Перевоспитание

      С утра в палату пришел врач. Мельком взглянув на Энн, убедившись, что улучшения не наступило, он обратился к Леху:       - Мы, конечно, лечим, но сумма страховки заканчивается. Сегодня еще ладно, а завтра попрошу освободить место.       - Сколько это стоит? – Лех растерялся, раньше с явлением недостатка денег он не сталкивался, получаемой зарплаты с лихвой хватало на более чем скромные нужды.       - Триста в день. Сколько потребуется дней – пока неизвестно.       - Я… Я найду деньги.       - Ищите, - врач покивал головой и вышел.       Лех помнил, что по всем бытовым вопросам надо обращаться к Маргарите Ивановне. Ей он и позвонил.       Озадаченная вопросом бухгалтерша шумно задышала в видеофон, разом растеряв все свои суффиксы:       - Конечно, ты можешь взять кредит в нашем банке, как сотруднику он будет по льготным процентам, всего по девять. Но как же ты будешь отдавать? Это будет очень тяжело и долго. У меня есть идея посимпатичнее. Мои знакомые хотят купить киборга себе в студию фехтования. У тебя, случайно, нет знакомых киборгов?       - Нет. Только я, - Лех понял, на что она намекает.       - Воот, а я о чем говорю!       - Сколько? – обреченно уронил Лех.       - Тысячи три дадут, за старую «шестерку»-то, и то взять неоткуда.       - Дайте мне минут сорок, я приду, - Лех отключил вызов, положил видеофон.       Три тысячи хватит на десять дней. За это время врачи что-нибудь придумают.       Лех взял видеофон снова. Через час он опять будет бессловесной машиной, потеряв свободу самостоятельных поступков. Надо было попрощаться с единственным нормальным человеком, ну, кроме Энн, но она лежит здесь, в этой комнате и ни на что не реагирует. С Карелом. Если он его еще помнит.       После третьего гудка включился автоответчик. Лех запоздало подумал, что капитан может быть на работе. Или спать. Или гулять с Василиной – он, убей, не помнил, как соотносится их время суток.       - Здравствуй, Карел! – проговорил он в черную пустоту. Тут такое дело. Я попрощаться звоню. Меня хотят купить. Уже почти купли, так что звонить больше не смогу. В трубке раздался треск, грохот, как будто видеофон уронили, и сдержанное шипение Карела:       - Подожди пять сек, тут Васька спит.       Шлепанье босых ног, стук двери, и вирт-окно показало Карела, заспанного, взлохмаченного и недоумевающего.       - Мне это сейчас приснилось? Ну-ка, повтори!       Лех повторил.       - Ты что, совсем охренел? Или по жизни такой идиот? – Карел завелся с пол-оборота, - Тебе для этого мозги, что ли, даны?       - Извини.       - За что извини, за то, что башку в петлю сунуть не даю? Кто заставляет тебя это сделать?       - Никто. Я сам решил.       - Сам значит. Нет, в твоей тупой башке такие мысли сами бы не завелись. Рассказывай, зачем тебе это надо!       - Энн, девушка, у которой я живу, в больнице, нужны деньги на лечение.       - Девушка, значит. Она тебе кто? Подруга, жена, любовница, кто?       - Она моя квартирная хозяйка. Она моя… Она просто моя.       - Твоя… И что с ней?       - Она лежит, не разговаривает, ни на что не реагирует. Врач говорит – депрессия, нужно подождать. Лечат.       Карел замолчал. Надолго, почти на три минуты. Потом встряхнулся:       - Значит, так. Дай адрес этой больницы.       Лех дал.       - Ты сейчас там? Сиди, никуда не уходи. Не смей сдвигаться с места, слышишь? Гони всех, кто покушается на твою свободу, в шею. Хуй им всем заолтанку в период гона, а не раба. Через полчаса позвоню.       Лех молча сжал в ладони опустевший видеофон. Совершенно неожиданно почувствовал, как защипало в носу, и секундой спустя из-под ресниц скатились капли.       «Слезы? Я плачу? – отстраненно подумал Лех, - Надо же, и такое бывает».       Он честно сидел возле Энн и ждал звонка. Карел позвонил, как и обещал, через полчаса. Без предисловий заговорил:       - Я положил на счет этой больницы полторы тысячи. Пока хватит. Код доступа Васька Гром, кириллицей. Часа через два придет человек. Это психиатр. Осмотрит твою Энн. Расскажешь ему все без утайки. Что любит, что ненавидит, как себя ведет, в какую сторону чистит зубы, все, и даже немного больше. То, что он велит – будешь выполнять, как будто это хозяин первого уровня. Понял? Мне пока не звони – меня не будет в доступе. Вопросы есть?       - Нету, - Лех был так потрясен, что сразу не нашел слов благодарности, а потом говорить их стало некому – Карел оборвал связь.       Лех добросовестно сходил к врачу, сообщил о переводе, назвал код доступа. Так же добросовестно отказал перезвонившей Маргарите Ивановне. А когда та стала настаивать, аргументируя, что уже договорилась, и что люди скажут, старательно повторил ей пожелание Карела про заолтанку. Бухгалтерша пошла багровыми пятнами, издала невнятный звук, похожий на кудахтанье и отключилась.       Психиатр пришел через полтора часа. Посветил Энн в глаза фонариком, подержал за руку и стал расспрашивать Леха. Лех рассказывал, как велел Карел, все, и еще немного больше.       Врач моментами, казалось, его совсем не слушал, просматривая какие-то файлы в планшете. Но, стоило Леху запнуться, подбирая слова, или притормозить, не понимая, нужно ли то, что рассказывает, как врач задавал вопросы. Очень детальные вопросы.       Допрос длился почти час и вымотал Леха так, как не выматывали боевые штурмы. Потом врач убрал планшет и строго посмотрел на Леха:       - Меня попросили помочь. Случай, действительно, неординарный. Будем думать. Может быть, приду еще. Может быть, приду не один. Пока действуйте таким образом: находитесь с ней неотрывно. Не давайте ей уйти дальше. Раздражайте, по-хорошему раздражайте все органы чувств. Пойте песни, кормите вкусняшками с ложечки, наберите в магазине пробников духов и давайте нюхать, показывайте яркие картинки, гладьте, целуйте, хоть любовью занимайтесь. Чтобы она просыпалась и видела ваше лицо, засыпала под ваш голос, во сне чувствовала ваше дыхание на своей щеке. Справитесь?       - Справлюсь, - теперь у Леха появилась цель, появилась надежда.       - Если будут изменения, к плохому, или к хорошему – звоните. К плохому в любое время суток, к хорошему – в светлое, - врач протянул прямоугольник визитки, дорогой бумажной визитки, и ушел.       Лех приступил к отработке задания.       Два раза в день приходили медсестры, кормили пациентку, делали уколы, санитарки мыли ее. Потом уходили. Лех оставался. Покидал палату он только в присутствии персонала и только затем, чтобы принести новый раздражитель – ароматный бутон розы, пирожное из ближайшей кондитерской, серебряно звенящий колокольчик. Но звук колокольчика гас в тишине палаты, нежный крем стекал из бессильно разомкнутых губ и розовые лепестки опадали на простыню кровяными пятнами.       Но Лех не отчаивался. Он с маниакальным упорством тормошил Энн, находясь с ней круглосуточно. Он даже принес кусочек гниющей рыбы и подсунул ей под нос. Но и отрицательный раздражитель был проигнорирован так же, как и положительные. Только санитарка наорала и заставила вонючий кусок выкинуть.       Через три дня дверь в палату распахнулась в неурочный час. Лех, в это время почти на ухо Энн читающий стихотворение, обернулся.       - Как это? Скрещение мачт и рей среди тьмы*… Потом продолжишь. Рассказывай, - уставший и какой-то помятый Карел плюхнул почти пустой рюкзак на пол и сел на тумбочку.       - Карел? – Лех порывисто поднялся, опершись рукой о изголовье, перемахнул кровать и стиснул капитана в объятиях. Сам! Прилетел! Леху сразу поверилось, что вот теперь уже все будет в порядке, Карел заставит реальность сдвинуться так, как ему нужно.       - Карел, Карел, уже сорок с лишним как Карел. Отставить телячьи нежности! Пусти, ребра сломаешь!       Дождавшись, пока Лех разомкнет сведенные судорогой руки, Карел отдышался и приказал:       - Рассказывай. Что делаешь, с кем консультировался, какие прогнозы?       Лех рассказал.       Карел выслушал.       Потом поднялся и зевнул:       - Сегодня уже поздно что-либо начинать, закат скоро. Да и я не в лучшей форме. Где живешь? Адрес и ключ.       Лех назвал адрес и протянул ему ключ, свой, уже потускневший и с новыми царапинами.       - Я пошел спать. Завтра утром посмотрим, что можно сделать.       Карел ушел и через час позвонил:       - Ну и дыра тут у вас. Ты в курсе, что стена в коридоре направо от двери фанерная?       - Да.       - Что за ней?       - Не знаю. Соседи, а что именно – не знаю.       - Эх, молодо-зелено, - неодобрительно буркнул Карел, - где у Энн все документы?       - Не знаю, никогда их не видел.       - Ну вы, ребята, даете! – раздосадованный, Карел снова исчез.       Остаток дня Лех рассказывал Энн о Кареле, какой он замечательный и как все сумеет хорошо сделать. Ровно в девять, следуя установленному в больнице режиму замолчал, потушил свет, чтобы видеть неподвижное лицо девушки, ему самому хватало света фонарей в парке, куда выходило окно палаты. А потом и сам заснул также, как и ночи до этой, сидя на полу и навалившись на край кровати.       Утро началось с суматохи. Сразу после пересменки набежали медсестры и санитарки, заставили Леха подержать Энн на руках, сноровисто сменили постельное белье, белое на светло-зеленое в цветочек, прошлись влажной губкой по подоконникам и стенам, поставили на тумбочку крошечную вазочку с синими цветочками, поменяли занавески, убрав простую белую сетку и повесив розовенькие ажурные завитушки. Инфранет услужливо подсказал Леху, что это называется кружева. В палате они пробыли не дольше четверти часа и так же шустро выбежали.       Лех, недоумевая, отчего вдруг такая старательность и испуг в движениях, поправил под головой Энн подушку и прислушался к тому, что происходило в коридоре. Там один человек что-то суетливо объяснял другому, слов было не разобрать, звук глушили стены, но подобострастный тон был слышен отчетливо. Объяснения прервал шорох нескольких пар ног в мягкой обуви. Приближающийся шорох. Лех напрягся, не зная, чего ожидать от посетителей, и вообще сюда ли они идут. Оказалось, да, сюда. Дверь палаты открылась и вошли шесть человек, возглавляемых уже приходившим психиатром. они надели на голову Энн прибор, в котором инфранет опознал энцефалограф, долго смотрели на его шкалы, возбужденно переговариваясь, позвонили над ухом Энн лежащим на тумбочке колокольчиком, развернули десяток вирт-окон и рассматривали их, крутя во все стороны, потом похлопали Леха по плечу и ушли.       Лех обессиленно опустился на край кровати. Он не знал, что делать, в какую сторону идти, что будет лучше для Энн. О себе думать уже не получалось.       В палату заглянул на минуту вернувшийся психиатр, просто приоткрыл дверь и просунул голову:       - Вы все правильно делаете, продолжайте.       Лех продолжил. Пусть способ лечения не помогает, это пока что, потом обязательно поможет, специалисты не могут ошибаться. Надо просто все правильно делать, и успех придет, не может быть, чтобы Энн замолчала навсегда, она непременно поправится.       В середине дня Лех позвонил Карелу. Он трубку взял, но сдержанно рыкнул в нее нечто невразумительное, мол, занят, занимайся своим делом, потом перезвоню сам. Фоном в трубке слышались возбужденные голоса.       Лех продолжил заниматься своим делом. Переживая и изнывая от беспокойства уже и за Карела – один, в чужом городе, на незнакомой планете, оказавшейся не такой уж и гостеприимной. Но не звонил, по старой памяти слушаясь капитана беспрекословно.       Карел пришел на следующий день к вечеру. Уставший, с синими тенями под глазами, со слабым запахом выпитого несколько часов назад алкоголя. Вместо приветствия весело посмотрел на Леха:       - Что-то в тебе от лица глаза и кости остались. Ты когда последний раз ел?       - Сегодня, - честно ответил Лех, не уточняя, что это была половинка персика, которую не удалось впихнуть в Энн.       - Везет. Я, кажется, вчера. Пошли, ты мне покажешь ближайшее кафе, где нас не отравят, я тебе все расскажу. За обедом.       - Но как же… - Лех бросил встревоженный взгляд на Энн.       - Теперь можно. Теперь уже все можно. Пошли, в течение часа ее состояние точно не изменится.       В кафе Карел заказал обед себе и Леху, подумал и дозаказал еще «вот ему самого сладкого, что у вас есть, и побольше, а мне самый крепкий ваш кофе, и утройте дозу, пожалуйста». Перебив первый голод, в промежутках между глотками, он начал рассказывать:       - Ты молодец, что мне позвонил, молод ты еще сам с местными крючкотворами бодаться. Сначала с хорошей новости. Работу вам нашли. Глушь несусветная, нетерраформированная неосвоенная планета, к проживанию человека пригодна в том виде, в котором есть, опасности есть, конечно, но не больше, чем на Старой Земле до ее глобализации. Там открывается тропа экологического туризма. Поясняю: прилетает кучка туристов, серьезных таких выживальщиков, платят бешеные бабки, вы их ведете выбранным ими маршрутом. Длительность маршрута семь-десять дней, только пеший или на байдарках, оружие только у вас, каждое нарушение, да хоть банку бросил – непомерные штрафы. Банку заставить убрать, штраф наложить, на камеру записать. Все решаемо. Часть денег, сколько-то там процентов, двенадцать, что ли, остается у вас, остальное переводится в фонд собственника. Дом для проживания строите где хотите, хоть в тропиках, хоть на северном полюсе.       Теперь очень хорошая новость. Деньги есть. На переселение и вообще. Тут уже такая чехарда пошла. Один человек закрыл глаза на самовольный захват соседом жилой площади, принадлежащей корпорации. Не бесплатно, разумеется. Один человек не до конца дочитал договор. Один человек уверен в том, что этой девушке все равно, в каком углу тебя ночью подзаряжать из розетки. Один человек просто исполняет закон, невзирая на обстоятельства. В целом вот такая фиговая картина и нарисовалась. Скажу честно, я тоже слаб бодаться с вот таким. Местные коллеги из «Вулкана» по своим каналам напустили на бюрократию юристов, экономистов и прочих аудиторов. Так что накапали штрафы. С банка, с соседей, с персонала банка, за моральный ущерб, за всякую ерунду. По мелочи, но птичка, сам знаешь, по зернышку. Благодарности много, должен будешь. Один тур, самый лучший, бесплатно. Кстати, байк Энн я продал, он один стоит как три тебя, если все получится, он ей все равно не понадобится, если не получится – тем более.       И вот теперь новость самая лучшая. Консилиум, те мужики, что приходили, совершенно точно знают, как ее вылечить. Да, то, что ты делаешь сейчас, не поможет, и не может помочь. Вопрос в другом – готов ли ты? То, что они предлагают, смертельно опасно. И для тебя, и для нее.       - Та женщина, Инга, в больнице, где меня лечили, сказала, что настоящая самостоятельность – это готовность принимать решения не только за себя, но и за того, кто тебе дорог. Энн мне дорога. То, в каком состоянии она сейчас – это не жизнь. Я готов. Сделаю все, что надо.       - Отлично. Тогда слушай… * Лех, а потом и Карел цитируют стихотворение Г.Лонгфелло «Скачка Поля Ревира»