Его руки

Акааши с детства очень любил анатомию человека. Его манили суставы, их внутреннее и внешнее строение. Он мог часами рассматривать иллюстрации к анатомическим пособиям. Мальчишке был жутко интересен мир внутри себя, он хотел знать, как устроен его организм. Ему доставляло некое эстетическое удовольствие трогать модели скелета, внутренних органов (после долгих просьб ему было позволено сидеть на переменах в лаборантской учителя биологии). Но в старшей школе это увлечение превратилось в некую одержимость, Кейджи чувствовал, что одних пластмассовых препаратов ему не хватало. Появилась мания к живым суставам и мышцам. Он трогал и изгибал свои пальцы, чувствуя, как скользят друг по другу хрящи, не вызывая при этом трения. Ему это нравилось. Очень нравилось. И Акааши не хотел, чтобы о его «увлечении» кто-то узнал. После поступления в волейбольный клуб было сложно не обращать внимания на одного человека. Бокуто привлекал взгляд Кейджи не только своей активностью, громкостью и званием капитана, но и тем, что у него были мускулистые руки и бёдра. Бокуто был среднего телосложения, но эти части тела выглядели весьма внушительно. Акааши часто ловил себя на том, что ненароком засматривался на него. Хотелось забрать его к себе, трогать и рассматривать, гладить и любоваться. Через год Акааши даже казалось, что он влюбился. Но разве кто-то нормальный захочет распороть любимого человека? Нормальный не захочет содрать с любимого кожу, чтобы увидеть эти мышцы, что так полюбились Кейджи. — Через две недели мы едем в тренировочный лагерь на четыре дня и три ночи, — эти слова тренера прозвучали как благословение. Он сможет пялиться на предмет своего обожания 24 часа в сутки. В автобусе Кейджи сел один на предпоследний ряд. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, погружаясь в неглубокий сон. Хоть половина ехавших в лагерь людей ещё не пришла, но парень надеялся, что будет сидеть один, и к нему никто не будет лезть. Вся команда уже находилась на местах. Почти вся. Не было только Бокуто. Он недавно звонил тренеру, объясняя причину своего опоздания (описывая беспомощность нынешних бабушек, обитающих около дорог). — Акааши, я присяду рядом? Ты же не против?! — громкий голос неожиданно бьёт по ушам, и Кейджи, щурясь, открывает глаза и раздражённо смотрит на нарушителя своего покоя. Бокуто весь красный, потный. Такое чувство, что он не выспался: небольшие тёмные круги под глазами хоть и не были ярко выражены, но от внимательного взгляда Кейджи изменения во внешности доигровщика просто не могли пройти мимо. Котаро стоит, оперевшись рукой на подлокотник. Акааши недовольно обводит его взглядом и ненарочно останавливается на плече. Оно напряжено, и мышцы, словно змеи под кожей, перемещаются, будто бы ползая из стороны в сторону при каждом его шумном вдохе и выдохе. Бокуто был весьма накачан и поддерживал себя в форме — этого Акааши не мог отрицать. Кейджи пялился на его мышцу секунды четыре, но этого было достаточно, чтобы смутить. Тот поспешно спрятал руки за спину, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос. — Можешь сесть, — смущение Бокуто как рукой сняло. Он улыбнулся, обнажая ровный ряд зубов, и плюхнулся рядом с Кейджи, который уже думал о своём, опустив веки. Автобус отъехал, и уже через полчаса все угомонились, а некоторые и вовсе спали. Котаро сопел, склонив голову набок и иногда довольно шумно похрапывал. Сон Акааши был весьма чутким, и он открыл глаза, понимая, что уснуть вновь будет сложно. Парень достал наушники и начал выбирать подходящий плейлист. «Каприз» Паганини заглушал звуки, издаваемые его соседом. Акааши смотрел в окно на пролетающие мимо деревья, на людей, животных и дороги. Вдруг на него упало что-то тяжёлое и тёплое. Разумеется, этот придурок даже не заметил во сне начало своего падения. Сначала Кейджи хотел отпихнуть его, но потом почувствовал своим телом те самые руку и шею, на которые он так засматривался всё это время. Бокуто упал на Акааши слишком удачно: прижался своим плечом к его руке, а головой лежал на его надплечье. Храп, конечно же, прекратился, но теперь смущался уже Акааши, которому дышали в ключицу. Но и в этом было нечто приятное. Это продолжалось где-то час. Теперь прекратилось и сопение. ‘’Кажется, что он уже не спит", подумал Акааши и скосился на Котаро. У него был странный взгляд, он слегка улыбался. — Бокуто-сан, мы уже приехали… — начал было Акааши. Бокуто, дёрнувшись, выпрямился и отвернулся. Кейджи заметил, что парню было неловко, он залился краской и пытался сдерживать идиотскую улыбку. — Чему вы так рады? — настороженно спросил он (ему не нужны были неприятности из-за того, что он кому-то вдруг понравился). Но в ответ на свой вопрос Кейджи получил лишь порцию игнора. Комнаты в здании, где они должны были ночевать, оказались весьма небольшими. Туда могло поместиться человека два-три. И по «счастливой случайности» их поселили вдвоём (Будто бы сама Вселенная шипперила БокуАка). Когда все занимали себе места в комнатах и раскладывали свои вещи по полкам, была уже вторая половина дня. Широфуку сказала, что надо собираться на обед, а после отдыха будет только лёгкая вечерняя тренировка и ужин. Бокуто быстро разложил (распихал мятые комки) одежду по полкам, а личные вещи закинул в тумбочку и убежал в столовую. Акааши же аккуратно распределил шорты, джинсы и футболки по шкафу. «Остальное разложу после обеда», подумал он и вышел из комнаты, со скрипом закрыв за собой дверь. Вместе с ними в лагере были Некома и Карасуно. Куроо вместе с Козуме и Тсукишимой подсели к ним за стол. Куроо и Бокуто постоянно шутили, Тетсуро уже успел подавиться хлебом после рассказа о том, как чей-то дед захлебнулся, упав пьяный в тарелку с борщом, а Бокуто просто не мог донести ложку с супом до своего рта, не разлив при этом содержимое. Тем временем Акааши и Кенма переглянулись, в их взглядах было и извинение за своего капитана, и понимающая друг друга усталость. Кей просто ел, заткнув уши наушниками и думая о том, как же его все задолбали. Во время тихого часа Котаро сидел в комнате Куроо и Кенмы. Акааши было всё равно, хотя, он был рад, что сможет поспать, даже если это будет каких-то полчаса. Положив остатки своей одежды в шкаф, он снял штаны со свитером и залез в футон. — АКААШИ, АКА… — Бокуто ввалился в комнату и, разумеется, разбудил полуспящего. За ним, в дверном проёме, стоял Куроо и стрёмно (обычно) улыбался. Кейджи посмотрел на них своими холодными и раздражёнными глазами, отвернулся и попросил их уйти. На вечерней тренировке они отыграли один матч с Карасуно. Хината и Бокуто просили ещё игру, но им разрешили лишь дополнительно потренировать удары. Акааши ушёл в корпус. Приняв душ, он выключил свет и лёг спать. Его разбудило шуршание. Кейджи приподнял веки и увидел перед собой в полутьме силуэт Бокуто. Тот поспешно переодевался. Акааши наблюдал за ним: третьегодка стянул с себя потную футболку. Тусклый холодный лунный свет озарял его торс и плечи. «Хочу, чтобы это было моим», пронеслось в голове. У Кейджи сбилось дыхание, он закрыл рот рукой и тем самым привлёк к себе внимание. — Хей, Акааши, неужели я так плохо пахну? — взволнованно спросил Бокуто. — Почему ты на меня так смотришь? — снова спросил он, смутившись, на что Кейджи резко развернулся к нему спиной. Спустя некоторое время, Котаро плюхнулся на футон. Лёжа на спине, доигровщик пытался уснуть, послышался лёгкий шорох со стороны соседа. Что-то не давало ему покоя, казалось, что на него пялятся, причём в наглую. Бокуто не хотел смотреть в его сторону. Было слишком жутко. Доигровщик перевалился на другой бок, смотрел на пустую стену и в окно. «Может, я ему всё-таки нравлюсь?», подумал он. Бокуто любил Кейджи уже как второй год, а теперь появилась надежда, что это взаимно. Картины в голове связующего были куда более мерзкими, чем можно было представить, посмотрев в его глаза. Голые мышцы, с которых содрана кожа, очищенные от всего лишнего кости и хрящи. — Акааши, я тебе нравлюсь? — прошептал Котаро. Ему было и жутко, и неуютно, он сам не понял, зачем спросил это. Он не смел обернуться, просто лежал и ожидал. — Да, — этот краткий и холодный ответ был одним из самых прекрасных, которые Бокуто когда-либо слышал. Тревога отступила и он вскоре уснул. Утром, когда он открыл глаза, Кейджи уже ушёл. Его футон был застелен и убран. С лёгкой улыбкой Бокуто потянулся и встал. На завтраке и тренировке он был тише обычного. Какой-то рассеянный и несобранный. — Бокуто-сан, всё хорошо? — Котаро пришёл в себя. — А? Да-да, нормально всё, — сказал парень и растянул рот в довольной детской улыбке, а в его золотистых глазах мелькали звёздочки. После этого они не разговаривали. Ни на тренировке, ни на обеде. Лишь перед сном перекинулись парой фраз об одежде и зубных щётках. Настало время отбоя. Кейджи выключил свет и направился к своему спальнику. — Бокуто-сан, зачем? — Акааши всё так же безэмоционально смотрел на Бокуто и на сдвинутые футоны. — Тебе не нравится? Ну, Акааши! — начал было истерить третьегодка, но его прервали. — Ладно, спокойной ночи, — пробубнил Кейджи и полез в спальник. Ему было стыдно, некомфортно и слишком соблазняюще лежать рядом с предметом своего фетиша. Накрыв себя с головой одеялом, он зажмурился и пытался думать о чём-то другом. «Что угодно… Что-то кроме плеч и шеи… Может, новые виды атак? Или рыба. Тесты по биологии? Проблемы современной астрофизики, нерешённые парадоксы?», звучало в его голове. Резко вокруг него стало жарче, он уже почти уснул и не сразу понял, что его обняли. С головы стянули одеяло и прижались к его щеке. — Бокуто-сан, что вы делаете? — эти слова уже не звучали так бесчувственно, скорее неуверенно. Было неудобно, но чужое тепло казалось приятным, а щека Котаро, слегка шершавая и в мелких порезах от бритвы, была настолько знакома, уже как родная. — Акааши-и, — он буквально мяукал его имя. Бокуто запустил руки под его одеяло и нежно, слегка касаясь, провёл по груди парня. — Акааши-и-и~ — теперь уже шептал на ухо. От дуновений Кейджи вздрогнул. Котаро ещё крепче обнял его. — Ты мне так нравишься… Можно? — Он потянулся губами к передней части лица. — Стойте, не торопитесь, — Кейджи развернулся, но только для того, чтобы оттолкнуть. — Бу-бу-бу~, — передразнил Бокуто и демонстративно отвернулся, выражая свою "обиду" — Я же так просто не отстану. Акааши было слишком неудобно, внутри всё сжималось, и он не находил себе места. В позе эмбриона он старался уснуть, его трясло, было слишком жарко. Раньше Бокуто мог позволить себе такую близость, но ненадолго. Он мог приобнять или шлёпнуть по пятой точке, однако потом это всё сводилось в шутку. Но сейчас он был серьёзен. На глазах выступила влага. Слёзы скатывались как огромные бусины. Влюблённость превратилась в страстную одержимость. Желание обладать подавило желание сделать Бокуто счастливее. И ведь Бокуто вправду не нарушит своих слов, он не отстанет. Кейджи знал это и решил воспользоваться таким удачным моментом. Отпросившись с тренировки под предлогом головной боли, он ушёл к себе и судорожно начал рыться в прикроватной тумбе. Наконец у себя он нашёл лишь маленькие маникюрные ножнички. Над ножницами и, собственно, над собой тоже, издеваться не хотелось, так что он без укоров совести стал копошиться и в вещах Котаро. «Нихерасе», только это и было в его голове на момент обнаружения в рюкзаке своего капитана складного ножа. Он взял его в руки, открыл. Это был швейцарский нож с золотисто-чёрной резной ручкой и зазубринами у основания лезвия. Кейджи опробовал его на остроту. Металл с лёгкостью срезал мягкие волоски на тыльной стороне ладони. А затем и ткань футболки, задев нежную кожу. Прекрасно… Войдя в комнату, потный Бокуто впал в ступор. Перед ним на футоне в одной только огромной ночной рубашке лежал Акааши и читал. Он даже не прикрыл ноги одеялом, как в прошлый раз. — Акааши... Ты…— начал мямлить и поймал на себе вопросительный взгляд. На него из-под опущенных ресниц смотрели те самые изумрудные глаза. — Что? Хотите сделать что-то, да? — парень будто бы дразнил. Этого ещё не хватало, Бокуто и так уже был на пределе, готовый вот-вот накинуться на Кейджи. — Очень хочу, — выдавил он почти шёпотом. — Сильно хочу. Он навис над связующим и поцеловал его сразу с языком, а Кейджи и не думал сопротивляться. Это было мягко и горячо, он толкался в рот практически на всю возможную длину, обводил кончиком чужие дёсны и ровный ряд зубов, гладил внутреннюю поверхность щёк. Весьма мокро и приятно, но для Бокуто лишь поцелуя не было достаточно, Акааши понимал это и теперь уже сам нависал над ним. Во взгляде доигровщика было всё: страсть, удивление, возбуждение, нежность и некий испуг. Кейджи стянул с него футболку, провёл пальцами по его груди, поднялся к шее и плечам, а шаловливые ручонки Котаро уже скользили вверх по бёдрам сеттера. Акааши чувствовал через чужие шорты чужое возбуждение. Надо было бы поторопиться… Он наклонился к Бокуто и ещё раз поцеловал его, залезая руками под подушку. Нащупав там холодную рукоятку, он оторвался от чужих губ. — Бокуто-сан, только не шумите, хорошо? — эту фразу они понимали по-разному. — Конечно…— его глаза расплылись в наслаждении и предвкушении чего-то очень долгожданного, его руки сцепили над головой, но Котаро было уже всё равно. — Вот и замечательно, я всегда хотел этого, — правая рука Кейджи показалась из-под подушки и взметнулась вверх. — Я тоже, Акаа… СТОЙ, НЕТ, ПОЖАЛУ… — начал истерически вопить Бокуто, но он не успел. Нож прошёлся прямо по голосовым связкам. Уж кто, а маленький фетишист знал, где они находятся. — Тшш, тише, вы же сказали, что не будете шуметь, — к припухшим губам Бокуто прислонилось лезвие давно знакомого ножа. Ему это подарил отец на пятнадцатый день рождения. Он очень заботился о подарке: чистил его и аккуратно затачивал. И вот Бокуто режет его же возлюбленный этим самым ножом. Рот наполнялся алой кровью, которая стекала в лёгкие, вызывая этим жгучую боль, будто тысячи мелких бритв царапали их изнутри. Удар. Ещё один. В глаз, по щеке, в переносицу и сквозь костный шов. Глухие звуки ударов тихо разносились по комнате. Пару не было слышно. — Ха, вы всё-таки успокоились, — Акааши медленно надрезал кожу около основания шеи. — Не думал, что вы сдадитесь так быстро, — он оторвал себе его левую трапециевидную мышцу. — Благодарю. Уверен, что вы даже не представляете, как долго я хотел обладать ей, — Акааши положил кусок мяса на грудь парня и начал внимательно изучать место среза. — Так красиво… вам тоже нравится, я знаю, — он высунул язык и начал вылизывать оголённые рваные ошмётки мышцы. Солоноватый привкус растёкся по всей полости рта. — А вы весьма вкусный, — Акааши надкусил немного, оторвал и проглотил. — Хоть и сырой, — на одной только шее останавливаться он не хотел. Главный фетиш был на плечи доигровщика. Кейджи откинул одну его руку в сторону, чтобы было удобнее резать. Разрез, второй, третий, и вот уже сквозь кровь был виден сустав. Протяжный хруст. Зазубрины пригодились. Ещё разрез. Теперь его рука полностью принадлежала сеттеру. Акааши снова расплакался, но в этот раз от счастья. Он улыбался. Он достиг цели. Он по-настоящему счастлив. Крепко обняв всё ещё кровоточащую плоть, он свалился с бездыханного тела. Прижав к себе и кусок шеи, Кейджи успокоился. Утром свет с улицы озарял труп, его оторванные части и умиротворённо спящего шестнадцатилетнего подростка. Вокруг них была огромная лужа свернувшейся потемневшей крови. В дверь постучали, зашёл ехидный Куроо. — Хей, голубки, мы уже идём на завтрак, вы... — он онемел от ужаса. Его лучший друг был мёртв.