, говорит: - Ты так и не ответил. Скажи, - шепчет он, вглядываясь в глаза напротив. - Можешь уходить, спасибо, - шепчет Сехун в ответ, а голос дрожит. - Блять, Сехун… - Пак резко садится, накрывая свое лицо ладонями. - Ты запутался, Чанёль. Эта постель – не та, в которой тебе надо было проснуться сегодня. И я – не тот, кого ты любишь, - уставшим голосом произнес Сехун, устраиваясь на спину. - Да когда ты уже, блять, поймешь, что мне плевать на него, а?! Плевать, понимаешь? – он резко поднимается с кровати, собирая свои вещи, а затем в бешенстве натягивая все на себя. – Разве так трудно понять, что ты мне нужен?! Только ты, понимаешь меня? – словно в надежде на взаимность повторял Чанёль, но в ответ он в очередной раз получал холодный взгляд напротив. - Ты знаешь, где выход, - отворачиваясь, произносит О. Чанёль, выждав минуту, склонился над лежащим под покрывалом Сехуном, невесомо оставил поцелуй на затылке, снова и снова шепча: - Я только тебя люблю, только тебя, малыш. Входная дверь хлопается, заглушая глухие рыдания хозяина квартиры. - Ты нужен мне.