Ловушка снов

Почему человек видит сны? И почему ему снится именно то, что снится? Гадать можно до бесконечности, но однозначный ответ вряд ли когда-нибудь будет найден. - Как думаешь, кто кому снится: я тебе или ты мне? Сегодняшний Фай улыбается лукаво, лишь краешком губ, а голубые глаза блестят от тщательно сдерживаемых смешинок. От такого Фая можно ожидать чего угодно, и как ни готовься, все равно застанет врасплох. Но Курогане не пытается уйти или прогнать его. Потому что знает, что не сможет этого сделать. Эти сновидения – целый мир. Мир только для них двоих, где нет никого кроме, зато есть все, что только можно пожелать. Золото ли, вино ли, величественные ли горы в окне собственного замка или теплые прибрежные волны под ногами – что угодно, лишь бы оно не дышало, не разговаривало и не мешало уединению двух властителей одного выдуманного мира. - Я слышал, что если умереть во сне, то умрешь и там, в реальности, - задумчиво тянет Фай, даже не глядя в сторону Курогане. Медленно плывущие по пронзительно-голубому небу облака ему интереснее, по крайней мере, именно в этом он пытается убедить всем своим видом. - А я слышал, что, если умрешь во сне, то проснешься. - Не хочешь проверить? Фай усмехается, в глазах вызов, а в позе чувствуется непоколебимая уверенность в собственных силах. Только вот кому он бросает этот вызов? Не себе ли самому? Курогане не знает и знать не хочет, он уже по горло сыт странностями этого незнакомца, с которым знаком уже так долго. Если, конечно, считать их встречи реальными. - И правда… интересно, ты вообще существуешь? Зря он это сказал. Курогане вздыхает и отводит взгляд. Тишина вокруг изрядно напрягает, хотя уже не так, как в первое время. Здесь есть только шум ветра и они сами. Ни пения птиц, ни жужжания насекомых – никого. И это неестественно. - А что насчет тебя? Фай всегда ходит неслышно, словно большая кошка во время охоты. Если захочет, он предупредит о своем появлении – голосом, смехом, иногда даже песней. А захочет, и Курогане заметит его только в последний момент – шестым чувством. Вот и сейчас, легко переступая по зеленой траве, он неспешно приближается к собеседнику, а у Курогане в голове лишь сравнения с призраками. Тут же вспоминается недавняя фраза о том, кто кому на самом деле снится? Курогане не знает ответа, но именно в такие моменты ему кажется, что правда очевидна. - Я не могу присниться сам себе, - глядя на Фая снизу вверх, отвечает он. В другой ситуации и с другим человеком Курогане не позволил бы себе сидеть на земле, расслабленно привалившись спиной к дереву, когда кто-то, чьих намерений он не мог предугадать, подходит так близко. Но инстинкты молчат, а сам Курогане устал от попыток раскрыть загадку своих снов. Почему он видит Фая? Кто такой этот Фай? И что, мать его, мирозданию от них нужно? - Такой уверенный, всегда и везде… - Фай усаживается на колени Курогане, прижимая собственным весом его ноги к земле, и наклоняется совсем близко к лицу. – Ты ведь совсем ничего не понимаешь, верно? Курогане не шевелится, даже когда чужие губы касаются его шеи. Нельзя сказать, что ему неприятно - только россыпь мурашек бежит по коже от легкой щекотки. Нужно лишь понять, к чему ведет эта игра, и найти выход из ловушки снов. Курогане закрывает глаза, позволяя горячему языку ласкать свое горло и подбородок, и раскрывает губы навстречу неспешному поцелую. Он давно перестал понимать, что между ними происходит, да и как можно понять хоть что-то в данной ситуации? Он даже не помнит, когда впервые увидел странного улыбающегося парня. Да и не придал он особого значения простому, как ему тогда показалось, сну. А потом Фай пришел снова и еще раз спустя пару дней. Он появлялся все чаще и чаще, а вскоре и полностью заменил собой остальные сновидения. Только вот Фаев словно было несколько и, хоть Курогане чувствовал, что перед ним один и тот же человек, не мог понять, какой из них настоящий, а какой - простая маска. Жизнерадостный чудак появился первым. Он много шутил, еще больше смеялся, называл Курогане дурацкими прозвищами и никогда не бывал серьезным. С таким Фаем Курогане не приходилось постоянно держаться настороже. Он понимал, что все это – сплошная ложь и фальшь, но знал, что тот ни за что не нарушит самолично установленные правила игры. А значит, не произойдет и ничего непредвиденного. Полной противоположностью первому был второй Фай: холодный и отстраненный, молчаливый. Встречи с ним проходили в тишине. Фай либо игнорировал вопросы вовсе, либо отвечал односложно и крайне неохотно. Сначала это напрягало Курогане, а потом он привык. Если бы только в этом мире-сне существовали еще хоть какие-то звуки… Сегодняшний Фай приходил нечасто, но все его визиты выматывали Курогане до предела. Потому что он действительно не знал, что с ним делать, как реагировать на его слова и поступки. И не научился даже за те несколько месяцев, что пришлось с ним общаться. - А ты понимаешь? – Курогане не повышает тона, но злость в голосе не заметит только глухой. Фай смотрит на него долгих десять секунд, а потом улыбается, понимающе и почти ласково, так, что даже не верится. Перед ним Фай, не способный на подобные улыбки, а из выбранной роли он еще ни разу не отходил. Тогда почему сейчас? - Устал? – целуя Курогане в лоб, спрашивает Фай. – Ты просто должен проснуться, и все закончится. - На сегодня - да, - огрызается он в ответ, но не отталкивает Фая от себя, даже не задумывается о подобном варианте. – А на следующую ночь снова… - Разве? Привычное лукавство заполняет ярко-голубые глаза, и больше невозможно прочитать в них хоть что-то. Словно смотришь в безграничное небо, а оно, как известно, всегда молчаливо и глухо к любым воззваниям. - О чем ты? – Курогане знает, что все равно не получит ответа, но не может не спросить. - Ты и сам уже знаешь. Фай мягко ведет кончиками пальцев по его щеке, а выглядит при этом так, словно любуется. Или хочет запомнить. Курогане мысленно качает головой, сам не понимая, откуда у него это странное ощущение, словно… Словно «что», ему не дают додумать, резко дернув полы рубашки в стороны. Ладони жадно оглаживают открывшийся торс, чуть царапают кожу ногтями и тут же снова гладят, уже мягко и нежно. Руки скользят по груди, животу, поднимаются на плечи и сдвигают рубашку назад. Курогане прогибается, позволяя полностью избавить себя от нее, раньше, чем осознает собственные действия. А после и вовсе плюет на все и, притянув гибкое и неожиданно податливое тело к себе, страстно целует. И это становится сигналом. С этого момента они больше не говорят ни слова, только шумно дышат в губы друг друга и неуклюже избавляются от одежды. Курогане толкает Фая в грудь, подминает под себя и с удивлением обнаруживает, что находится в полутемной комнате, заставленной парой десятков горящих свечей. А потом вспоминает, что все это ненастоящее - просто сон, который подстраивается под желания хозяина. А хозяину не хочется лежать обнаженным в траве - в кровати ведь намного удобнее заниматься сексом. Его лицо обхватывают теплые ладони и разворачивают, словно бы приказывая: «смотри сюда». Курогане заворожено наблюдает, как розовый язычок медленно обводит чуть припухшие губы, как те открываются, манят, дразнят. И он снова забывает обо всем: человек в его объятиях теплый и живой, он охотно отзывается на каждое движение, смело касается сам. Плевать на мотивы – в конце концов, это просто сон. Фай бесстыдно раздвигает ноги, приглашает, требует большего, чем просто ласки и поцелуи, но Курогане не вполне уверен, что должен делать. Точнее, догадывается, конечно, но где-то там в мозгу появляются резонные мысли. Он отстраняется, собираясь задать вопрос, и изумленно выдыхает, оказываясь спиной на согретых чужим телом простынях. Теперь уже Фай нависает сверху. Издав что-то похожее на урчание довольного кота, он быстро спускается вниз по груди, расцеловывая все на своем пути, доходит до живота и задерживается у пупка, обводя его по кругу языком. Курогане щекотно и мокро, он инстинктивно напрягает живот, вскидывает руку в попытке поймать светлые пряди, но промахивается. Фай ускользает от него в последний момент и, обхватив пальцами член, облизывает головку. Курогане стонет и откидывается на подушки. Перед глазами темнеет, а осознание того, насколько сильно он, оказывается, возбужден, разом выбивает весь воздух из груди. Фай все глубже вбирает член в рот, даря все более яркие ощущения, а Курогане только и может, что тяжело дышать сквозь крепко стиснутые зубы. Все это ему просто снится. - Это просто сон, - вторя его мыслям, произносит Фай и сам направляет его член внутрь себя. Он опускается медленно, не спеша и не торопя события. Чуть слышно стонет вначале и прогибается в пояснице в самом конце. Оба замирают, глядя друг другу в глаза и не произнося ни слова. И у обоих во взгляде - желание и страсть. Фай начинает двигаться, сначала медленно, но увеличивая темп с каждым новым движением бедер. Одной ладонью он бездумно гладит грудь Курогане, иногда царапая кожу, но скорее случайно, чем намеренно. А сам Курогане поддерживает его за талию, не навязывая своих условий, а только помогая. И не отводит глаз от его лица: прекрасного, одновременно сосредоточенного и слишком расслабленного. Словно он в любой момент может потерять сознание. Или исчезнуть. Или… Оргазм подбирается слишком быстро. Вроде бы только начали, а ощущения уже переполняют: восторг, удовольствие, счастье. И боль. Курогане распахивает глаза, не в силах сфокусировать взгляд. Он еще там, мир плывет и меняется, а грудь разрывается от боли. Холод стали слишком ярким контрастом вгрызается в разгоряченную кожу, хочется вырвать его, отшвырнуть куда подальше, но руки не слушаются. Он даже сказать ничего не в силах, только губы беззвучно шевелятся, словно у умирающей на суше рыбы. Он, как и эта рыба, тоже умирает. - Тшшш… - Фай прижимается губами к его щеке, гладит по волосам, успокаивает. – Ты, наконец, проснешься, и все закончится. Ты ведь так этого хотел. «Не хочу!» - внезапно осознает Курогане, но мир окончательно теряет краски, чтобы снова взорваться, но уже какофонией звуков. Где-то за окном надрывно трещат цикады, и слышать их кажется ему самой странной вещью сейчас. - Что за?.. Он резко вскидывается и медленно проводит ладонью по лицу. Недавний сон слишком ярко стоит перед глазами, не отпускает, тревожит. От ощущения чужой руки на плече Курогане вздрагивает всем телом. - Иди-ка ты спать, Курогане. Толку от того, что ты сидишь здесь? – Томое как всегда спокойна и добра, ей трудно противиться, но все-таки… - Сколько я проспал? – голос хриплый, почти неузнаваемый. - Часа три, не больше. Иди, я присмотрю за ним. Курогане кивает и поднимается на ноги. Прямо перед ним на футоне спит Фай, спит магическим сном уже неделю, и никто, даже жрица с даром провидца, не знает, проснется ли он когда-нибудь снова. Курогане вглядывается в его лицо долгих три минуты, но не замечает ни малейшего признака изменений. За три часа ему приснилась жизнь, равная трем месяцам. Интересно, сколько времени прошло для Фая? Знает ли он вообще о том, что происходит? «Если умрешь во сне, то проснешься». Тот Фай из сна знал выход, но почему тогда убил его, Курогане, а не себя? Не может? Или не хочет? У Курогане много вопросов и ни одного ответа. Ложась спать, он думает о возможности снова попасть в тот сон, который совсем недавно почти ненавидел. Он засыпает, но снится ему какая-то мешанина из воспоминаний. Совсем не то, чего он ожидал. «Если умрешь во сне…» «Не хочешь проверить?» - Курогане.