Глаза - зеркало души

Юра пытался. Нет, он правда старался. Но это чертово агапе не получалось, гребаная нежность появляться не хотела.  — Блять. — тихо шепчет Юра, со всей дури ударяя ногой бортик, и тут же падая на лед. Ну вот. Теперь синяк останется.  — Юрио, ты в порядке? — О, кацудон тут как тут! Всегда вовремя, скотина очкастая. — Почти что рыча, прошептал юноша. -Естественно я в порядке. Свали придурок. Плисецкий пытается подняться, крепко держась за барьер и стараясь не проронить ни единого звука. Ноги болели, ступней парень не чувствовал вообще. «Твою мать.» — матерится про себя Юра, сдерживая слезы боли. Поддержка стала совершенно неожиданной. Юрка охренел, открыв глаза пошире. Этот ублюдок, идиот, свинья взял его на руки! Да какого…  — Слышь, Кацуки! Че, страх потерял? Я тебе не баба, живо отпусти! — забрыкался парень. Ушибленную ногу незамедлительно стрельнуло, и Плисецкий затих, шипя от боли.  — Вот. Так бы сразу. — хмыкнул Юри, подъезжая к выходу со льда. — Юрио, я просто тебе помогаю. Тебе же больно.  — Подумаешь — больно! Я не ты, ныть не собираюсь. — огрызнулся русский, устраиваясь на трибуне. — Не раз так падал.  — Я сейчас не только об ушибе говорю. — неожиданно стал серьезным Юри. С этими словами он начал расшнуровывать коньки Плисецкого, параллельно растирая каждое затянутое шнурками место.  — Ты… Как ты узнал? — пораженно прошептал юноша.  — Я видел как ты их зашнуровывал. И замечал, как морщишься, когда снимаешь. Юрио скажи, — поднял укоризненный взгляд Юри. — Разве так можно мучить себя? Ты же их перетягиваешь. Фигурист ничего не ответил, закрывая глаза и чувствуя, как кровь распространяется по ногам. Кацуки встал и куда-то ушел, кинув чтоб Плисецкий оставался на месте. Тот послал его, но тем не менее с места не сдвинулся. «А кацудон-то сильный… — лениво думал Юра. — Никогда бы ни подумал. Я хоть и худенький, вешу прилично. А когда эрос катает еще и красивый…» На этой мысли Юра в шоке распахнул глаза, уставившись в одну точку. О чем он, блять, подумал?! Кацуки красивый?! Бред, бред, бред! Помотав головой русский стал рассматривать свои ноги. Все-таки Юри в чем-то прав. Перетянул он сильно. Вон, даже синячки появились. Забавно. Кацуки в этот момент вернулся, держа в руках какую-то баночку. Плисецкий наблюдал за ним, из-под полуопущенных ресниц, разглядывая. Красный, из-за тренировки, похудевший за последние дни, и без очков он и впрямь был привлекательным. Юри сел перед ним на колени, открывая баночку.  — От синяков и ушибов. — поймав вопросительный взгляд, пояснил японец. Юра ничего не ответил наблюдая за движениями Юри. Тот начал аккуратно наносить мазь, втирая в кожу и параллельно массируя стопу. Нежно. Приятно. Юра в блаженстве прикрыл глаза, целиком отдавая себя в руки Кацуки. Он уже перешел на другую ногу, продолжая свои действия. Кинув мимолетный взгляд на лицо юноши, он заметил, что тот расслабился. Решив рискнуть, он продолжил его рассматривать. Смотреть-то было на что. Японец всегда считал, что красота Юры состоит из нескольких аспектов. Во-первых кожа. Бледная, сверкающая в свете софитов. Блестящая в дневном свете. И молочная в полумраке. О да, Юри ее прекрасно рассмотрел, когда они были на источниках. Во-вторых волосы. Эти блондинистые локоны, привлекающие внимание абсолютно всех. Каждый хотел бы до них дотронутся, но лишь считанные единицы удостоились такой чести. В-третьих фигура. Идеальная полностью. Ноги, руки, пальцы, талия… На все это можно было молиться. Обманчивая хрупкость привлекала и завораживала, гибкость заставляла сходить с ума, а движения, что показывались на льду, никого не оставляли равнодушным. Самый последний пункт Юри считал самым главным. Самым выделяющимся из всех. Глаза. Глаза Юрия Плисецкого могли унести в рай, или заставить испытать все муки ада. Они были цвета драгоценного камня — изумруда, молодой травы, сверкающей на солнце, моря, затягивающего в себя.Изумруд притягивал. Трава успокаивала. А море манило. Искушение. Рай. Смерть. Каждый человек видел в этих глазах разный оттенок. Враги — море, друзья и фанаты — изумруд, а родные — луга. И только Юри был исключением. Он смог увидеть все оттенки этих удивительных глаз. И сейчас, он видел именно цвет молодой травы. И даже поняв, что его засекли, он не смог отвести взгляда. Он смотрел прямо в душу мальчишки и видел, там сейчас, удивление, толику страха и какого — то необъяснимого желания. Но какого, сколько бы он ни вглядывался он понять не мог.  — Юри. — тихо шепчет мальчик и закрывает глаза. Так странно. Ему страшно. А ведь он никогда не боялся. Но сказать сейчас то, что он хочет невыполнимо для него. Но надо. Чтоб потом ни о чем не жалеть.  — Поцелуй меня. — еле выговаривает он, зажмуривая глаза. Сердце стукнуло слишком сильно. Кацуки молча смотрел на сжавшегося парня, прокручивая его слова в голове вновь и вновь. Не послышалось ли? Может он издевается? Смеется? Но когда тот, вновь открывает глаза прежнего цвета, японец уже без сомнений подается вперед, нежно прижимаясь к губам русского. Плисецкий удовлетворенно прикрывает глаза, отвечая на поцелуй. Не только Кацуки может видеть его насквозь. У него по глазам тоже легко все читается.