Несовместимые совместимости

*** Он - стихия. Огонь. Его разум горяч, эмоции и желания плавят металл, достигают сердец, разжигают. Стихия бушует, сносит, настигает, но он не устроит бездумный пожар. Его разум остер, мысли - раскаленные стрелы, быстро достигающие цели, проходящие до самой сути, чуткие к изменениям. Он - стихия, что умеет бушевать, сносить, наступать. Но стихия под четким контролем живого яркого разума. Он подчинил умы, завлек сердца смелыми мечтами, о которых шептались в темноте комнат. Он вдохнул жизнь, повел, возглавил. Он - рулевой своего корабля. На его руках кровь, он смело поднимает голову, уверенно глядя вперед. Ему дана свобода действий, за его спиной люди, вкусившие смерть. Они его. И все будут принадлежать ему, ведь движение его руки приводит в восторг и ужас, выдох заставляет чужие легкие сжиматься, а голос - беспрекословно повиноваться. Он император. Он Наполеон. *** Он - переменчивый ветер, хитрый лис с набором ярких масок. Наденет ту, которая выгодно подчеркнет вечер или вселит дрожащее волнение. Умен, остер, элегантен. Завоевать расположение не сложнее выдоха и вдоха. Его мысли крылаты, выращены на самых лучших идеях. Они могли бы легко воспарить, унести в светлое будущее... если бы не были прикованы толстой цепью. Если бы миллионы рук не хватались, не тянули вниз, не щипали перья, не угрожали прошлым. Кто-то боится огня и гильотины, а он боится людей и табакерки. Детство научило изворотливости, сделало политическую инъекцию. Вести свою собственную игру: в толпе - смеясь, отмалчиваться, в тишине - работать, строча перьями, что быстро становятся растрепанными. Он умеет играть за всех и ни за кого одновременно. За всех, но за самого себя. Он император. Он Александр. *** Александр следит, наблюдает и осуждающе качает головой в такт Англии, в такт монархическому строю. Франция потеряна, Франция не та. В ней бушует огонь, чума, и до сих пор не смыта с камней кровь короля. Он потирает свою шею и нервно сглатывает в тихом ужасе. Но барабанные перепонки выстукивают дружный хор: свобода, равенство... и в душе он улыбается. Ваш огонь на редкость привлекателен, французы. Наполеон, Александр... их мысли схожи, идеи близки. Только для одного - это помощник для удержания власти, для другого - занесенный топор палача. Ему не выжить, не исполнить предназначения, не выплатить долг за смерть отца. Он уже видит, он уже чувствует... Наполеон свободен, не надевает маску, лишь поправляет свой бикорн. Он прыгает выше головы, и это получается. Александр зажат и связан, на его лице улыбка, а в душе язвы. Он бросит вызов и гордо поднимет голову, а на дне глаз будут плескаться мечты поступить также. Он не поддерживает, он не должен поддерживать. Он постоянно громко осуждает, но одновременно тихо аплодирует, когда дверь с шумом отрезает императора от внешнего мира. Наполеон об этом не знает и никогда не узнает. Уметь держать лицо его научило детство, маска не упадет - проверка слишком частая. Контроль слова, не пропускать чувства. Он научился быть своим, когда даже для себя он уже не свой. Это истинная правда где-то на дне, в темноте. Это та тайна, о которой... ...о которой Наполеон так ловко узнал. Ловко и легко прочитал на том плоту, на середине Немана. Он с такой легкостью вскрыл все замки, разбередил высохшую потрескавшуюся почву личных желаний Александра, всего лишь пройдясь взглядом по лицу. Он - стихия, разумный огонь, мудрый огонь, но он не боится воды. Боится ли он чего-нибудь? Так же сильно, как... Его губы дрогнули, он ухмыльнулся. Он решил играть. Шутил и ухмылялся, встречая наглый взгляд, который скрывал что-то большее. Видел ли? Александру хотелось и не хотелось одновременно. Наполеон поставил условия, от которых невозможно отказаться. Лишить Англии, быть уверенным в поддержке... Унизительно и невозможно перечить. Он не улыбается, когда слышит просьбу, с пониманием кивает. Он дает возможность закончить войны на юге, он не помешает, он... держится за подбородок и вновь прожигает взглядом. В глазах уважение и... и что еще? Рука двигает договор, и уголки губ приподнимаются. Унизил и помог. Ветер питается огнем, а огонь разжигается от ветра. Хорошо, Александр готов сыграть. *** Наполеон - стихия. Наполеон - огонь. Александр знал это, но все равно обжегся. Огонь окружал, ехидно улыбаясь, вспоминая договор и снисходительно закрывая глаза на первые промахи. Пока это можно было позволить. Александр старался не думать о пожаре, которым горько пахло в воздухе. А он нагрянул. Было бы глупо сказать, что его не ожидали. Ожидали, но до последнего старались оттянуть время. Уже поздно, он здесь. Нога уверенно ступает на чужую территорию. Наполеон задавил Европу, Наполеон сеет страх. Сеет во всех, но не в нем. С Александром что-то другое. Желание разгадать мысли, планы, ведь Наполеона любят и боготворят на родине. Значит, это чего-то стоит. Он волен делать, что хочет. И это вызывает зависть и манит. А Александр связан, ветер захвачен, летит вместе с консервативными выдохами своего окружения. Путы состоят из множества всевозможных причин, местами верных и правильных, местами нелепых. Но он хочет быть таким же. "Научи меня..." *** Посол шел за его армией, неся ценную бумагу. Бумагу, в которой между строчек о переговорах были строчки о чем-то большем. Но отказ прозвучал твердо. Он так оттягивал, но даже не прочитал... издевался? Его язык остер, он нагло взирает на человека, который позже должен оказаться уже под его властью. Это война, их игра - война. Политика, ничего не попишешь. - Какая дорога, ведущая к Москве, самая короткая? Улыбается, зная о своем превосходстве. Он - огонь, все эмоции живы. Но не просто огонь, Наполеон сжигает разумно. - Швеция шла через Полтаву. Глаза сузились, а губы сжались. В отличие от Александра, это лицо не умеет скрывать эмоции. Оно также не скрывало никаких эмоций, когда пустая Москва оказалась в руках французского императора. Теперь это его Москва, навязчивая "идея фикс" в его крепких руках. Что он в ней нашел? Неужели, у разумного огня эмоции покорили рассудок? - Если я займу Киев, я возьму Россию за ноги, если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову. Но если я войду в Москву, я поражу Россию в самое сердце. В самое сердце. Он так яростно пробивался к этому сердцу, сметая все, сметая всех, без малейшей передышки, жертвуя пешками, что смотрели в рот своему полководцу, ослепленные его сиянием. Зачем ему нужно было сердце? Чье сердце на самом деле было нужно Наполеону? Но улыбка императора скисла и сползла, обнажая детскую обиду, злость и раздражение. Ему подсунули сломанную игрушку. С ним не хотят играть по его правилам. Он меряет тяжелыми шагами пустые комнаты, коридоры, холодные гостиные. Из каминов дует, и он плотнее кутается в парадный камзол, который казался лишним и неправильным в пустой холодной резиденции. Он хотел захватить чужое сердце, а оказался сам ранен острыми шипами гораздо глубже. И где-то в душе растекается горячая кислота. Император находит парадный портрет русской загадки, его рука замахивается. Замахивается, чтобы вновь упасть. А затем хлопает дверь, и быстрые шаги уносят его подальше от раздражающей комнаты. *** Александр улыбается и обещает награды. Враг практически сломлен, враг практически повержен. Его верные псы гонят французов прочь из холодной неприветливой России. Народное единение словно ураган выметает французскую заразу, вместе с которой стремится и крылатая побитая мечта. Избитая и задавленная, не нашедшая ни поддержки, ни понимания. Его псы сами решили исход, пока император хмурил брови и отворачивался. Это политика, ничего личного. Россию скручивают рвотные позывы, остатки великой армии тают на глазах, словно снег в ладонях живого огня, что обижен. Он не простит, черта проведена, договоров нет и не будет. Магниты специально вывернуты, хотя поле еще осталось. Александр одобрительно кивает на очередное известие о победе, чтобы в темноте и одиночестве порвать в клочья больше никому не нужные листы. Пальцы сжигает желание порвать маску, но она состоит из других материалов. Ее хочется снять, но она настолько приросла к лицу, что отодрать можно, лишь обнажив сгнившие кости. Все его нутро пропитывается этой гнилью, что хочется смыть, вычистить. Лжец, отцеубийца... он упустил свой шанс исполнения мечты, но еще надеется на шанс искупления. Значит, нужно играть до конца. И он играл до конца, до самого Парижа, ловя восторженные взгляды, тихие вздохи. Купался в лучах славы и морщился от потоков зависти, а затем потонул в океане презрения, сменившимся безразличием - стихия такая непостоянная. Интерес угас, но не пропал окончательно. Он зажигается только в крайне важных моментах, и это открытый намек, что еще не вечер. Не все потеряно, и у них еще будет шанс сыграть последнюю партию, исполнить последний танец на грани разоблачения и поражения. А потому стихия тлеет и не оборачивается. Все еще будет. *** Великий император сбежал. Нет, слишком унизительное слово. Он вырвался, сбросил путы, которые слишком нелепы для столь яркого создания. Они не созданы для удержания стихии, и они не удержали. А огонь не смог оставить без внимание наглость "верных союзников" России. Его настолько возмущает лицемерная Европа, что он сам поражается своим мыслям. Огонь сжигает, но сжигает разумно и честно. Понятия уважения, чести настолько привычны, настолько неотделимы от его жизни, что пренебрежение ими вызывает гнев и ярость. Его обвиняли в жестокости к врагам, когда все вокруг были жестоки к своим соратникам. И Наполеон кривит губы. Он отправляет письмо и выходит на улицу. Он покажет России, как стоит разбираться в людях и в политике в целом. Его поступь тверда и уверенна, а во взгляде читается едкая снисходительность - глупость лечится. Последний шанс, он дает последний шанс. *** Секретное соглашение. Александр видит, чувствует, как Наполеон ухмыляется в своем кабинете, глядя в окно, в сторону России. Неправильно выбирает союзников? Французская надежда пытается уколоть русский оплот? Заставить перейти на свою сторону? Политика? Или человеческое желание показать правду, не дать обмануться? Александр бросает пергамент в огонь. Для него выбор был сделан давно. Цепи на его руках уже тянут назад, впиваются в кожу холодным железом. Ветер связан. Он умеет играть, умеет получать расположение, но он слишком слаб, чтобы пойти против. Ураган никогда не снесет гору, а леса всегда утихомирят ветер. В воздух летят шапки, и народ празднует. Все гордятся своим императором, и братские объятия на улицах не редкость. Но Запад следит, а дворяне беспрекословно вторят любым заискивающим словам, что обливают имя императора странными фактами. Странными ли? Англия никогда не прочь слицемерить, поддержать "необычные" порядки России ради достижения своих целей, и император не должен об этом забывать. Язычки пламени охватывают исписанный лист, скачут, пожирают, усмехаются. Их выбор сделан, давно сделан. И огонь об этом знает. *** Сто дней. Последние сто дней его свободы. Огонь разбушевался, но замерзшая Франция встретила Наполеона с улыбками на лицах. Огонь разбушевался, и пожарные Европы испуганно приготовились его тушить. А Александр серьезно кивает, в одиночестве кусая губы. Только губы, это все, что может позволить его железная маска. Железная, ведь ни один мускул не должен дрогнуть, никто не должен знать. Она раскололась на части лишь в конце, когда он получил новости о Ватерлоо. Маска треснула так громко, но никто не услышал. Потому что Александр не дал никому услышать. Ненавидит политику. Он - отцеубийца, и он связан. Ненавидит политику. Александр тот, кем его хотят видеть люди, кем его должны видеть люди. Ненавидит политику. Александр вынужден ей подчиняться, а Наполеон сам ее подчинил. Ненавидит политику. Он бы хотел узнать Наполеона лучше, стать таким же, но вынужден отправлять на смерть человека, поистине заслуживающего уважения. Страха и уважения. Ненавидит политику. Александру остается лишь вспоминать тот внимательный взгляд и ухмылку в Тильзите, на плоту, посреди реки. Они были оторваны от мира, были одни. Ненавидит политику. Ненавидит всей душой, ведь для нее важны не люди, а перспективы и грязные игры. Ему не отмыться, больше никогда не отмыться. Он хотел бы найти поддержку, но снова улыбается не своей улыбкой. В дворянстве появилась слабая рябь, но она пока слишком незначительна. Огонь потушен, а мир празднует. Мир празднует, а Александр теперь все чаще мечтает об одиночестве. Ненавидит политику.