Безусловный рефлекс

В доме никогда не было совсем тихо. Даже ночью он был наполнен звуками окружающего леса, гриффонюшен, тихими голосами библиотечных книг и, конечно, бормотанием Ньюта, который лет с пяти, после того как его покусал джарви, начал говорить во сне. Когда им исполнилось по семь, Тесей выпросил себе отдельную кровать, а в десять каждый из них получил по личной комнате, даже более просторной, чем та, что они делили до того. Напротив друг друга в дальнем от гриффонюшен конце крыла, но звуки ночного дома и леса и сбивчивый шёпот Ньюта, до сих пор иногда пробирающегося в его постель, чтобы поболтать перед сном, да так и отключающегося на соседней подушке, всё равно сопровождали Тесея, убаюкивая, или, если не повезёт, нарушая его сон. Вот и сейчас по коридорам сновали отзвуки, шепотки, эхо Тесеевых шагов и тихие всхлипывания… Тесей вздрогнул — Ньют, конечно, часто говорил во сне, но почти никогда не плакал. Тесей постоял перед комнатой брата, чувствуя тот зуд, который всегда пробуждался, когда он волновался за Ньюта. Зуд ответственности. Три, всего три минуты разницы, но иногда было ощущение, что целых три года — настолько Тесей привык вытаскивать братишку из передряг, в которые тот постоянно попадал из-за стремления изучить, посмотреть поближе, покормить с рук или даже погладить какую-нибудь не ту зверушку. За дверью стояла тишина, что для комнаты Ньюта было очень странно — тот постоянно притаскивал из своих путешествий очередную шумную тварь, например, как в последний раз, фуупера, которого выдрессировал так, что птица по команде исполняла симфонии или свистела паровозным гудком. Всхлипы раздавались откуда-то ещё. Тесей двинулся по коридору, внимательно прислушиваясь, дошёл до конца коридора, поднялся по лестнице, в последний момент вспомнив наложить на тапочки заклятье кошачьей лапы. Под дверью их старой комнаты мерцала полоска света, и оттуда же раздавались всхлипы и стоны. Тесея прошиб пот, он даже не помнил, как бросился вперёд, повернул ручку и застыл на пороге с поднятой на въевшихся под кожу рефлексах палочкой. Но, судя по всему, спасать никого было не надо. Он будто попал в кошмарный сон. Ньют лежал прямо на полу, нелепо изогнувшийся, мечущийся из стороны в сторону, скребущий растопыренными пальцами доски пола. Стонущий и всхлипывающий под лаской пульсирующих щупалец, оплетающих его обнажённое тело. В неровном свете очага особенно резко выделялось заострившееся лицо, напряжённые мускулы, неровности шрамов. Тесей с Ньютом даже иногда хвастались, насколько усиливал разницу между ними очередной несводимый ни зельями, ни чарами рубец. Над худым животом Ньюта покачивался возбуждённый влажный член с оголившейся головкой, та деталь, которая до сих пор ничем не отличалась, не считая того, что Ньюту больше нравилось давление вокруг головки, тогда как Тесей предпочитал стимуляцию ближе к яичкам. С обеих сторон от члена, широко разводя бёдра, будто пролегли тёмные канаты, и Тесей проследил их взглядом до бугрящегося тела. Раньше он никогда не видел вживую суккуба в натуральной форме, только на картинках в учебниках и под людской личиной на задержаниях. Впрочем, как теперь своими глазами убедился Тесей, встречались извращенцы, которым личина была необязательна. Тварь сидела рядом с Ньютом, довольно светясь, насыщаясь чужой магией и сексуальной энергией, и, кажется, совершенно не замечала возникшей угрозы. Вот, значит, почему раз в неделю Ньют выглядел по утрам таким вымотанным. С минуту Тесей выбирал, прервать кормление, или оставить Ньюту его новое развлечение и потом подшучивать над ним как минимум пару месяцев, и даже успел повернуться к комнате спиной, когда брат окликнул его. Тесей обернулся, думая, что теперь это Ньют будет отпускать шуточки о подглядывании и одинокой аврорской жизни, а ему предстоит отводить взгляд и призывать всю свою выдержку, чтобы не покраснеть на виду у всего департамента, или обедать у себя в кабинете. Глаза Ньюта всё так же были закрыты, губы кривились в неровной улыбке, одна рука вцепилась в ножку кровати, на которой давно никто не спал, а пальцы второй гладили шею, обводили ключицы, скользили по шрамам на груди, теребили левый сосок. Тесей сглотнул, а Ньют вдруг весь выгнулся, почти вставая на гимнастический мостик, разомкнул губы и выстонал: «Тес-с-сей!», заливая бёдра и живот золотистой в отблесках каминного пламени спермой. Тесей разжал пальцы, стиснутые на дверной раме, резко развернулся и сбежал, всё ещё видя перед глазами соскальзывающие с тела Ньюта ставшие гладкими от перекорма щупальца и его широкую довольную улыбку. К концу недели эротические кошмары вышли на тропу войны. Через месяц Тесей настолько не высыпался, что чуть не подписал на автомате запрос на переоформление утерянных документов, подсунутый ему Ньютом в обеденный перерыв. Он поднял глаза на отражение собственного лица, встретился с умоляющим взглядом. — Кто на сей раз? — спросил Тесей, подозревая ответ. — Оборотень? Вампир? Вейла? — Суккуб. Она абсолютно лояльна. Хочешь, я вас познакомлю? — Я похож на человека, у которого есть время и деньги на общение с суккубом? — Ты похож на человека, у которого стоит только на работу, большой брат. Тесей фыркнул, вытряхнул в ладонь палочку и подписал эти грёбаные бумажки. — Надеюсь, мне не придётся вскорости подписывать разрешение на её арест. — Спасибо, ты — лучший. Ньют чмокнул его в щёку, как делал это почти всегда, когда Тесей соглашался оказать ему услугу. Или при встрече. Или при прощании… Слишком часто. Слишком близко прижимаясь. Слишком долго задерживая губы на его коже, дольше, чем даже позволяли себе ведьмы, с которыми у Тесея случался роман. Он с усилием заставил себя расслабиться, но слишком наблюдательный Ньют заметил. — Тебя что-то беспокоит? Ты меня беспокоишь, хотелось ответить Тесею, ты и мои сны, в которых слишком много тебя. Тесей никогда не рассматривал отношения с мужчинами как нечто большее, чем взаимопомощь в отсутствие женщин. Или изучение и обучение, как когда они с Ньютом были подростками. С человеком, который делит с тобой душу, было проще поговорить, чем с деканом или колдомедиком, искать, чем отличается половое влечение магов от инстинкта размножения волшебных и обычных животных, выяснять, как именно можно удержаться от того, чтобы не перепачкать бельё, провожая за стол девчонку после танцев. Тесей понял, что уставился на губы брата, и надеялся только, что у него достаточно расфокусированный взгляд, чтобы тот принял это за задумчивость. Я могу с этим справиться, подумал Тесей и покачал головой, отгоняя наваждение. — Ничего интересного. — Если это не сверхсекретно, ты знаешь, что я готов выслушать. Дверь моей комнаты всегда открыта для тебя. Он пришёл. Выговаривался, отговаривался, потом договаривался — с собственной совестью. Потом приходил уже Ньют. Поговорить. Они действительно разговаривали, лёжа на более широкой, чем в комнате напротив, кровати Тесея. Ньют рассказывал очередную чушь о каком-нибудь вымирающем или недавно переоткрытом магическом виде, Тесей жаловался на тупых подчинённых и всё увеличивающееся количество магических преступлений в маггловском мире. Жаловался, пока не срывался на бессвязные стоны под ловкими пальцами, не закусывал подушку или подставленное веснушчатое плечо, не захлёбывался поцелуями таких знакомых и незнакомых одновременно губ. А Ньют выплёскивал на него горячечный бред почти нарциссической страсти, своих безумных и бесстыдных демонов, свою бесконечную любовь, которой хватит, наверное, на весь мир, и ещё немного останется про запас, чтобы раздать голодным дементорам. Через полгода за завтраком матушка сказала, что ей надоело каждый раз накладывать заглушающие чары у входа в их крыло. И ещё много чего сказала, не стесняясь в словах и используя пять языков для большей выразительности. Тесей зачем-то начал с ней спорить, привычно бросившись защищать младшего брата, и в итоге они разнесли столовую и прилегающую к ней зелёную гостиную. К вечеру того же дня Ньют передал дела заместителю и уехал в кругосветку. Спустя неделю Тесей всё же познакомился с суккубом. Ей замечательно удавалось заклятие личины.