***
О, пышные празднества в поместье Эмерал-Хиллс! Реки лучшего вина, прекрасная музыка… А эти великолепные пышные юбки, убранные кружевом! А мельком увиденная миниатюрная ножка юной леди, летящей в первой своей гальярде… Сколько нежных признаний слышали диковинные беседки в садах Эмерал-Хиллс, сколько сокровенных тайн хранят эти величественные стены! Особенно чудесны были приемы в весенний сезон, когда вишневые деревья были в цвету… В густой тени которых назначались весьма опрометчивые свидания… Прелестная дочь маркиза Мартин с сияющей улыбкой обещала отдать следующий менуэт графу Хейлу, в честь дочери которого был дан прием. - Еще один танец с Вашим дядюшкой, Виконт, и прекрасная леди будет окончательно скомпрометирована. — этот веселый голос мурашками пробежался по коже мужчины, ему вдруг стало нестерпимо жарко в зале… - Мне думается, этот вдовец будет просто обязан жениться на скомпрометированной им же леди. — холодные серые глаза встретились с искрящимися медовыми, а непроницаемая маска — с белозубой, почти хищнической улыбкой. - О, не скажите, друг мой. Этот старый сердцеед не считается ни с одной из норм этикета. Хотя и не дорожит чем-либо так, как своей честью. — алое вино, отпитое только что молодым лордом, заблестело на пухлых губах… Нежная кожа, покрытая россыпью родинок, горячечно блестела в пламени тысячи тысяч свечей в фарфоровых канделябрах. –А почему Вы не желаете пригласить какую-нибудь дочурку маркиза или герцога? Уверен, каждая из них мечтает о подобной приватности судьбы… - Боюсь скомпрометировать любую из них. — взгляд Дерека был прикован к капле рубиново-красного вина на нижней губе собеседника. - А пригласите меня, — язык подобрал вино каким-то столь естественным и в то же время непотребным жестом, что Хейлу захотелось взвыть от бессилия. –Мне это уж точно не грозит. По крайней мере, я не потребую Вас на мне жениться, клянусь! А виконт в свою очередь готов был поклясться, что этот нахальный и лучащийся энергией молодой человек подвергал себя нешуточной опасности в данный момент… Может, быть скомпрометированным Мечиславу и не грозило, но то, о чем думал в этот момент благородный рыцарь было чревато куда более серьезными последствиями… - Шутка, друг мой! — опаляя в дружеском поцелуе щеку горячим дыханием, лорд Стилински беззаботно удалился, раскланиваясь перед дамами и приглашая на бурре леди Арджент… - Мой дорогой племянник, всем, кто только способен видеть дальше собственного носа, уже осточертела страсть наследника Стилински и Ваша, сударь, холодность. — подошедший после танца граф Питер Хейл с лукавой улыбкой шепнул: -Попробуйте как-нибудь прогуляться в саду… Там цветут прекрасные вишневые деревья, в тени которых нельзя различить никого… Никто, впрочем, и не старается различать.***
Тонкая острая улыбка народившегося месяца, укачиваемого в мягком поволоке иссиня-черных туч, слабо освещала покои виконта. В распахнутые окна лилась сумеречная свежесть вешнего воздуха, но он ничего не чувствовал, кроме удушающего яда вишни… Даже язычок пламени, пляшущий крохотной саламандрой на фитиле и лижущий огрубевшую кожу пальцев, едва касающихся огонька, не мог заставить его вынырнуть из зовущего ряда воспоминаний… В клетке его рук, как птичка, трепещет поздний вечер. И ключ. Крохотный ключ почерневшего серебра, которым Дерек отпирает шкатулку, полную бумаг, среди которых выделяются несколько листов, исписанных округлым летящим почерком, и засушенные цветы вишни… Письма. Вытягивающие его из лимба, из самой преисподнии войны. Строки молитв, оброненные с любимых губ, дарующие силы и хранящие тело от случайного удара меча, а дух от отчаяния. Письма, ответы на которые виконт изорвал в клочья, так и не отправив ни одного. Дерек выпил вина из горла бутыли, сжимая в пальцах хрупкий лист… Любезный мой друг, по сердцу мне было бы услышать, благополучно ли доставил всемогущий Господь твою милость до западной границы? Я, благодарение Богу, добрался до дому в целости. Храни тебя Господь, mon cher, так больно, что не вижу тебя, скорбь мою смягчает только наслаждение писать тебе… Дядюшка твой, слава Господу, здравствует и обручился с мисс Мартин. Она, право слово, счастлива, не знает, что ее ждет, глупая…но что уж поделать — такова воля Божия. А в комнатах с утра до ночи пахнет вишней. И я тону, тону в этом сладком аромате. Ты помнишь, mon âme, тот вечер в саду Эмерал-Хиллс? А я все не могу забыть твоих рук и губ… Нет у меня иного желания, mon amour, как только быть с тобой. Я не помедлил бы и минуты, ежели бы мог помчаться к тебе… Еще раз обнимаю тебя от всего сердца, с болью заканчиваю писать, ибо по крайней мере таким образом пребываю вместе с тем, который мне дороже всех, которого люблю до безумия… Да храни тебя Бог. Люби меня, думай обо мне. А я буду молиться о спасении тебя и души твоей.Твой навеки Мечислав
О, виконт Хейл помнил все до последней мелочи. Еще бы, как он мог забыть…***
Ночью в саду было прохладно. Кожа покрывалась мурашками в то же мгновение, когда имеешь неосторожность выйти из поместья. Когда тихо выскальзываешь из объятий всеобщего веселья и пляски. Две тени спустились с мраморной лестницы и направились в сторону обманчивого рая цветущих вишен. Бал-маскарад был в самом разгаре и то, как двое стоявшие в стороне юноши молча вышли из залы, не заметил никто. Разве что про себя ухмыльнувшийся в кубок с вином хозяин дома что-то заподозрил. Первая маска, за которой лукаво блестели карие глаза, остановился, подавая руку второй маске. -Что же Вы, мой друг, молчите? Не вы ли столь настойчиво пару минут назад звали меня… Он все еще разорялся изящными словами, но его собеседник не слушал и не отвечал. Он балансировал на грани дикого желания прижаться губами к хрупкому запястью протянутой руки. К будто фарфоровой кисти, выглядывающей из-под снежно-белого кружева рубашки… И горячий поцелуй-укус, расцветший на нежной коже алым пятном, заставил первую маску подавиться собственным голосом. Все вокруг пахло вишней. Воздух, одежда, кожа… Вишневый аромат проникал всюду, пронизывал насквозь, пьянил, как лучшее вино, и становился сильнейшим ядом, которым двое делились друг с другом. Передавали поцелуем, жадной борьбой губ. - Моё безумие… мой вишневый яд… — задыхаясь, шептал Дерек, скинув маску с лица Мечислава Стилиски.***
Кляня тоску, Дерек Хейл пытался напиться. Но позабытый вкус изысканного вина не ударял в голову. Сонная ночь залита вином. И виконту не хочется думать о том, что его Мечислав, его amour и его âme — обручился с кузиной. Назло ли, от вдруг проснувшейся любви ли? Узнать правду больше похоже на самоубийство. И написать письмо казалось еще тяжелее, чем смириться и — забыть… Забыть? Возможно ли? Но строка целует лист до странности легко. И от появляющихся на бумаге слов мысли устремляются далеко-далеко на восток, к родному поместью. К тем, хранящим их секрет вишневым деревьям…Я вам пишу письмо, Зачем мне повод лишний? Перо бежит само Извивами строки. А дома по весне, Цветет шальная вишня, Роняя, будто слезы Лепестки… Цветущих вишен обманный рай, Воспоминаньям сказать «прощай», Я не сумел, скомкал слова. Сердца усталый бег… Их возвращения не запретить, Память, как пряха, сучила нить. Лица, слова. Дрогнут едва Окна закрытых век… Поймете ли меня, Решите ль удивиться. Мне право все равно, Я нынче — свой двойник. Вы знаете, мой друг, Я извожу чернила, Чтоб просто в цель попасть, Как свойственно друзьям. Похоже, всех вокруг Изрядно утомила, Что ваша страсть, Что холодность моя. Огонь свечи дрожит, И саламандрой пляшет. И помыслы мои Заключены в слова. Не дай вам бог дожить, Когда победы ваши, Усталостью На плечи лягут вам… Цветущих вишен влекущий яд, Воспоминаний зовущий ряд. Я не сказал, все, что хотел — Краток подлунный срок. Сонная ночь залита вином, То, что не завтра — всегда потом. Все, что сказать я не посмел Увидите между строк…