Ты всегда будешь со мной

Распахнула глаза ты от того, что, где-то рядом, набатом били во что-то металлическое, а следом начался гул, словно летит самолет. Вспомнив, где ты сейчас находишь, стало понятно, это начало молитвы. Трубы и металлические большие диски, по которым ударяли, словно по тарелкам. Шесть утра. Ты тут же спохватилась, сон сдуло в одно мгновение. У тебя есть всего – ничего, чтобы хоть что-то сделать с ногой. Обернувшись, ты сквозь легкие сумерки внимательно принялась рассматривать простреленную ногу. Кровь в некоторых местах запеклась, по краям раны выделялась сукровица. Вид, мягко сказать, не очень. Открепив иглу от манжета военной куртки, ты обработала ее несколькими каплями перекиси, и теперь начала соображать, чем же зашивать ногу. Мысль пришла спонтанно, но очень вовремя. Распустив тугую черную косу, в которую были убраны волосы, ты зацепила ногтями, у самых корней, пару волос, и с силой дернула их. Осторожно, чтобы не уронить и не испачкать чистые волосы, ты теперь быстро убрала волосы в высокий хвост. Выдохнув, ты взяла вырванные волосы. Конечно, это не нить, но хоть что-то. Твои волосы всегда отличались силой и прочностью. Связав их в кончиках с двух сторон, ты продела получившуюся «нить» в игольное ушко. Равно распределив их с двух сторон от ушка, ты связала концы. Теперь осталось самое сложное. Повернувшись снова к ране, ты выдавила половину оставшейся перекиси в нее, теперь пережидая очередной приступ боли и ужаса, осознавая, что тебе предстоит сделать. Руки похолодели, сердце упало в пятки. Глубоко вдохнув и выдохнув, ты убедила себя, что эта конечность принадлежит манекену, из кабинета анатомии… И принялась за операцию, где-то внутри понимая, что, если ты сейчас не возьмёшься сама, этого никто больше не сделает, а другой возможности у тебя не будет. Подцепив кончиком иглы край раны, ты чуть не взвыла от боли. Даже самовнушение уже не помогало. Переждав еще пару мгновений, ты собралась, стерла слезы, что от боли выступили на глазах, и с силой протолкнула всю иглу через образовавшееся отверстие в коже. Следом за иглой осторожно проскользили волосы. А дальше, ты просто на автомате, как можно быстрее, но по-прежнему четко и аккуратно, принялась зашивать рану. Единственное, о чем ты молилась, чтобы «нитка» не порвалась. Это все было похоже на пришивании заплатки или на то, как сшивают ткань. Если не считать боли, раз от раза прошивавшую твой позвоночник. Испарина покрыла лоб и спину, пальцы, под конец, переставали слушаться. Последний стежок и все. Семь утра. Закрыв глаза, ты теперь пыталась отдышаться. Для сравнения, ощущение было такое, что ты пробежала десять километров с рюкзаком за спиной по полосе с препятствиями. Сердце заходилось, зубы до скрежета сжимались, заставляя скулы изводиться болью. Как только состояние, более менее, нормализовалось, ты распахнула глаза. Баночка с перекисью стояла чуть поодаль, чтобы во время экзекуции, ты ее случайно не задела. Потянувшись за ней, ты испытала еще один приступ тянущей боли. Взмокли даже волосы в хвосте. Выдавливая перекись до конца на зашитую плоть, ты чувствовала только прохладу, которая обволакивала тянущую, горячую кожу, ноющую и, казалось, даже скулящую от изуверств. Выудив из кармана бинты, ты привычными движениями закручивала пострадавшую ногу холодной марлей. Наконец-то, боль немного отступала, а на ее место пришло тянущее онемение. Восемь утра. Девять утра. Послышались шаги, заскрежетал замок, и распахнулась дверь, ослепляя ярким светом. - Поднимайся! – Скомандовал голос. *** Оказавшись на месте, журналист, скрипя сердцем, толкнул знакомую дверь, и сделал пару шагов. - Где кадр будет? – спросил оператор, окликнув парня. - Выбирай сам, - ответил безразлично тот, даже не повернув головы. - У тебя десять минут, - ответил тот, понимая, каких усилий стоит этот репортаж Шистаду. - Спасибо, - лишь прошептал Крис, уходя вглубь подъезда. Все было знакомо и чуждо одновременно. Казалось, что все было только вчера. Бомбежка, нападения – он, словно и не покидал этого дома, несколько лет назад. Толкнув родную дверь, Крис сдержался, чтобы не отвести глаз. Все было как тогда. В его последний день здесь. Когда выломали дверь в их квартиру, парень уже был готов, он слышал, как этажами ниже кричали люди, слышал, как выпускались автоматные очереди, а следом затихало все разом. Ему просто повезло, что прыгая с третьего этажа, он сломал лишь ногу. А потом бегом до студии. Туда, где была хоть какая-то возможность скрыться и рассказать всем, что город захватили. И вот сейчас он снова здесь. Снова в этом ужасе. Он хотел развернуться и уйти, как заметил, что на полу, в прихожей, что-то блеснуло. Парень опустился на корточки и всмотрелся в предмет. Гильза от пули… Подняв ее на ладони, Крис увидел, что за гильзой тянется маленький шнурок. Только не это… - Крис, эфир через четыре минуты, - крикнул голос с улицы. Худшее подтвердилось. Парень спустился вниз и встал перед камерой. - Три. Два. Запись, - скомандовал оператор. - Доброе утро, Осло. С вами, военный корреспондент, Кристофер Шистад. Еще один день в осадном городе, мы начинаем с оперативных сводок. Сегодня, несколько часов назад, пятеро девушек были захвачены в плен. Их личности уточняются, но достоверно известно, что одна из похищенных – Т/И Блэк, недавно прибывший в Осло, военный врач. Если вы что-то знаете, о ее местонахождении, просьба связаться с телеканалом или Штабом в Осло. В связи в постоянными нападениями, Временное правительство Норвегии просит всех быть бдительными… Берегите себя и своих близких, не покидайте в одиночку дома. За помощью обращайтесь в госпиталь… До встречи. Эфир был завершен, а Крис разбит. - Откуда ты знаешь, что одна из них - Блэк? – спросил оператор. - Не важно. Я просто это знаю. *** - Шистад, - рев Корнера настиг парня, когда тот вошел в госпиталь. - Что надо? – окрысился парень. - Что это было в эфире? С чего ты взял, что она там? – Орал Джеймс. - Их нашли? - устало спросил Крис, понимая, что обсуждать это, у него нет никаких сил. А тем более нервов. - Нет, - умерил пыл полковник. – Откуда информация, что она там? - Вот, - парень раскрыл ладонь, на которой покоилась гильза. - Что это? - Не видел на ней? Не наблюдателен ты, полковник, - грустно усмехнулся Крис, отворачиваясь и продолжая идти вперед. - Да я сейчас, - Корнер нагнал репортера, разворачивая его за плечо. - Полковник Корнер, скорее, - послышался женский голос из противоположного конца коридора. – Репортаж… Оба мужчины тут же позабыли обо всем, кинувшись к телевизору. На экране, на обрыве, стоят шестеро, перед ними на коленях стоят девушки. - Это она… - почти шепотом говорит Крис, опускаясь на колени перед экраном, когда камера крупным планом показывает ее лицо. Крис знал… Господи, зачем он вообще хотел, чтобы она вспомнила. Если бы не он, она бы сейчас была здесь и не пошла бы домой. Она бы была жива. Шистад, не отрываясь, смотрел на ее… моську, каждый миллиметр которой, он знал, как свою. Эти глаза, губы, руки, ее дыхание и голос. Вся она – его смысл, его душа, его жизнь. Ужас, который охватил нутро парня, сейчас нельзя было передать. Все внутри холодало, сковывалось толстенной кромкой льда, душа замирала, а сердце ныло и рвалось от ужаса. - Смерть всем неверным, - произнес каратель и тишину вокруг, в кадре и в госпитале, разорвал залп выстрелов. Тела девушек упали. А у Шистада упало все внутри. Его больше нет. Как и ее. Джемс этого не знал, но внутри него происходило все тоже, что и в душе того паренька у экрана. Он забыл, как дышать, услышав выстрел. Забыл, где он, что он, кто он, с кем и, вообще, зачем он здесь. Мира вокруг больше нет. Ничего нет. Смысла жить больше нет… - Земля за бойца, - внезапно произносят с экрана, заставляя мужчин поднять глаза. Она, живая. Вот стоит. Смотрит озлобленно в камеру. Крис опускает глаза на гильзу и вспоминает фразу маленького мальчика, который стал жертвой этой войны, Бена : «На удачу». - Он ее охраняет, - внезапно маленькая ручка накрывает гильзу на ладони Шистада. - Милли, с ней все будет хорошо? – с какой-то детской надеждой спрашивает Крис, поднимая глаза на девочку. А она кладет вторую ладошку на его немного колючую щеку, и так пристально смотрит своими голубыми глазами, кажется, что даже не на него, в него. И тихо-тихо, одними маленькими губами спрашивает: - Если ты ее любишь, то да…